Впереди по-прежнему простиралась ледяная пустыня – безжизненная, однообразная, зловещая, но одновременно величественная и прекрасная, завораживающая своим безмолвием и бескрайностью. Питт едва успел ударить по тормозам и переключить сцепление, ошеломленно наблюдая, как всего в сотне футов прямо по ходу внезапно разверзлась трещина и стала стремительно разбегаться в обе стороны ледяного поля.
Он распахнул дверь кабины, спустился по трапу на лед, подошел к краю трещины и заглянул в нее. Открывшееся его глазам зрелище одновременно восхищало и ужасало. Стены расщелины отвесно уходили вниз на невообразимую глубину, теряясь во тьме провала. Серебристо-белые верхние слои льда уже на глубине нескольких ярдов приобретали зеленовато-голубую окраску. И чем глубже, тем темнее становился лед. Ширина трещины составляла около двадцати футов. Услышав за спиной скрип шагов по снегу, Питт обернулся.
– Что делать будем? – озабоченно спросил Джиордино. – Тут на кривой не объедешь – по-моему, она через весь материк тянется.
– Помнишь, Папаша рассказывал, что колеса могут втягиваться при переходе через трещины? Давай-ка посмотрим инструкцию, которую он нам вручил.
Папаша не погрешил против истины, назвав конструктора «корабля снегов» Томаса Поултера гениальным изобретателем. Придуманный им способ преодоления трещин оказался не только действенным, но и достаточно простым на практике. Днище корпуса было плоским, как лыжа, а нос и корма выдавались футов на двенадцать над передними и задними парами колес. Питт привел в действие нужные рычаги и поднят передние колеса до уровня рамы. Затем, используя тягу задних колес, подал машину вперед. Как только передняя секция перевалила трещину и выдвинулась достаточно далеко за противоположный край, он снова выпустил передние колеса, втянул задние, переключил привод и тем же манером перетащил через расщелину корму «корабля снегов». Теперь осталось только вернуть заднюю пару на место – и можно смело продолжать движение.
– Будь я репортером, я бы назвал это блистательным инженерным решением! – восхищенно заявил Джиордино. – Жаль, того парня уже нет в живых – с превеликим удовольствием пожал бы ему руку. И напоил до потери сознания, – добавил он по некотором размышлении.
Питт переключил передачу и снова развернул бульдожью морду «корабля снегов» в направлении остроконечного пика, на добрую тысячу футов возносящегося над другими вершинами.
– Полностью с тобой согласен, – заметил он, – но вот как мог такой человек ошибиться в расчете коробки передач да еще обуть свое детище в лысые протекторы?
– Никто не идеален, – философски пожал плечами итальянец. – Кроме меня, разумеется.
Питт принял это заявление с привычной снисходительностью, но не преминул уколоть:
– Кто же спорит, старина. Кстати, пощупай лопатки – крылышки еще не проклюнулись?
Джиордино снова нырнул в машинное отделение, прихватив с собой инструкцию.
Питт надеялся, что темнота прикроет их проникновение на территорию комплекса, но в это время года в Антарктиде почти не бывает промежутка между закатом и рассветом. Он понимал, что в ближайшие полтора часа непременно должен что-то придумать. Миля за милей ложились под колеса вездехода, и скоро на горизонте должны были показаться корпуса комбината.
В голове у Питта начали понемногу складываться в единое целое кирпичики рискованного плана – дерзкого и отчаянного, однако сулящего неплохие шансы на успех. Но в тот самый миг, когда к нему пришло озарение, вмешались невидимые силы, сама природа, как будто ведомая злой волей, взбунтовалась против осуществления его замыслов. Воздух внезапно сгустился и сделался непрозрачным, как кружевной занавес. Из глубин материка вырвался ураганной силы шквалистый ветер. Видимость упала до нуля, и все вокруг приобрело неясные, размытые очертания. Синий небосвод в считанные секунды застлало белесой пеленой, солнца как не бывало, и только ветер разъяренным чудовищем метался над ледником, зловеще завывая на все лады. Окружающий мир сузился до предела и превратился в сплошной белый вихрь.
