— Смотри, не задерживайся, Изабелл, через полчаса начинается восьмая серия. И с бездомными псами, пожалуйста, не путайся, они тебе не чета!

Изабелл высокомерно фыркнула и исчезла за дверью.

Крус налил себе иону, с грустью взглянул на оставшиеся бутылки, плеснул в блюдце для Изабелл и, убрав постели, свернулся калачиком в кресле. Вспомнив о вчерашних событиях, он потянулся к телевизору и включил девятый канал.

На экране появился портрет Бесса в траурной рамке и в сопровождении скорбной органной музыки. «Камера обскура» продолжала прощаться со своим великим клиентом и благодетелем. Затем Бесса сменил комментатор Касас. Было заметно, что он с трудом сдерживает распирающую его радость.

— Дамы и господа, мы вчера показали вам несколько раз видеозапись исторической трагедии, — на одном дыхании выпалил он, — наш телефон не умолкал ни на минуту, детективы-любители наперебой предлагали нам версии — одна убедительнее другой. Компетентное жюри взвесило их, сопоставило, систематизировало…

На экране появилось «компетентное жюри» и Крус невольно улыбнулся: это были самые бездарные сыщики, не сумевшие доказать свою профессиональную пригодность даже на фоне «мальчиков» Фоббса!… -…и результаты, точнее, наиболее правдоподобные гипотезы, — трещал закадровый голосок Касаса, — были любезно отданы телекомпанией «Камера обскура» и распоряжение полиции, которая, как и следовало ожидать, оставила за собой право решающего голоса. Самой счастливой оказалась версия нашего главного режиссера господина Син-сина, который предположил, что убийца — вот этот! Пожалуйста, включите запись!

На экране возник стоп-кадр с бегущим Мистикисом. Объектив медленно надвигался на его фигуру, обведенную рамкой.

— Большинство из вас просто не заметило этого мгновенного кадра и этого подозрительного движения в левом углу экрана. Потребовалась поистине ястребиная зоркость глаза, чтобы в таком хаосе, неразберихе, сумятице отыскать ту маленькую, но фатальную для преступника деталь. И господин Син-син отыскал ее! Покажите еще раз, пожалуйста, сначала!

На экране снова ожила панорама Площади Воркующих Голубей, заснятая сразу же после убийства.

— Когда все участники митинга, — затараторил Касас еще быстрее, чтобы уложиться в отведенное ему время, — словно поддавшись огромной центростремительной силе, хлынули к трибуне, соколиный глаз Син-сина заметил в верхнем левом углу экрана небольшую фигуру, метнувшуюся в противоположную сторону. В тот роковой миг это был единственный человек на площади, подвластный иной, центробежной силе! Стоп, вот он!

На экране крупным планом возник профиль Мистикиса. Затем его сменило одухотворенное лицо комментатора:

— Остальное, как говорится, было делом полицейской техники! По тревоге были подняты все подразделения апримской полиции, наиболее сознательные граждане нашей столицы и ее окрестностей влились в добровольные отряды по сохранению закона и порядка! Столица Гураррского королевсгва превратилась в огромную мышеловку, выскользнуть из которой было практически невозможно! Дамы и господа, мы включаем главное полицейское управление!

Но перед тем, как включить главное полицейское управление, телевидение показало небольшой рекламный ролик, в котором демонстрировались преимущества гробов, изготовляемых "Бюро гражданских услуг «Реквием», перед аналогичными изделиями других похоронных фирм: гроб марки «Реквием» поджигали, но он не горел, его сбрасывали с высоты пятиэтажного дома, но он не разваливался, по нему проезжал танк, но он оставался целехоньким, и, наконец, покойника — писаного красавца — оживляли и предлагали выйти из гроба, но он наотрез отказывался покинуть свою последнюю великолепную обитель…

Крус снисходительно улыбался, ожидая конца ролика, но вдруг насторожился и даже приподнялся с кресла: сквозь аккорды игривой музыки он услышал возглас писаного красавца «Никогда!», и детективу показался очень знакомым голос этого преуспевающего покойничка…

Но ролик кончился, и на экране возник кабинет шефа.

