Между тем Великая княжна, благосклонно улыбнувшись представленным ей прочим легионерам, взяла курс на лейтенанта Дитц. И прибыла в точку назначения так быстро, словно воспользовалась телепортом.

Приподнятая бровь, Рюмин отбарабанивает стандартное представление и…

— Рада личному знакомству, лейтенант Дитц. Без «цезарио» вам лучше.

По званию. Значит…

— С вашего позволения, госпожа полковник, мэм! «Цезарио» выбирала не я!

Скупая усмешка:

— Ну, разумеется. Кто ж сам такое выберет? Мне сказали, вы говорите по-русски?

— Так точно, госпожа…

— Без чинов, — бросила полковник Русанова и перешла на родной язык:

— Присядем, Светлана Конрадовна. Вы разрешите так к вам обращаться?

Весь опыт Ланы пасовал перед необходимостью вести беседу с особой, стоящей на иерархической лестнице настолько выше, что как ни задирай голову — не разглядишь. Не уронить чести Легиона… как, крысий хвост?!

— Ваше высочество может…

— Ну я же сказала, без чинов! — шутливое раздражение в голосе Великой княжны могло обернуться вовсе не шуткой. — Меня зовут Наталия Андреевна.

Она грациозно опустилась в кресло, придвинутое Солдатовым. Рюмин стоял за спинкой второго кресла и делал страшные глаза, всем своим видом поторапливая Лану сесть и не выпендриваться. Что ж, будем исходить из того, что командир того же Солджера не может быть занудной формалисткой. Как это по-русски? Каков поп — таков и приход? Хорошо же, рискнём судить о попЕ по приходу, что ещё остаётся…

— Благодарю вас, — Лана уселась, подумала мгновение — и постаралась придать осанке хоть какую-то непринужденность.

— За что?

— За то, что использовали в качестве моего… отчества, да?.. моего отчества имя…

— …человека, который единственный может по праву считаться вашим отцом? Назови я вас «Светланой Кристофовной», вы, пожалуй, могли оскорбиться. И имели бы на то полное право. Мне почти ничего не известно о Кристофе Кронберге, но известного вполне достаточно. Вашего настоящего отца звали Конрад Дитц. Понимаю, что соболезнования в связи с его смертью запоздали на много лет, и всё же — примите их.

Лана на секунду склонила голову, пряча растерянность и глаза, в которых она могла мелькнуть. Такого поворота мрина не предвидела, совершенно не представляя теперь, куда может свернуть беседа. Впрочем, почему «теперь»? Ох, кисонька, до настоящих профи тебе… смотри и учись, пока есть возможность. И постарайся, всё-таки, не уронить в процессе учёбы эту распроклятую честь!

Разумеется, больше всего их беседа походила на вежливый допрос. Да это он и был. Однако Лана чувствовала, что цель допроса — выяснение не фактов и обстоятельств, полковнику Русановой уже вполне очевидно известных, а интерпретация их непосредственным участником событий. И ещё — мотивы. Наталию Андреевну интересовали мотивы действий Ланы. Интересовали больше, чем сами действия. Великая княжна явно задалась целью составить личное впечатление о ней, максимально полное и не имеющее ничего общего с казёнными донесениями. Не «что», а «почему». Не «когда», а «чем руководствовались при выборе времени». Не «где произошло», а «что привело именно туда».

— Шекспир… удачное стечение обстоятельств. Человек, чья судьба интересовала моего контрагента, долгое время жил там, где была обнаружена фальшивая база Легиона. Я редко задумываюсь о судьбе, но иногда…

— Вы понимали, что вас накачивают наркотиками?

— Конечно. У меня искусственный иммунитет к анкриту. Наши медики организовали его после одной малоинтересной истории. Тогда это казалось пикантным пустячком. Никто не предполагал, что «выстрелит», да ещё и в по-настоящему серьёзных обстоятельствах.

— Организовали — по вашей инициативе?

— Да.

Наталия Андреевна говорила только с Ланой, и та была готова поклясться, что никакого знака подано не было. Но сомневаться не приходилось — Солджер качнул подбородком после СОСТОЯВШЕГОСЯ обмена мнениями. Не приходилось сомневаться также и в том, что отслеживание ею этого обмена было замечено. И одобрено.

— Вы удачливы, Светлана Конрадовна.

— Вы не первая, кто говорит мне об этом, Наталия Андреевна.