Питт вдавил акселератор до упора и вцепился в руль, изо всех сил стараясь удержать многотонную громадину на прямом курсе. Времени оставалось в обрез, и он не собирался останавливаться, бросая вызов стихиям и идя наперекор капризам природы.
Ураганный ветер подхватывал и закручивал смерчем охапки снежной крупы и мелких льдинок, обстреливая ими кабину, как картечью, с такой силой, что Питт всерьез начал опасаться, выдержит ли трехслойное небьющееся стекло довоенного производства. Его сильно швырнуло вперед, когда «корабль снегов» наткнулся на невидимую преграду. Питт напрягся, ожидая повторного толчка, но машина уже перевалила через препятствие и снова покатила по гладкому льду. Из люка машинного отделения высунулась голова Джиордино.
– Проверь приборы, двигатели греются. Тут нет циркуляции воздуха, и из радиатора уже пар валит.
Питт перевел взгляд на приборную панель. Давление масла чуть понижено, но в пределах нормы, а вот стрелки температурных датчиков уже зашкалило в красную зону. Вода из радиаторов испарялась с необыкновенной скоростью и грозила окончательно выкипеть. Если это случится, лопнет водяной шланг двигателя, а затем прогорят и заклинятся в цилиндрах поршни. Уже сейчас ровный гул дизелей стал перемежаться натужным покашливанием.
– Скорей напяливай все свои теплые шмотки! – крикнул Питт. – Как только оденемся, откроешь дверь кабины с правой стороны. Пусть двигатели остудит холодным воздухом.
– А нас заморозит в сосульки?! – послышался из трюма возмущенный голос итальянца.
– Придется потерпеть, пока двигатели не остынут до нормальной температуры.
Оба поспешно натянули комбинезоны и парки, при этом Питт героически сражался на два фронта, натягивая на себя тяжелую меховую одежду и одновременно удерживая машину на курсе. Полностью экипировавшись, он подал знак Джиордино, и тот распахнул дверь. Клубящийся хаос проник в кабину, мгновенно выдув из нее теплый воздух. Питт скорчился за рулем, полузажмурив глаза, а вокруг него бесновался полярный ветер, завывая на все лады и воем своим перекрывая даже рев дизелей.
Принимая столь радикальное решение, Питт не предусмотрел одного обстоятельства: резкое понижение температуры – на сорок градусов в считанные секунды – может вызвать шок. Если человек должным образом одет для защиты от холода, он может в безветренную погоду при температуре в шестьдесят семь градусов ниже нуля выдержать от двадцати до тридцати минут без обморожения и других неприятных последствий. Но, когда к трескучему морозу присоединяется ураганный ветер, охлаждение способно убить человека буквально за несколько минут. Одежда Питта достаточно надежно защищала его от мороза, но не могла противостоять натиску полярной бури, жадно высасывающей из-под нее последние крохи тепла.
Джиордино в машинном отделении имел некоторое преимущество перед напарником. Он забился в щель между двумя двигателями, греясь у пока еще теплых радиаторов. За себя он не волновался, но его сильно беспокоило, выдержит ли Питт следующие несколько минут, пока радиаторные решетки не охладятся до приемлемого уровня. Общаться они уже не могли – вой ветра заглушал все прочие звуки.
Следующие несколько минут показались Питту самыми длинными в его жизни. Такого жутчайшего холода он еще никогда не испытывал. Ветер пронизывал насквозь, будто кромсая невидимым скальпелем кожу и внутренности. Он не сводил глаз со стрелок температурных датчиков, которые неуклонно ползли вниз, но ползли мучительно медленно. Пригоршни льдинок назойливо барабанили в ветровые стекла и осиным роем врывались в открытую дверь, покрывая приборную доску и самого Питта белой коркой. Включенный на полную мощность обогреватель потерпел полное поражение в неравной схватке с морозным воздухом: ветровое стекло быстро обледенело изнутри, а дворники снаружи намертво завязли в сугробах, наметенных на него снежной бурей. Уже не видя перед собой ничего дальше руля, Питт сжался и застыл в бурном водовороте сплошной белизны. Ощущение было такое, будто он угодил прямо в пасть злобному призраку с тысячами острых, мелких зубов.