Сама Лана в лабораториях практически не бывала: факультет сверхъестественных и паранормальных исследований эксперименты если и ставил, то не на территории университета. А вот медики, в особенности — с отделения медицинской кибернетики, на котором училась Дезире — лабораториями пользовались на полную катушку. Так что не было ничего удивительного в том, что дочь сенатора Крамера осталась на каникулы в кампусе.

Удивительное (и крайне неприятное) началось чуть больше пары недель назад. Лабораторное время было Дезире Фокс забронировано и оплачено до конца каникул. Однако появляться в лаборатории она перестала примерно в то же время, когда погиб командир нанятой сенатором охраны.

Делиться этими данными с обеспокоенным отцом Лана пока не собиралась, но повод задуматься был, и серьёзный. Она примерно представляла себе психотип Дезире и полученное той воспитание. По всему выходило, что девушка не имеет привычки разбрасываться ресурсами. А ежедневные шесть часов работы лаборатории медицинской кибернетики стоили ох как недёшево. Да, она могла себе позволить и не такие расходы. Но…

Что же с тобой случилось, красавица и умница, разрабатывающая, ни много ни мало, тему пренатального вживления чипов-прерывателей для купирования эпилептической активности? Именно это и предстояло выяснить, и чем скорее — тем лучше.

У Ланы не было ощущения, что она ищет покойницу. Что-то заставляло её думать, что Дезире жива. Вот только мысли к делу не пришьёшь — во-первых. Во-вторых же, это таинственное «что-то» говорило мрине, что положение дел может измениться в любой момент. А покойницу ей искать… не хотелось. Куда интереснее искать и находить живых.

На уже вынырнувшей из воды набережной было пусто.

Свет Лемурии, самой крупной из лун Атлантиды, пробился через расползающиеся по своим делам тучи. Тени мангровых деревьев, росших за низким парапетом, раздвоились, образовывая причудливые мазки на мокрых камнях. И где-то среди этой мешанины прятался тот, чей взгляд Лана чувствовала сейчас всей кожей. Враждебности во взгляде не было, скорее — напряженное внимание. Сегодня на неё уже так смотрели. Сначала в «Баре», потом возле полицейского морга. Ну-ну, смотрите. Как говаривал Бэзил Лазарев, русский её предок: «за погляд денег не берут». А вот если к действиям перейдете — тут и посмотрим на вашу кредитоспособность.

Однако наблюдатели — наблюдателями, а дело — делом. И Лана неторопливо, совершенно не скрываясь, сунула доску в стойку, шагнула в арку корпуса общежития и легко взбежала по лестнице, расписанной какой-то смутной абстракцией, на внутреннюю галерею второго этажа. Так, куда? Ага, направо. Номер 23. Заперто, конечно. Ключа или кода Крамер ей предоставить не мог. Ну, это не проблема, чему-то её да научили, тот же Али-Баба… и много кто помимо.

Взлом с проникновением, конечно. Но у неё было явное преимущество перед любым домушником: официальное поручение на поиски объекта, полученное от ближайшего родственника. И это поручение вполне укладывало её теперешние действия в рамки законов Атлантиды — а все остальные покамест не задействовались. Вот и славно.

Дверь послушно распахнулась, и Лана оказалась в студии, которую арендовала Дезире Фокс. Подключила блок подавления работы электронного оборудования. Закрыла дверь. Включила свет. Осмотрелась.

Ну, что тут у нас? Вполне предсказуемый аскетизм обстановки. Небольшой беспорядок. Но именно небольшой. Такой бывает… ну да. Там, где собирались в неожиданную и непродолжительную поездку. Если комнату и обыскивали, то предельно аккуратно. Вопрос: как определить, имел ли место обыск? Ответ: никак. Не зная маркеров, известных только самой хозяйке, никак.

Чашка с остатками засохшего кофе в мойке кухонного уголка. Цветастый саронг на спинке отодвинутого от стола рабочего кресла. Пара лёгких туфелек возле двери. А что в шкафу? Ага, уже теплее. Не хватает одной — средней — сумки из дорожного набора.

