Поэтому он с облегчением встретил окончание короткой церемонии. Скорбящие, по преимуществу кровные родственники, начали расходиться.

– Я должен возвращаться на базу, – сказал Толлер. – Нужно еще много… – Он не договорил, так как увидел, что прелат отделился от своего окружения и направляется к ним. Решив, что у Балаунтара дело к Лейну, Толлер вежливо отошел на шаг и удивился, когда тот приблизился к нему и несильно ударил в грудь растопыренными пальцами. Близко посаженные глаза первосвященника смотрели гневно.

– Я помню тебя, Маракайн, – сказал он. – Это ты схватил меня в Радужном Зале перед королем. – Он снова ударил Толлера, явно желая оскорбить его этим жестом.

– Вот вы и сровняли счет, – непринужденно сказал Толлер. – Чем могу быть вам полезен, господин?

– Выбрось эту форму, она оскорбляет всю церковь и меня в частности!

– Чем же?

– Всем! Ее цвет символизирует небо и афиширует твое намерение осквернить Горний Путь! Эти синие тряпки оскорбляют любого возвышенно мыслящего гражданина страны, даже если твои нечестивые амбиции останутся лишь намерениями.

– Форму я ношу на службе Колкоррона, господин. Адресуйте свои возражения непосредственно королю или принцу Леддравору.

– Эх! – Лицо Балаунтара дышало ненавистью, гневом и отчаянием. – Знай, это не сойдет тебе с рук! Ты, твой брат и вам подобные надменно отвернулись от Церкви, но ты испытаешь на себе, что терпение народа имеет предел. Увидишь! Великое кощунство, великое злодеяние не останутся безнаказанными. – Он повернулся и зашагал к воротам кладбища, где его ожидали священники.

Толлер посмотрел ему вслед и обернулся к брату с женой.

– Прелат чем-то недоволен, – сказал он, подняв брови.

– В свое время ты раздробил бы ему кисть за такое. – Лейн изобразил жест Балаунтара, мягко толкнув Толлера в грудь. – Ты больше не впадаешь в ярость так легко?

– Вероятно, я видел слишком много крови.

– Ах да. Как я мог забыть? – В тоне Лейна слышалась явная издевка. – У тебя же новая роль, да? Человек, который слишком много испытал на своем веку.

– Лейн, я совершенно не понимаю, чем я тебя рассердил. Это меня огорчает, но сейчас мне некогда. – Толлер кивнул брату и поклонился Джесалле, а ее обеспокоенный взгляд перебегал с одного на другого.

Толлер уже хотел идти, но Лейн с глазами, полными слез, широко распахнул руки и обнял брата и жену вместе.

– Береги себя, братик, – прошептал Лейн. – Твой семейный долг – вернуться невредимым, чтобы потом мы полетели на Верхний Мир вместе. Я доверю Джесаллу только самому лучшему пилоту. Понимаешь?

Толлер кивнул, не пытаясь заговорить. В грациозном теле Джесаллы не ощущалась неподобающая случаю сексуальность. Брат замкнул психологическую цепь, и сделал это как нельзя вовремя. Толлер чувствовал, что его утешили и исцелили, а его жизненные силы не только не растрачиваются, но даже возрастают.

Высвободившись из объятий, он осознал, что силен, легок и полностью готов к полету.

– Пятьдесят миль с наветренной стороны у нас охвачено телеграфными донесениями, – говорил главный инженер ЭЭНК Вато Армдюран. – Птерта не проявляет большой активности, так что тут у вас порядок. Но ветер сильный, и это мне не нравится.

– Если ждать идеальных условий, то мы никогда не отправимся. – Толлер прикрыл глаза от солнца и стал осматривать бело-голубой купол неба. Поверх самых ярких звезд, не заслоняя их, лежали высокие облака, а широкий серп света на диске Верхнего Мира указывал время – разгар утреннего дня.

– Все так, но вам грозит ложный подъем, как только баллон высунется на ветер из ангара. Будь осторожен.

Толлер улыбнулся.

– Не поздновато ли для уроков по аэродинамике?

– Тебе-то что. Ты убьешься, а отвечать придется мне, – сухо возразил Армдюран. Волосы у него были колючими, а приплюснутый нос и шрам от меча на подбородке придавали ему вид бывалого вояки. Свою должность он занимал благодаря выдающимся способностям инженера-практика, и назначил его лично принц Чаккел.

