И тут немалую роль сыграли разом несколько обстоятельств. Во-первых, существование так называемого Латинского монетного союза, в который входили многие страны Европы, принявшие для себя биметаллический стандарт с фиксированным соотношением между серебром и золотом. Россия в свое время не пошла по их пути, оставшись при монометаллизме и незаконно чеканя золотые дукаты исключительно для внешнеторговых операций. Впрочем, это нисколько не помешало ей ввести в Великом Княжестве Финляндии золотой стандарт уже в 1878 году, дабы посмотреть, к чему это может привести. А с середины 80-х годов XIX века начать чеканить русскую золотую монету – империал и полуимпериал, равные по содержанию чистого золота 40 и 20 французским франкам соответственно. Вот только к моменту появления в прошлом человека из будущего соотношение стоимости русского серебряного рубля к золотому имело несколько иное отношение, нежели в валютах данного монетного союза. Русское серебро являлось, так сказать, более дешевым, нежели европейское. Примерно на 70%. И вот тут на первый план выходило второе обстоятельство – в Великом Княжестве Финляндском, являвшимся государством в государстве, хождение имели не столько российские рубли, сколько марки по весу драгметаллов полностью соответствовавшие монетам стран того самого Латинского монетного союза. На этом и решил сыграть господин Иванов, которому, так же как и Витте, для начала финансовой реформы требовалось где-то достать еще не менее ста миллионов золотых рублей для обеспечения ими потребного для страны количества ассигнаций. В результате уже в 1898 году в России сложилась очень интересная система – вся рублевая зона империи таки перешла на золотой стандарт, который, к ужасу жаждавших оторвать свой кусок пирога на финансовых махинациях, оказался не тем, что они ожидали.
Что же именно предложил гость из будущего? Да ничего сверхъестественного! Он попросту воспользовался теми инструментами, кои являлись реалиями его родного времени, присовокупив к ним законы местного рынка. Первым делом в стране был запрещен оборот полновесной серебряной монеты – то есть рублей, полтинников и четвертаков, которые до конца 1899 года требовалось сдать в филиалы Государственного банка для обмена на кредитные рубли и золотые монеты. Да, да! Золотые монеты никто не стал запрещать! Более того, их буквально насильно впихивали в руки населения, выдавая золотом зарплаты государственным служащим или рассчитываясь с частными заводами по казенным заказам. Вот только вывезти эти золотые кругляшки за границы рублевой зоны честным путем, было никак нельзя. Так за вывоз золотых российских рублей отныне можно было отправиться на поселение в Сибирь лет так на десять, да еще и с конфискацией всего вывозимого в пользу государства. А вот за вывоз кредитных билетов или финских марок – что серебряных, что золотых, ничего такого не грозило.
«В чем же тогда состояла изюминка?» – мог поинтересоваться любой здравомыслящий человек. А изюминка состояла в том, что, наряду с золотой и серебряной финскими марками, новый русский кредитный рубль, ставший равным одному золотому рублю, являлся единственным допустимым средством платежа при закупке русского зерна. Теперь даже за золотые соверены пшеницу из России невозможно было приобрести, не попав под уголовную ответственность. Одним словом – русский кредитный рубль стал высоколиквидным товаром, который попросту не мог упасть в цене менее одного золотого рубля. Так, если Америка в свое время подсадила весь мир на свой нефтедоллар, ныне скромный господин Иванов проделал то же самое, введя понятие «зернорубль».