Несколько пустых вешалок вразброс. Запасные обычно висят рядышком, а эти тут и там. Значит, одежду с них сняли, упаковали в сумку… судя по размерам, определяемым двумя оставшимися, содержимого сумки должно было хватить дня на три, в пределе — пять. Допустим, три. Тогда получается (если сопоставить даты), что Дезире куда-то уехала на уик-энд. Уехала и не вернулась. Прелестно.

Лана остановилась посреди комнаты и закрыла глаза. С некоторых пор — если быть точной, с Шекспира, будь он трижды неладен — она стала замечать некоторый рассинхрон в органах чувств. К примеру, на зрение она не могла теперь положиться до конца. И в ситуациях, требовавших максимально точной оценки окружающей обстановки, сначала оглядывала эту самую обстановку, а потом, отдельно от оглядывания, начинала обнюхивать и прослушивать.

Да и тело, когда-то абсолютно послушное и способное практически на всё, время от времени начинало капризничать. Выполненное в начале каникул поручение Горовица показало это со всей определённостью. Тренировки пока спасали, но перспектива не радовала. А ведь ей и тридцати стандартных нету… В том ли было дело, что Зов пришёл к ней позже нормального для мринов срока? Или, как говорили на родине всё того же Лазарева, на леченой кобыле далеко не уедешь?

Разумеется, медики госпиталя Санта-Крус после Шекспира отработали на совесть — и на все деньги. Да и проводившие первичную модификацию специалисты Легиона сделали всё возможное. Но не склонная к самообману Лана всё чаще вспоминала себя до Зова. Совпадений было много. Слишком много для оптимизма.

Она сознавала, что, по всей видимости, её карьера полевого агента близится к финалу. Никакого удовольствия осознание не приносило, да и принести не могло, но действовать приходилось в предлагаемых обстоятельствах. Ещё и поэтому бакалавриат был закончен за три года вместо четырёх. Если не в поле, то где? Кем? Как? Ладно, это потом.

Так, это ещё что? Шаги. Приближающиеся шаги нескольких пар ног, осторожные, наивно претендующие на то, чтобы быть беззвучными. Ого, кто-то, кажется, собирается подкинуть ей нежданчик? Лане нравилось, когда события развивались. Но развиваться они имели право только в нужном ей направлении. А уж куда спрятаться в полупустой комнате — это дело техники. Лане Дитц техники пока хватало, а вот предполагаемым гостям… посмотрим.

И уже несколько секунд спустя она с выбранной ею самой точки не без веселья наблюдала, как открывается дверь, и в студию заходят люди. Наглый красавчик из «Бара». Джентль. И ещё один человек. Человек, которого она когда-то знавала, но совершенно не ожидала увидеть на Атлантиде. Как не ожидала, что фраза:

— М-мать! Куда она делась? — будет произнесена на родном языке Бэзила Лазарева.

— М-мать! Куда она делась?

— Что я тебе говорил о чёртовых гениях? — с явным раздражением в голосе проворчал тот, кого возле полицейского морга джентль назвал Солдатовым. — Шкаф открыт, под столом пусто. Электроника здесь не пашет, значит, маскировка мимо. Из двери не выходила, в окно не вылезала…

— Кхм, — донеслось откуда-то из-за их спин.

Мужчины развернулись, хватаясь за оружие и… никого не увидели.

— Кхм!

Теперь в хмыканье звучала явная насмешка. Первым поднял голову Солдатов. Поднял — и оторопел. Она… лежала? Висела? Располагалась? В общем, делала что-то — в распоре между верхом дверного косяка и потолком. Пауза затягивалась.

— Когда мои хвостатые предки… — заговорила наконец, рыжая девица с разноцветными глазами и «кошачьими» стрелками у висков. Ноздри чуть вздернутого носа настороженно раздувались. — Когда мои хвостатые предки перестали охотиться на моих бесхвостых предков, потомки бесхвостых перестали ждать опасности сверху. А зря.