«Внезапно раздался резкий, пронзительный телефонный звонок. Я настолько глубоко задумался, что даже вздрогнул от неожиданности, поспешно хватая трубку.

— Мальков? — послышался глуховатый, неторопливый голос заместителя председателя ВЧК Петерса. — Приезжай сейчас в ЧК, ко мне, есть срочное дело…

…Навстречу мне из-за стола поднялся высокий худощавый латыш с широким скуластым лицом. Говорил Петерс всегда не спеша, медленно, как бы с трудом подбирая каждое слово, с сильным латышским акцентом. Движения у него были тоже медлительные, скупые, зато спокойные и уверенные.

— Поедешь брать Локкарта, — сказал он, — вот ордер… В помощь возьми одного чекиста и милиционера… Действовать надо решительно, но… культурно. Как-никак фактический глава британской миссии в России. Однако обыск проведи как следует…

Локкарт жил в Хлебном переулке, в районе Поварской. Туда мы и направились… Было уже около двух часов ночи.

Без труда отыскав нужный подъезд, мы, освещая себе дорогу зажигалками — на лестнице стояла кромешная тьма, света, конечно, не было, — поднялись на пятый этаж, где находилась квартира Локкарта. Поставив на всякий случай своих помощников несколько в стороне, так, чтобы, когда дверь откроется, их из квартиры не было видно, я энергично постучал в дверь. (Звонки в большинстве московских квартир не работали…) Загремел ключ, брякнула цепочка, и дверь слегка приоткрылась. В прихожей горел свет, в образовавшуюся щель я увидел фигуру знакомой мне по путешествию из Петрограда в Москву секретарши Локкарта.

Попробовал потянуть дверь на себя, не тут-то было. Секретарша предусмотрительно не сняла цепочки, и дверь не поддавалась. Тогда я встал таким образом, чтобы свет из прихожей падал на меня, и, дав секретарше возможность рассмотреть меня со всех сторон, как можно любезнее поздоровался с ней и сказал, что мне необходимо видеть господина Локкарта. Секретарша не повела и бровью. Сделав вид, что не узнает меня, она ломаным русским языком начала расспрашивать, кто я такой и что мне нужно.

Вставив ногу в образовавшуюся щель, чтобы дверь нельзя было захлопнуть, я категорически заявил, что мне нужен сам господин Локкарт, которому я и объясню цель столь позднего визита.

Секретарша, однако, не сдавалась и не выказывала ни малейшего намерения открыть дверь. Неизвестно, чем бы кончилась уже начавшая раздражать меня словесная перепалка, если бы в прихожей не появился помощник Локкарта Хикс. Увидев меня через щель, он изобразил на своей бесцветной физиономии подобие улыбки и скинул цепочку.

— Мистер Манков? — так англичане меня называли. — Чем могу быть полезен?

Я немедленно оттеснил Хикса и вместе со своими спутниками вошел в прихожую. Не вдаваясь в объяснения с Хиксом, я потребовал, чтобы он провел меня к Локкарту.

— Но, позвольте, мистер Локкарт почивает. Я должен предупредить его…

— Я сам предупрежу, — заявил я таким решительным тоном, что Хикс, поняв, видно, в чем дело, отступил в сторону и молча указал на дверь, ведущую в спальню Локкарта. Все четверо — мои помощники, я и Хикс — вошли в спальню, и Хикс зажег свет… Локкарт спал на оттоманке, причем спал настолько крепко, что не проснулся, даже когда Хикс зажег свет. Я вынужден был слегка тронуть его за плечо. Он открыл глаза.

— О-о! Мистер Манков?!

— Господин Локкарт, по постановлению ВЧК вы арестованы. Прошу вас одеться. Вам придется следовать за мной. Вот ордер.

Надо сказать, что ни особого недоумения, ни какого-либо протеста Локкарт не выразил. На ордер он только мельком глянул, даже не удосужившись как следует прочесть его. Как видно, арест не явился для него неожиданностью…

Обыск кабинета я взял на себя, а мои помощники обыскивали остальные комнаты квартиры Локкарта.

В ящиках стола оказалось множество писем, различных бумаг, пистолет и патроны. Кроме того, там была весьма значительная сумма русских и советских денег в крупных купюрах, не считая «керенок». Ни в шкафу, ни где-либо в ином месте я больше ничего не нашел. Ничего не обнаружилось и в других комнатах, хотя мы тщательно все осмотрели, прощупали сиденья и спинки мягких кресел, кушеток и диванов, простукали стены и полы во всех комнатах. Искали внимательно, но, как и предупреждал Потере, деликатно: не вскрыли ни одного матраца, ничего из мягкой мебели.