– Ради вас постараюсь не убиться. – Толлеру пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум в ангаре. Бригада накачки деловито крутила большой вентилятор. Его шестерни и деревянные лопасти непрерывно стучали, загоняя ненагретый воздух в баллон небесного корабля, который был отодвинут от гондолы в направлении ветра. Делалось это для того, чтобы туда можно было ввести горячий газ маглайн от горелки на энергетических кристаллах, так чтобы газ при этом не ударил в тонкую ткань. Этот метод помогал не прожечь оболочку, особенно нижнюю часть стенок вокруг горловины. Надсмотрщики отдавали приказы рабочим, которые удерживали просмоленными канатами постепенно надувающийся баллон.

Квадратная гондола с комнату величиной, уже укомплектованная для полета, лежала на боку. Кроме горючего, еды и питья, загрузили мешки с песком, равные весу шестнадцати человек, чтобы вместе с командой испытателей получить максимальную рабочую нагрузку. Около гондолы стояли трое, которые летели с Толлером; они готовы были по команде запрыгнуть на борт. Толлер знал, что с минуты на минуту начнется подъем, и сумятица чувств из-за Джесаллы, Лейна и похорон Гло постепенно отодвигалась на задворки сознания. Мысли Толлера уже путешествовали в ледяной неведомой голубизне, и его заботы уже не были похожи на обычные заботы прикованного к Миру смертного.

Послышался стук копыт. Толлер обернулся. В ангар въезжал принц Леддравор, а за ним – открытый экипаж с принцем Чаккелом, его женой Дасиной и тремя детьми. Леддравор оделся в белую кирасу, как на парад, на боку у него висел неизменный боевой меч, а к левому предплечью был прикреплен метательный нож в ножнах. Он спешился с рослого синерога и не торопясь пошел к Толлеру и Армдюрану, изучая по дороге каждую деталь подготовки к полету.

За время службы в армии Толлер не видел Леддравора, а по возвращении в Ро-Атабри – только издали. Он заметил, что лоснящиеся черные волосы принца тронула у висков седина; Леддравор отяжелел, но вес равномерно распределялся по телу, лишь слегка размывая рельеф мускулов и делая еще глаже каменное лицо. Принц подошел, Толлер и Армдюран отдали честь. Леддравор кивнул в ответ.

– Что ж, Маракайн, со времени нашей последней встречи ты стал важным человеком. Надеюсь, это сделало тебя чуть более уживчивым.

– Я не отношу себя к важным персонам, принц. – Толлер тщательно старался говорить бесстрастно, пытаясь в то же время оценить настроение Леддравора.

– Ну как же! Первый человек, который поведет корабль на Верхний Мир. Это большая честь, Маракайн, и ты упорно работал, чтобы добиться ее. Знаешь, некоторые говорили, что для такой миссии ты слишком молод и неопытен, мол, надо ее доверить офицеру с большим стажем в Воздушных Силах, но я пресек эти возражения. На учебных курсах ты добился лучших результатов и к тому же не обременен приемами и привычками воздушных капитанов. И ты, несомненно, храбрец, поэтому я решил, что в испытательном полете капитаном будешь ты. Что ты на это скажешь?

– Я благодарен вам, принц, – сказал Толлер.

– От тебя не требуется благодарности. – На лице Леддравора промелькнула и исчезла прежняя, далеко не дружелюбная улыбка. – Ты просто пожинаешь плоды своих трудов.

И Толлер сразу понял, что ничего не изменилось, что Леддравор по-прежнему смертельный враг, он ничего не забыл и не простил. Весь последний год принц по каким-то неизвестным причинам притворялся снисходительным, но он, несомненно, все еще жаждет крови Толлера.

«Он надеется, что полет будет неудачным, рассчитывает, что посылает меня на смерть!» Во внезапном озарении Маракайн прочитал мысли Леддравора. Что касается самого Толлера, то теперь он испытывал к принцу лишь холодное презрение и в какой-то степени – жалость, брезгливую жалость к существу, не знающему ничего, кроме злобы, и захлебывающемуся в собственном яде.

– Тем не менее я благодарен, – сказал Толлер, тайно наслаждаясь двусмысленностью своего ответа. Он ждал этой встречи лицом к лицу с Леддравором, но оказалось, что он решительно и бесповоротно перерос себя прежнего. Отныне и навеки его душа воспарит над Леддравором и ему подобными так же высоко, как небесный корабль воспарит над океанами и континентами Мира, – достойная причина для радости.