— А кто был первым?

— Генерал Махмуд Саиди.

Что-то, подозрительно похожее на зависть, мелькнуло на лице полковника Русановой. Мелькнуло — и пропало.

— Вижу, легенды, ходящие об умении этого человека разбираться в людях, правдивы. А почему вы не сбежали? С вашей подготовкой покинуть территорию аббатства не составило бы большого труда. Вы понимали, что вас травят, и не могли не думать о том, что это может подорвать — и ведь подорвало! — ваше здоровье.

Слушали ли их с Тиной? Или добрались до её медицинских файлов? А важно ли это? Пожалуй, нет. Здесь и сейчас — не важно.

— Мой побег мог заставить Эккера форсировать начало операции. Случись такое — и нам никогда не удалось бы доказать, что Легион ни при чём. Кроме того…

Лана помедлила.

— Кроме того? — поторопила её сиятельная собеседница.

— Я не могла их бросить. Мальчишки подписали контракт с Легионом.

— Фальшивый контракт.

— Они считали, что подписывают настоящий. В их собственных глазах они были легионерами. А значит — нашими. Моими. Легион своих не бросает.

Пауза слегка затянулась. Теперь, Лана была убеждена в этом, Наталия Русанова не обращалась ни к кому, кроме себя. Зато с собой она, пожалуй… спорила?

— Легион удивляет меня. Он вбирает в себя Бог знает кого и что, перемалывает, приспосабливает под собственные нужды, расстаётся с тем, что не подошло, но из оставшегося ухитряется выковать клинок редкой остроты. Поразительно!

— Но разве…

Теперь паузу взяла Лана.

— Договаривайте, Светлана Конрадовна.

— Разве не так Россия стала Россией?

Сирена боевой тревоги разрывала корабль, как капризный ребёнок — бумажную птичку, беспощадно и недолго. Потолочный светильник мигнул и погас, но к этому моменту девушки успели уже одеться и теперь ждали возможности понять, что бы это значило. Тина, у которой, в отличие от Ланы, был установлен соответствующий офтальмологический имплант, выкопала в сумке командира очки, совмещавшие инфравизор с некоторым количеством других полезных функций. Теперь лейтенант Дитц могла злиться в полной боевой готовности.

Никто пока что не отменял приказа оставаться в каюте до получения распоряжений. Поэтому у Ланы, по настоянию доктора Танк не спавшей в последних Вратах, руки вибрировали не только от последствий перехода.

Да за кого её держат здесь, на борту, за бессловесный груз? За светскую дурочку?! Она понимала — умом — что в критической ситуации экипажу не до пассажиров и гостей, но торчать на месте при объявлении тревоги, просто ждать… невыносимо!

Дверь каюты отъехала в сторону так быстро, что было ясно — автоматике помогла нетерпеливая рука. Возникший на пороге Солджер торопливо кивнул при виде стоящей Ланы, полностью одетой и предельно собранной.

— Дитц, за мной!

И они помчались по коридорам, освещенным тусклым красным светом аварийных ламп. Поворот, трап, ещё один поворот… рубка?! Плохо дело. Не потому плохо, что почти темно, а потому, что тихо. Слишком тихо для ходового поста. И слишком душно. Где, хотя бы, гудение системы кондиционирования воздуха, почти неслышное в процессе работы, но очень заметное теперь, когда его нет?

— Не до реверансов, Дитц!

Ого! А как же «Светлана Конрадовна»?!

— Наша «Васька»…

Ого! А как же «Выпь»?!

— …выскочила из Врат в непосредственной близости от станции «Пиза Тауэр» и оказалась внутри «сферы Раскина».

Ой. Внутри хитрой конфигурации полей, именуемой в просторечии «сферой Раскина», работало только то, что находилось в ней изначально. Любой внешний объект, обладающий собственной энергией, практически мгновенно её терял. Аккумуляторы разряжались в ноль, отказывали генераторы, глохли двигатели и реакторы, автоматика — перед тем, как сдохнуть — выдавала такие фортели, что… Другое дело, что попасть внутрь сферы Раскина посторонний объект мог только при очень сложном стечении обстоятельств. Точнее, до сих пор Лана думала, что это попросту невозможно. Сфера Раскина была рассчитана на ситуацию «ни войти, ни выйти». Идеальная защита объекта. Значит, открытие Врат… надо будет запомнить. Но, однако, и размеры же сферы…