Тот мрачно посмотрел сначала на одну ведьму, потом на вторую, и процедил сквозь зубы: - Скорее сдохнуть.
Лисэт недолго скулила от боли в расшибленной ноге, едва та отвлеклась, ловко пнула Дину в отместку.
- Это из-за тебя всё! Ты - ревнивая сволочь.
- А ты - ревнивая дура, - парировала старшая ведьма.
Хилу можно было только сочувствовать: сидеть на цепи между влюбленными женщинами, как сразу на двух кострах гореть. То один бок поджарится, то - другой. Даже Лив сопереживала несчастному в меру сил.
- Прости, воин, то не в моей власти. Дотерпи уж до завтра. Уверена, морские и подземные тебе это зачтут... А пока могу вина прислать. Эвит, шевелись!
«Значит, все они приговорены к смерти во славу богов. Ирония судьбы, ничего не скажешь», - подумал Ланс.
В это время фундамент здания ощутимо дрогнул, и с потолка просыпалась струйка песка. Лив посмотрела на нее и нахмурилась. Перец тихонько заскулил.
- Буря, говоришь... – протянула стражница и заторопила Эвита: - Давай-давай, у нас еще много осталось! И ты, новенький, не стой как столб придорожный, помоги ему!
Список злодеяний Дины и дочери ее Лисэт занимал целый свиток, однако ложных предсказаний там не значилось. И если старшая ведьма не только чуяла беду, но всерьез на этот счет беспокоилась, к предупреждению следовало прислушаться. Накануне казни по пустякам обычно не волнуются. Впрочем, буря там или землетрясение грядет – совершенно неважно, а важно другое: чтобы все заключенные получили свою порцию эвитовой бобово-капустной похлебки в положенный срок. Да рухнет мир, но восторжествует порядок.
- Эй, вина-то пусть принесут! – все-таки крикнул вслед Хил.
Стражница махнула рукой, дескать, поняла, распоряжусь, и чуть ли не пинками погнала свою команду дальше по коридору, не забыв пометить в табличках уже посещенную камеру. На очереди был… И тут Лив запнулась и в досаде хлопнула себя по лбу:
- Эх! Чуть не забыла! Надо же в пыточную заглянуть сначала!
То есть вернуться почти к самой кухарне, а потом еще и на пару десятков ступенек вниз спуститься. А что поделать? Не побледневшему же новичку доверять такое важное дело?
Какой цивилизованный человек не содрогнется от одного только слова «пыточная»? С одной стороны, Большая война снова доказала, что человеческая жестокость сохраняется в неизменном виде со времен каменного топора, а с другой – число тех, кто в обморок валится от мысли о зарезанной в суп курице только растет. Парадокс, как ни верти. Древние, конечно, были большими искусниками по части причинения боли, тут не поспоришь. Но, скажите на милость, чем колесование принципиально хуже, в смысле попрания основ гуманизма, окопов, доверху заполненных трупами? Чем дыба уродливее пулемета?
А пытка в Калитаре была делом строго регламентированным и рутинным, требующим высокого профессионализма. И перерыв на обед полагался не только палачам, но и пытуемому.
Сполоснув руки в тазу, Исил обрадованно потер ладони в предвкушении:
- О! Капустка! Молодец, Эвит! - и повернувшись к Кат, натирающей до блеска инструменты, добавил. - И нечего кривиться, женщина. Я имел много возможностей убедиться, что бобы и капуста - наиболее полезная пища в наших условиях!
На физиономии Кат было написано крайнее отвращение, которое она питала в равной степени и к бобам, и к капусте, и к Эвиту. Под ногами у женщины вертелась трехцветная ласковая кошечка, а когда Кат присела на лавку, тут же прыгнула на колени, подставив белую шейку, мол, чеши.
В углу пыточной Ланс приметил две мисочки: одну - с молоком, а другую – с чем-то окровавленным. Мурранцу стало немного не по себе.
А Исил неодобрительно покосился на громко мурлычущую тварюшку:
- Не забудь вымыть руки после животного! Еще не хватало заразить нашего подопечного кошачьей паршой!
- Коль завтра всё для него закончится, так не без разницы ли, кошачья у него парша, аль человечья? – подивился Эвит.
- Не положено – раз, морским и подземным не по вкусу наше пренебрежение – это два, - строго молвил тюремный палач.
