— И какую ты намерен назвать цену?
— Семьсот пятьдесят тысяч долларов за ранчо и фирму. Мне могли бы дать и больше, если бы я предпринял серьезные усилия по поиску покупателя. Однако это тоже неплохая прибыль для нас. Я знаю, что она удовлетворит и Джона. Кстати, в своих письмах он все время спрашивает меня, почему я не продаю ранчо, не закрываю бизнес и не возвращаюсь на восток.
— Я знаю, дядя Джон всегда хотел, чтоб мы вернулись, — сказала Диана.
— На самом деле старому Уэйнрайту вообще нет дела до ранчо и скота, — помолчав, проговорил Элиас. — Его интересует прииск. Он предлагал мне миллион долларов в случае, если я продам все наши земли в штате, включая прииск. Уэйнрайт заметил, что наша деятельность на нем почти прекратилась. Здесь он прав. Но он думает, что я ухвачусь за возможность продать ему все, лишь бы избавиться от невыгодного дела. Подозреваю, что в последние полгода у него был шпион на прииске. Этот новый бухгалтер, которого прислал Корсон, когда твой дядя Джон был в Европе, — весьма подозрительный тип. Уэйнрайт думает, что узнал нечто, неизвестное мне, но ошибается — мне это известно. Дело в том, Ди, что в этом году мы разведали гораздо более богатую жилу, чем та, которую разрабатывали до сих пор. В принципе я знаю о ней уже два года. Но мы с Джоном считали, что сначала надо выпить досуха старую, благо денег у нас достаточно. Так что только один прииск стоит от десяти до двадцати миллионов долларов.
— Дядя Джон знает об этом? А нет ли опасности, что его могут обманом вовлечь в нечестную сделку?
— Вряд ли такое возможно. Хотя тебе должно быть известно, что он ничего не предпринимает без консультации со мной. Мы, конечно, довольно странные партнеры, Ди, однако полностью уверены друг в друге. Уже давно мы не заключали никаких письменных соглашений. Скрипа перьев между нами было мало, зато доверия — много. Когда кто-либо из нас женился, единственной предосторожностью для защиты наших взаимных интересов было составление завещания, в котором я оставлял все ему, а он — мне. После женитьбы мы составили еще по одному завещанию. Вот и все. Если я умру первым, все перейдет к нему. Если он умрет первым — ко мне, если же мы оба умрем, все будет поровну поделено между нашими здравствующими наследниками. Каждый из нас знает, что таким образом мы надежно защитим интересы своих семей, поскольку безоговорочно доверяем друг другу.
— Давай не будем говорить об этом! — воскликнула девушка. — Никто из вас не собирается умирать, правда?
— Ладно, Ди, — засмеялся отец. — Ты всегда думала по-своему. Ну вот, теперь мы планируем это путешествие на восток. Пожалуй, не стоит ехать, пока не закончится весеннее клеймение скота. Но во всем есть свои плюсы — за это время мы сможем проверить Колби. Если он будет держаться молодцом, то мы прекрасно поступим, в дальнейшем оставив управление на нем. Я считаю, что не стоит брать начальника со стороны, если можешь использовать своего человека. Кстати, что ты думаешь о нем, Ди?
— Право, не знаю, папа. Он мне очень нравится, к тому же он порядочен и предан тебе. Но он не разбирается в скоте и в пастбищах так хорошо, как Бык.
— О Быке не может быть и речи, — обрезал отец. — В третий раз я ему уже не поверю.
— Я знаю, что ты думаешь о нем. Согласна с тобой. И все же… Есть в нем что-то такое, папа, — я не могу как следует объяснить это, — что заставляет полностью доверять ему. Когда он рядом со мной, я чувствую себя в безопасности.
— Он загипнотизировал тебя. Надеюсь, он не влюблен в тебя? — спросил отец весьма серьезно.
— Они все влюблены! — воскликнула она, смеясь. — Но Бык меньше других.
— Полагаю, тебе пора замуж, — проговорил Хендерс. — Если б ты собиралась остаться здесь, я бы предпочел, чтобы ты вышла за западного парня. Но если ты собираешься на восток, то не должна поддаваться чувствам. Ты сама сказала, что существует огромная разница между здешними ковбоями и благовоспитанными жителями востока.
