Он приглашающе подался вперед. Но ответа не получил.

— Мир в ужасном беспорядке. Как вы и говорили. В этом я с вами согласен. У нас есть точка соприкосновения. Можно начать с нее. Необходимо что-то предпринимать. Я только хотел… Послушайте, — неожиданно выкрикнул он, — почему не даете мне поговорить с вами?

— Вы говорите со мной.

— Я… в общем… в общем, вы понимаете, что я имею в виду.

— Полностью.

— Ну?.. Ну, что вы хотите сказать?

— Ничего.

— Что?

— Ничего.

— О, да будет вам!

— Я не искал разговора с вами.

— Но… Но послушайте!.. У нас есть темы для обсуждения!

— У меня нет.

— Послушайте, — заговорил мистер Томпсон после паузы, — вы человек действия. Практичный человек. Еще какой! Я не совсем разобрался в вас, но в этом уверен. Разве вы не такой?

— Практичный? Да.

— И я тоже. Мы можем говорить напрямик. Выложить карты на стол. Чего бы вы ни добивались, я предлагаю вам сделку.

— Я всегда готов заключить сделку.

— Я это знал! — торжествующе выкрикнул мистер Томпсон, стукнув кулаком по колену. — Я так и говорил им, всем этим тупым интеллектуальным теоретикам вроде Уэсли!

— Я всегда готов заключить сделку с любым, у кого есть ценность, которую он может мне предложить.

Мистер Томпсон не понял, почему у него екнуло сердце перед тем, как он ответил:

— Отлично, назовите свои условия, приятель! Назовите свои условия!

— Что вы можете мне предложить?

— Ну, как… все, что угодно.

— Например?

— Все, что назовете. Слышали вы наши коротковолновые передачи к вам?

— Да.

— Мы говорили, что примем ваши условия, любые условия. Мы не лгали.

— Слышали вы, как я говорил по радио, что не соглашусь ни на какие условия? Я не лгал.

— О, но послушайте, вы неверно поняли нас! Вы думали, что мы будем сражаться с вами. Нет. Мы не настолько косны. Мы готовы рассмотреть любую идею. Почему вы не ответили на наши призывы, не пришли на совещание?

— Это еще зачем?

— Потому что… потому что мы хотели поговорить с вами от имени страны.

— Я не признаю за вами права говорить от имени страны.

— Ну, знаете ли, я не привык… Что ж, хорошо, согласитесь вы просто выслушать меня?

— Я слушаю.

— Страна находится в ужасающем положении. Люди голодают и теряют всякую надежду, экономика рушится, никто больше ничего не производит. Мы не знаем, что с этим делать. Вы знаете. Вы знаете, как заставить механизм работать. Хорошо, мы готовы пойти на уступки. Скажите нам, что делать.

— Я сказал.

— Что?

— Уйдите с дороги.

— Это невозможно! Немыслимо! Об этом не может быть и речи!

— Видите? Я сказал вам, что нам нечего обсуждать.

— Постойте, постойте! Не идите на крайности! Всегда существует золотая середина. Нельзя требовать всего. Мы не… люди не готовы к этому. Нельзя ожидать, что мы бросим государственную машину. Мы должны сохранить систему, но готовы ее исправить. Мы модифицируем ее, как вам угодно. Мы не упрямые теоретики-догматики, мы гибкие. Мы сделаем все, что вы скажете. Дадим вам свободу действий. Будем с вами сотрудничать. Пойдем на компромисс. Поделимся поровну. Мы сохраним сферу политики и дадим вам полную власть в сфере экономики. Отдадим вам производство, подарим всю экономику. Вы будете управлять ею, как сочтете нужным, будете отдавать распоряжение, издавать директивы, и организованная мощь государства будет обеспечивать соблюдение ваших решений. Мы будем готовы повиноваться вам, все, начиная с меня. В сфере производства будем делать все, что вы скажете. Вы будете… будете экономическим диктатором страны!

Голт рассмеялся.

Мистера Томпсона потряс его простой, веселый смех.

— Что это с вами?

— Вот, значит, какое у вас представление о компромиссе?