И аккуратно отвязал пытуемого от дыбы.
- Писец, подсоби!
Лив заинтересованно заглянула в допросные записи:
- Ну что? Так и не вспомнил всех жертв?
Вопрос, в общем-то, принципиальным не был. Убийце, прозванному Мясником, что десять умерщвленных, освежеванных и съеденных, что сто десять – уже без разницы. Умирать ему все равно придется лишь единожды. Однако ж закон требовал по возможности дознаться от злодея истины, а как добиться такого без пытки?
Исил печально вздохнул и поскреб гладко выбритый подбородок.
- Еще даже и до середины списка не добрались... А время-то не ждет! Слышишь, голубчик мой Бру? Перекусим и продолжим. Надобно поторопиться!
Бру? Мясник Бру? Вот этот кусок скулящего окровавленного мяса через много веков превратился в довольного жизнью, вальяжного и нагловатого типа? Невозможно поверить!
- Ох, Исил, Исил! – покачала головой стражница: - Ты мне его к вечеру приведи в порядок. Дознание дознанием, а последнюю ночь заключенным положено в покое проводить и в довольстве. Там уж завтра морские и подземные разберутся, что к чему.
Палач согласно кивнул и принялся заботливо кормить подопечного:
- Кушай, дружок. Бобы, они, знаешь ли, весьма полезны как для скорейшего насыщения, так и для поддержания сил... И вообще, растительная пища умеряет кровожадность.
Будь у Исила еще дней этак двадцать для проведения чистого эксперимента, возможно, бобовая диета и сказалась бы на нраве Мясника. Хотя… Сумасшедший людоед – это одна статья, а вот людоед, деловито приторговывавший останками жертв – совсем другая. Бру, может, и рад был бы прикинуться безумцем и тем избежать пытки, однако под волшебными руками Исила долго притворяться не получилось. Пара часов – и разум становится ясен и тверд, как алмаз. Вот только память подводит. Хотя Мясник же не заботливый пастух, который по именам знает всех овечек в своем стаде. Бру резал, разделывал и вкушал людей, не спрашивая даже, были ли они гражданами счастливой земли Калитар или же заезжими варварами, а то и вовсе чьим-то двуногим имуществом.
Ланс только глаза таращил и поражался человеческой живучести. Ведь Бру этот едва дышит, руки-ноги его не слушаются, суставы растянуты, и жить ему осталось меньше суток, а жрет так, словно собрался до глубокой старости дотянуть. Исил же едва успевал подносить ложку ко рту Мясника и вовремя отдергивать, когда тот жадно смыкал челюсти.
- Тебя послушать, так, грызи он морковку, не польстился бы на человечинку? – съязвила Кат.
- Ну, будет вам, будет! – призвала распалившихся палачей к порядку Лив: - Писец, зайдешь, когда я закончу обход. И свитки свои прихвати.
Писец Гар, возрожденный ныне почтмейстером, ответил злобным взглядом, но покорно кивнул. Тут Лив хозяйкой была, ничего не попишешь. Сказала: «Топайте дальше, у меня дело еще есть», значит – делай и не рассуждай.
И дальше раздавать обед заключенным они с Эвитом пошли вдвоем. И, конечно же, Ланс встретил и узнал во всех калитарских злодеях нынешних эспитцев. Впрочем, они тоже признали мурранского гостя. Хотя до возникновения республики Мурран оставалось еще три тысячи лет. Забавно, да?
Кто-то отворачивался, увидев перед собой перекошенную физиономию Ланса, кто-то радовался, не скрывая злорадства или же, напротив, облегчения. Невесло было только самому Лэйгину. Выходило, что он научился языку Калитара, чтобы читать о преступлениях эспитцев – странных и жутких, жестоких и корыстных. Некоторые из которых цивилизованному человеку даже представить себе сложно. Госпожа Матэи, скажем, выстроила коммерцию на умерщвлении ненужных родителям младенчиков, ублюдков внебрачных или же просто лишних ртов в семье. Кого подушкой придушить, кого застудить, а кому, особо живучему, алебастра в молоко подмешать. Дама, разумеется, полагала себя невиновной и оболганной неблагодарными клиентами.
- Я, по крайней мере, старалась без мучений обойтись. Это ж не в лес волкам и бродячим собакам на съедение относить, верно?