«А как же тогда справляться с нехваткой весьма ограниченной суммы ассигнаций внутри страны, и что произошло со всем тем серебром, и откуда взялись недостающие 100 миллионов рублей?» - вновь мог поинтересоваться все тот же здравомыслящий человек. И получил бы исчерпывающий ответ. Перво-наперво, к моменту отмены серебряной монеты по стране ходило свыше 130 миллионов рублей серебром, не считая билонов, которые при реформе никто не стал трогать, как и медь. Во-вторых, вступившая в Латинский монетный союз Финляндия лишилась собственных бумажных денег, вынужденно перейдя на новые рублевые ассигнации, на которых указывалась, в том числе, их стоимость в финских марках. Что при соотношении 1 к 4 было не сильно сложно. В третьих, те жалкие крохи четырех с половиной миллионов рублей, что доселе ходили в Финляндии золотой и серебряной монетой в одночасье накрыло не просто волной, а натуральным цунами полноценного миллиарда марок, отчеканенных из русского золота и серебра согласно установленного Латинским союзом пропорций. Так и появились те самые столь недостающие Витте 100 миллионов рублей, ведь отныне все финские серебряные монеты в соответствии с правилами монетного союза являлись полноценным обеспечением ассигнаций не отличимым от русского золота, тогда как русский серебряный рубль упал в цене в полтора раза. Заодно столь масштабная финансовая интервенция изрядно способствовала ведущейся не первое десятилетие политике русификации этих территорий. Все же когда твоя монета становится одним из немногих легальных средств для внешнеэкономических расчетов крупнейшей страны мира, думать о выходе из ее состава почему-то становится несколько неуютно – финансовые круги попросту не поймут. Вполне естественно, что отныне на ее территории тоже должны были принимать монеты стран союза – этакого аналога зоны ЕВРО, времен второй половины XIX века. И принимали! Вот только в относительно бедном на производственные мощности Великом Княжестве Финляндском попросту не имелось столько товара, чтобы завалить его европейским серебром. А обмену на русские кредитные рубли подлежали только и исключительно золотые монеты или банкноты. Но последние шли уже по биржевому курсу. То же европейское серебро, что все таки попадало в страну, точно так же из нее и уплывало, поскольку очень многое финны, как и русские, закупали в Европе. В результате удалось решить разом три проблемы – не допустить дефолта золотого рубля и тем самым сохранить сбережения своего населения, получить, не прибегая к очередным внешним займам, недостающее обеспечение кредитных билетов и пристроить свое серебро, которое иначе просто пропало бы, продолжая обращаться уже мало на что годной монетой. Впрочем, оставался еще один вопрос – предоставление достаточного для торговых операций с зерном количества ассигнаций. Все же речь шла о сотнях миллионов рублей, тогда как их всего существовало в мире на чуть более чем 1 миллиард. Ведь нельзя же было их попросту изъять из денежного обращения внутри страны, которой и так остро недоставало оборотных средств, в результате чего появлялось множество векселей, депозитных квитанций, и расписок. Так именно векселями, имеющими цену в кредитных, читай золотых, рублях отныне и можно было расплатиться за то самое русское зерно. Одно было неприятно для европейского покупателя – приобрести этот самый вексель можно было лишь в крупнейших банках, что отвечали по ним перед государством российским как раз в золотом эквиваленте. Причем сами векселя, по факту, имели обеспечение неким виртуальным золотом, находящимся в хранилищах русского Государственного банка, а по сути – лишь готовым к реализации зерном при том, что приносили стране столь необходимое реальное золото. Золото, что шло на чеканку новой монеты, которая в свою очередь обеспечивала своим наличием возможность печати ассигнаций на такую же сумму. А устроенная испанскими вспомогательными крейсерами охота на американские пароходы, везущие зерно на европейский рынок, изрядно поспособствовала на первых порах развитию данного проекта, только в первый год обеспечившего положительное сальдо внешнеторгового баланса в немыслимые прежде 57,6 миллиона золотых рублей, что превзошло выплаты по внешнему государственному долгу за этот же год.
В результате проводимой торговой политики и продолжающейся добычи, к началу 1904 года количество денежного золота в стране увеличилось с прежних 814, немалая часть из которых все же обеспечивалась финским серебром, миллионов рублей до полутора миллиардов, что, в свою очередь, позволило увеличить тираж ассигнаций до 3-х миллиардов и при этом ни копейки не потерять в курсе по отношению к тому же фунту стерлингов, что случилось после деноминации в иной истории. А наличие, так сказать, «института» финской марки позволяло, при необходимости, избавляться от «лишнего» золота, выводя его на время за рубеж, когда внутри страны не оказывалось достаточного количества товара. То же касалось и кредитных билетов, уже почти полностью заменивших на рынке зерна, используемые на первоначальном этапе векселя. Что же касалось серебра – некоторое его количество опять же превращалось в финские марки, но большая часть покупалась на бирже, после чего уплывала в страны Азии, где все еще сохранялся серебряный стандарт, позволяя получить солидную прибыль на разнице курса металлов и валют. Тот же Китай с его четырьмя сотнями миллионов населения оказался натуральной отдушиной для всех стран стремившихся избавиться от лишнего серебра и получить в обмен на него высоколиквидный товар, как чай или шелк, к примеру. Не являлись исключением и те предприятия, в которых имел свои интересы барон Иванов. Это тогда, в далеком 1894 году, команда первого «Полярного лиса» довольствовалась получением китайских серебряных лянов. Нынче же из Поднебесной вместо серебра вывозились имеющие спрос в России товары, да изредка деньги европейских стран, коли таковые находились в потребных количествах у покупателей или банков.