— Какого… Да не усмехайтесь так!.. Думаю, вы меня не поняли. Я предлагаю вам должность Уэсли Моуча, чего-то большего предложить вам не может никто!.. Вы будете вольны делать все, что угодно. Если вам не нравится контроль, уберите его, хотите более высоких прибылей и более низких зарплат, декретируйте их. Если хотите особых привилегий для крупных магнатов, дайте их. Если вам не нравятся профсоюзы, распустите их. Хотите свободной экономики, прикажите людям быть свободными! Ведите эту игру, как сочтете нужным, но заставьте механизм действовать. Организуйте страну. Заставьте людей снова работать и производить. Верните своих людей, людей разума. Ведите нас к мирному, научному, индустриальному веку и к процветанию.

— Под дулом пистолета?

— Послушайте, я… Черт возьми, что тут смешного?

— Скажите мне вот что: если вы способны делать вид, что не слышали ни единого моего слова по радио, почему вы думаете, что я стану делать вид, что не говорил его?

— Не понимаю вас! Я…

— Оставьте. Это риторический вопрос. Первая часть его отвечает на вторую.

— Что?

— Я не играю в ваши игры, приятель, если вам необходим перевод.

— То есть вы отказываетесь от моего предложения?

— Отказываюсь.

— Но почему?

— Я три часа объяснял по радио, почему.

— О, это всего-навсего теория! Я говорю о деле. Я предлагаю вам лучшую на свете должность. Скажите, чем она плоха?

— Я три часа говорил вам, что система не будет действовать.

— Вы заставите ее действовать.

— Каким образом?

Мистер Томпсон развел руками.

— Не знаю. Если бы знал, то не обращался бы к вам. Это вам решать. Вы — индустриальный гений. Вы можете решить все проблемы.

— Я сказал, что сделать этого нельзя.

— Вы сможете.

— Как?

— Как-нибудь. — Услышав смешок Голта, он добавил: — Почему нет? Скажите, почему?

— Хорошо, скажу. Вы хотите, чтобы я был экономическим диктатором?

— Да!

— И будете подчиняться моим распоряжениям?

— Беспрекословно!

— Тогда начните с отмены всех подоходных налогов.

— О, нет! — выкрикнул мистер Томпсон, вскочив. — На это мы не можем пойти! Это… это не сфера производства. Это сфера распределения. Как мы будем платить государственным служащим?

— Увольте своих государственных служащих.

— О, нет! Это политика! Это не экономика! Вы не можете вмешиваться в политику! Нельзя требовать всего!

Голт скрестил на подушечке ноги и устроился поудобнее в парчовом кресле.

— Хотите продолжать дискуссию? Или поняли мою позицию?

— Я только…

— Вы убедились, что у меня есть позиция?

— Послушайте, — заговорил мистер Томпсон, сев на край кресла. — Я не хочу спорить. Я не силен в дебатах. Я человек действия. Время поджимает. Я только знаю, что у вас есть разум, такого склада, какой нам необходим. Вы можете сделать все, заставить механизм работать, если захотите.

— Хорошо, отвечу вашим языком: я не хочу. Не хочу быть экономическим диктатором, даже на тот срок, чтобы издать приказ людям быть свободными, за который любой разумный человек плюнет мне в лицо, поскольку знает, что его права не должны зависеть от вашего или моего разрешения.

— Скажите, — спросил мистер Томпсон, задумчиво глядя на Голта, — чего вы добиваетесь?

— Я сказал по радио.

— Не понимаю. Вы сказали, что преследуете свой эгоистический интерес, и мне это понятно. Но что вам может быть нужно в будущем, чего вы не можете получить прямо сейчас, из наших рук, на тарелочке? Я думал, что вы — эгоист и практичный человек. Я предлагаю вам чек на все, что угодно, а вы отвечаете, что не хотите его. Почему?

— Потому что ваш чек не подкреплен фондами.

— Что?

— Потому что у вас нет ценностей, какие могли бы мне предложить.

— Я могу предложить вам все, чего вы можете пожелать. Только назовите это.

— Назовите сами.

— Хорошо, вы много говорили о богатстве. Если вам нужны деньги, то вам за три жизни не заработать того, что я могу дать вам через минуту, сию минуту, наличными. Хотите миллиард долларов, замечательный круглый миллиард?

— Что мне придется создать за него для вас?