— Ждать будешь тут, у меня. И не пытайся буянить. Ситуацию это упростит, но, думаю, совсем не в нужную тебе сторону... Понял — нет?

— Так чего ж тут непонятного? Я с радостью. Че мне буянить? Ежели, конечно, пожрать дадите. А то я с утра ни маковой росинки...

«Росинкой», похоже, я его доконал.

— Слушай, — почти добродушно попросил он, — кончай придуриваться, а?

Мы оба знаем: ты не такая дешевка, какой притворяешься. Сейчас игра очень серьезная началась. Я, конечно, сам виноват... Но и ты круто завернул.

Теперь сам по себе кейс — не главное. Вот что мне с вами обоими — вместе или врозь — делать?

— А че делать? Ничего не делать. Вы, Михаил Федорович, в доле, я друзей не накалываю. Вы уж извините, если что не так сделал. Но, может, еще и выгодой все обернется? — Я упорно делал вид, что не понимаю угрозы.

Старался, чтобы Михуил ибн Полянкин сказал побольше.

— Кончай. — Он придавил высосанную до мундштука папиросу и встал. — Не мальчик, должен понимать: я тебя почти год ждал, не зная, что да кому ты сболтнешь. И теперь я тебя отпустить уже никак не могу. Не имею права. Так что иди за мной. И... — Он тяжело покачал лобастой, поблескивающей залысинами головой, — очень тебя прошу: не глупи. Все еще может обойтись.

— Не, Михал Федорыч, я в порядке! Надо идти? Куда? Ага, уже иду...

Надо подождать? Я подожду. Какие мои годы! Вот когда меня первый раз в камеру на губе сунули — вот тогда я понервничал, а тут, у вас, я все ж таки надеюсь на обхождение...

Не слушая меня, он только бросал за моей спиной короткие реплики:

«Погоди», «Тут налево», «Стой», «Иди»... В гостиную мы с ним не вернулись.

Кстати, тот люк, через который мы вошли, оказался заперт, хотя я отлично помнил, что не без умысла оставил его полуоткрытым. Мы свернули в еще один новый для меня коридор со штабелями вполне современных картонных коробок из-под компьютеров и запчастей к ним. Потом спустились по довольно широкой, как в хрущевке, лестнице и, миновав несколько стальных дверей, остановились посреди полутемного коридора возле кирпичной стены. Кирпичи были новыми.

Полянкин нажал на что-то, часть стенки отъехала. Внутри была обыкновенная круглая ручка замка. Он повернул ее, толкнул, и кусок стены, в которой я бы ни за что не угадал дверь, открыл нам еще один коридорчик с еще одним стальным люком в конце. Да тут одного железа у него на тысячи и тысячи.

За люком обнаружилась вполне обычная камера: тусклая лампа в нише, забранной стальной решеткой, бетонный пол, топчан с полосатым весьма замызганным матрасом, столик с алюминиевой миской и эмалированной кружкой.

Ох, как сразу есть захотелось — так в животе засосало, что на мгновение я даже перестал гадать: во что же еще я сейчас-то вляпался?