— Успокойся, папа, я до сих пор ни в кого не влюблена. Если и влюблюсь в ближайшее время, то, боюсь, это будет либо Хол Колби, либо Джефферсон Уэйнрайт.
— Неужели старший? — с усмешкой спросил отец.
— О, этот невозможный человек так забавен!
— Уж не знаю, насколько он забавен, но что невозможен — это точно. Даже более того.
— Что ты имеешь в виду?
— Я ему точно так же не доверяю, как не принимаю в расчет Быка. Он из тех жирных котов, которые не брезгуют любыми средствами, лишь бы не оказаться в тюрьме. Правда, мальчишка кажется гораздо более приличным, чем папаша.
— Он очарователен… — мечтательно произнесла Диана.
Проходили дни, прекрасные солнечные дни, которые Диана проводила, мечтая о путешествии на восток. Как обычно, она много каталась — то с одним, то с другим, но чаще всего с отцом и Холом Колби.
Задания, которые получал Бык, обычно вынуждали его находиться слишком далеко от ранчо, чтобы иметь возможность сопровождать ее, да и просто как-то с ней соприкасаться. Если он и понимал, что Колби сознательно дает ему такие задания с целью удалить от Дианы, то никому об этом не говорил. Хотя, разумеется, он не мог не заметить, что после всех случаев, когда он сопровождал Диану (обычно это бывало в воскресенье), он бывал нагружен работой особенно жестоко. В такие дни ему приходилось оставаться в седле до поздней ночи, а порой уезжать на два дня и более.
Наконец наступило время весеннего родео. Начали съезжаться наездники с других ранчо, иногда за сотни миль. Из-за большого количества походных кухонь «Застава Y» стала похожа на военный лагерь. С западных ранчо были привезены дикие, еще не объезженные лошади с выводками жеребят, еще не знавших седел. Все они были распределены между ковбоями — каждому достался целый табун из восьми лошадей. Прибыл и Джефферсон Уэйнрайт-младший, разряженный не хуже царя Соломона. Сначала ковбои очень смеялись над ним, но когда он отнесся к этому добродушно, немного поутихли. А после нескольких вечеров, когда он пел и рассказывал всякие забавные байки, они приняли его почти как своего. По большей части, правда, он находился в обществе Дианы Хендерс. И как результат такого легкомыслия, в его табуне оказались четыре необъезженные дикие лошади. Рабочие усмехались, когда Колби выбирал их для него, и, разумеется, все ранчо присутствовало, когда он впервые попытался объездить одну из них.
Диана тоже была там. Случилось, что она стояла рядом с Быком, когда первая из лошадей, заарканенная и сваленная на землю, была наконец оседлана, взнуздана и готова к объездке. Это был пегий жеребчик с крутой шеей, римским профилем и бельмом на глазу. Спина его — вероятно от страха — была горбатой, как у верблюда.
— Эта скотина выглядит весьма норовистой, — сообщил Бык девушке.
— Нельзя допустить, чтобы мистер Уэйнрайт сел на нее! — ответила она. — Он не привык к злым лошадям и может погибнуть!
— Я подумал об этом еще тогда, когда Хол выбирал ее.
— Не знала, что это его работа. Позор! — воскликнула она. — Эту лошадь для мистера Уэйнрайта должен объездить кто-то, кто умеет — как ты, Бык, — прибавила она, желая польстить ему.
— Вы хотите, чтоб я это сделал? — спросил он.
— Я не хочу видеть, как бедняга убьется.
Бык спокойно выступил вперед и перелез через ограду загона. Молодой Уэйнрайт стоял в нескольких футах от пегого жеребца и наблюдал, как несколько мужчин пытаются поправить повязку на глазах лошади. Бык понял, что парень боится.
— Хотите, я объезжу его для вас, молодой человек?
— Думаете, он не опасен?
— О, разумеется, он не более опасен, чем Канзасский циклон.
Уэйнрайт мило улыбнулся.
— Я буду благодарен, если вы попытаете счастье первым, и даже готов заплатить вам за труды, — пообещал он.
Бык приблизился к мужчинам, державшим коня.
— Выведите его наружу, — приказал он. — Мне требуется место, чтобы оседлать его.
Они выгнали брыкающегося мустанга из загона, а Бык подошел к нему сбоку.