Пока я обыскивал кабинет, Локкарт успел одеться. Я предложил ему присутствовать при обыске и предъявил переписку, деньги и оружие, которое забирал с собой для передачи Петерсу.

Сдав арестованного дежурному по ВЧК, я поспешил в Кремль… Зайдя домой… и наскоро перекусив, я вернулся в комендатуру, решил самые неотложные вопросы и снова поехал в ВЧК, к Петерсу… Мне пришлось чуть не стащить его за ногу на пол, чтобы добудиться. Это и понятно, ведь за трое суток заместитель председателя ВЧК впервые прилег отдохнуть, и то всего на два часа. Трудно ему было в эти дни…

«По чьему-то доносу большевики узнали, что в британском посольстве есть документы, представляющие для них интерес. Документы, хранившиеся на чердаке, были сожжены…»

«В эту ночь Френсис Аллен Кроми в гостиницу не пошел. Он остался в здании английского посольства, на Дворцовой набережной. Так было спокойнее, ведь в городе с самого утра, сразу после убийства Урицкого, начались аресты. Чекисты хватали всех, кто казался им сколько-нибудь подозрительным. Конечно, английский морской атташе пользовался статусом неприкосновенности, но все же… Кто их знает, этих русских, им-то закон не писан…

На всякий случай Кроми еще днем собрал в стопку все бумаги, содержание которых могло заинтересовать большевиков, и отнес их на чердак. Документы-то были пустяковые: наиболее важные сведения Френсис предпочитал хранить в голове. А счета, официальная переписка и тому подобное составляли как бы архив посольства, который на всякий случай лучше всего уничтожить. Тем более что бумаги все равно только место занимали… Кроми сложил их в обнаруженный на чердаке медный таз и поджег.

На душе у Френсиса кошки скребли. Последнее время его мучили дурные предчувствия, он считал дни до возвращения домой и искренне жалел, что ввязался в эту историю с латышскими командирами. «Интересы Британии», — сказал Рейли. Бог мой, какие могут быть интересы в варварской России? Неужели англичанам станет легче, если заговорщики отрежут Петроград от всего остального мира, как они думали, и возьмут Кремль? Красная зараза распространилась уже по всем уголкам этой огромной страны. Монархию не восстановишь. Идет война. Как не понять очевидного: еще много лет Россию будет сотрясать эхо революции, и союзники ничего не смогут предпринять, кроме диверсионных актов, которые ровным счетом ничего не дадут? «Интересы Британии», черт побери…

Чтобы как-то успокоиться, Кроми спустился вниз и принялся за письмо жене.

«Дорогая Джейн, если бы ты знала, как я тоскую по тебе, — вывел он своим ровным почерком. — Как жалею о том, что, когда мы были вместе, я недооценивал это счастье — счастье любить и быть любимым. Счастье просыпаться по утрам в нашем уютном доме и нежиться в постели до самого завтрака, долгими вечерами сидеть с газетой у камина и слушать, как потрескивает огонь… Наблюдать за тобой, когда ты рукодельничаешь или подрезаешь кусты в саду… Быть простым человеком… Нет, когда я вернусь, все будет по-другому. Мы с тобой…»

Снизу раздался какой-то шум. Френсис отложил перо в сторону и подошел к окну. В тусклом свете фонарей он разглядел группу людей, столпившихся возле входа в посольство. В тот же момент в дверь забарабанили.

— …Немедленно! — донеслось снизу. — …Именем революции…

Раздался треск ломающегося дерева. Френсис схватил со стола пистолет и кинулся на лестницу. В холле первого этажа слышался топот ног.

— Стойте! — крикнул непрошеным гостям Кроми, останавливаясь на площадке второго этажа. — Здесь территория Британской империи.

— Братцы! — усатый мужик в форме милиционера обернулся к столпившимся за его спиной людям. — Братцы! Он вооружен! Стреляй, братцы!

И первым выстрелил.

Френсису едва удалось увернуться от пули. Он заскочил за мраморную диву, украшавшую площадку, и снова выкрикнул:

— Прекратите! Дипломатический статус… Новый выстрел помешал ему договорить.

И тогда Кроми, не целясь, выстрелил в ответ.

Молодой парень из толпы нападавших охнул и медленно осел на пол. На его гимнастерке расплылось темное пятно.

— Буржуйская сволочь! — заорал усатый, выпуская пули одну за другой. — Контрреволюционная гадина!

От мраморной дивы отвалился нос. Френсис больше ничего не пытался объяснять. Он отстреливался, лихорадочно подсчитывая, сколько пуль еще осталось в запасе.

Помощник комиссара Шейнкман был ранен в грудь, разведчик Янсон убит, следователь ЧК Бортновский ранен».