Кабинет Фоббса напоминал съемочную площадку. Истекая потом под немилосердными прожекторами осветительных приборов, за столом восседал грозный шеф.

По бокам почетным эскортом стояло несколько полицейских, а в середине комнаты, разглядывая на своих запястьях новенькие наручники, сидел задержанный беглец.

Вероятно, получив сигнал, что можно начинать, Фоббс пророкотал, промокая лысину огромным платком:

— Итак, наш допрос подходит к концу. Мистикис, вы признаете себя виновным в убийстве Бесса?

Не поднимая головы, видно, не в первый раз, Мистикис повторил глухим голосом:

— Я никого не убивал.

— Но факты, Мистикис, неопровержимы!

Фоббс указал рукой на стол, заваленный «фактами».

— Вот пистолет, на котором отпечатки ваших пальцев и который был найден на месте убийства. Вот заключение эксперта, что Бесс был убит из такого пистолета…

Фоббс пошарил в ящике стола и извлек оттуда небольшую шкатулку, которая почему-то долго не скрывалась, внеся в прямой телерепортаж небольшую заминку. Наконец, скорее силой своих железных пальцев, чем ключом, Фоббс открыл ее и вынул несколько срезов негативной пленки:

— Вот кадры, предоставленные нам телекомпанией «Камера обскура», которые свидетельствуют, в каком месте вы находились в момент убийства… Вот заключение эксперта, подтверждающее, что выстрел был произведен из того самого места… Что еще?…, Показания свидетелей, опознавших вас… Справка из госпиталя «Санта Макакас», согласно которой вы страдаете маниакальным психозом на почве «угрозы либерализма», а покойный господин Бесс был, как известно, лидером партии неумеренных либералов… И наконец, Мистикис…

Фоббс встал, и, обойдя стол, приблизился к арестанту.

— И наконец, что вы скажете об этом?

Фоббс сорвал со щеки Мистикиса пластырь, обнажив четкое оранжевое клеймо «АВЦ».

Застонав, словно с него содрали кусок кожи, Мистикис вскинул голову:

— Я не убивал, я в жизни никого не убивал! — завизжал он, потрясая наручниками. — Я ненавидел Бесса за его идиотскую политику, но я не убивал его! Я должен был пальнуть в воздух, мне приказали сорвать митинг, мне приказали ждать оранжевой ракеты! У меня были холостые патроны! Где мои патроны? Отдайте мои холостые патроны!

Фоббс кивнул полицейским, и они поволокли Мистикиса к выходу.

На экране снова засияло жизнерадостное лицо Касаса:

— Дамы и господа, мы только что были свидетелями чрезвычайно драматической сцены! Трудно сдержать приступ благородного негодования, видя, как орудием убийства становится психически неполноценный человек! Да, таков закон преступного мира — гнусная цель оправдывает еще более гнусные средства, абиссус абиссум инвокат, как сказал бы неуловимый Цезарь, то есть, бездна бездну призывает!… Выразим же уверенность, что наше доблестное полицейское воинство не остановится на этом, что оно пойдет дальше и доберется до логова новоявленного Цезаря!… А теперь, с помощью нашего другого оператора, давайте проследим, как Мистикиса переводят из полицейского управления в тюрьму для особо опасных преступников!…

Парадный вход в управление был оцеплен полицейскими, которые с трудом сдерживали натиск не то негодующей, не то сгорающей от праздного любопытства толпы. Тут же сновали репортеры, меча молнии из своих импульсных фотовспышек, отчего атмосфера на улице напоминала грозовую.

Наконец в дверях показалось двое вооруженных агентов, за ними, низко опустив голову, плелся Мистикис в сопровождении еще двух охранников. Расталкивая назойливых фоторепортеров, эскорт двинулся к бронированному фургону, стоящему метрах в двадцати от парадной лестницы.

Оператор телекомпании, как всегда, оказался на высоте: он устроился на самом выгодном месте — в конце коридора полицейских. Таким образом, Мистикис двигался прямо на телезрителей. Вскоре его голова заполнила весь экран. Даже не верилось, что этот больной, с трясущимся подбородком человек был способен на подобное злодеяние.