Все это должно контролироваться людьми из арестантского мира, но ни в коем случае не спортсменами и не другими собаками…
Если кто-то будет увиливать от сбора общака и ставить препятствия, то мы будем жестоко расправляться с такими гадами. Спецбоевики угомонят любого…"
Бандиты побаиваются воров потому, что перед каждым, вполне возможно, в недалеком будущем могут распахнуться ворота зоны. В зонах же воровская власть почти всегда сильнее бандитской, и любой дедок-туберкулезник может, выполняя приказ авторитета, загнать заточку в крепкую спортивную спину. Бандита в воровской зоне могут «опустить», то есть сделать педерастом, и такие случаи бывали…
Вместе с тем воры — люди очень «реальные», они отдают только такие приказы, которые можно выполнить. Они быстро оценивают объективно сложившуюся обстановку и предпочитают компромисс заведомому проигрышу. Известно, что живой всегда может подняться и взять реванш, мертвый же такой возможности лишен.
В бандитском мире отношение к ворам также неоднозначное. Например, крупнейший бандитский лидер «тамбовских» Кумарин всегда относился к ворам крайне отрицательно — «зачем дармоедов кормить?», однако у другого лидера той же «тамбовской» группировки Михаила Глушенко (Хохол) [13] в советниках был Горбатый…
Александр Малышев имел много общих интересов с покойным Витей-Калиной и прекрасно с ним сотрудничал и уживался. Привечал Александр Иванович и старого дедушку Колю Черного, который хоть и был коронованным вором, но в Петербурге обладал, конечно, намного меньшим влиянием, чем Малышев.
Тем не менее советы Коли Черного всегда внимательно выслушивались, хотя далеко не всегда выполнялись. «Чудит старик, ну и пусть чудит. Зачем его обижать…» При этом, конечно, не забывалось, что, в принципе, старик и сам может обидеть кого захочет — зачем же будить лихо, пока оно тихо.
Любопытно, что, хотя в Петербурге живут и «работают» несколько коронованных воров в законе — таких как Дато, Макар, Якутенок, — смотрящим в Петербурге и его заместителем московские воры утвердили не воров, а бандитов, правда «ориентированных» на воров. Ими стали в начале 1993 г. соответственно Кудряш и Костя-Могила, известный своей замечательной гибкостью и дипломатическими способностями, умением со всеми ладить (что не спасло Могилу, однако, от налета летом 1993 г. на его офис на Варшавской улице, который едва не стоил ему жизни) [14].
Такое назначение, конечно, не случайно и показывает, что воры в законе оценивают реально сложившийся в Петербурге расклад сил. Они понимают, что кавалерийским наскоком здесь ничего не добьешься, поэтому наращивают свое присутствие в Питере медленно и постепенно. [15]
Наращивание это нашло свое выражение в сходняке, прошедшем в Петербурге весной 1993 г., и в летней (того же года) коронации, проведенной в одной из лучших гостиниц нашего города. Коронован был казанский вор по кличке Вася. Этот последний факт особо примечателен, потому что коронаций в Петербурге не было с незапамятных времен.
Одновременно с этим воры ищут союзников даже среди таких особняком стоящих в Петербурге банд, как ментовские, то есть возглавляемые бывшими сотрудниками правоохранительных органов, которых среднестатистические питерские бандиты недолюбливают.
Надо сказать, что у воров в законе, в общем, уважительное отношение к сотрудникам милиции, но только к честным. «Мы свою работу делаем — менты свою, но, в принципе, по одной жердочке ходим» — удивительное подтверждение действенности закона единства и борьбы противоположностей, не правда ли?
К продажным же сотрудникам милиции, в том числе и к тем, кто работает на них самих, воры относятся крайне негативно, испытывают к ним чувство брезгливости, ненавидят их, хотя никак это и не демонстрируют — для пользы дела.
Воры хотят «поставить» бандитов «под себя» и вряд ли откажутся от этой идеи, сколько бы времени ни длилась борьба. Бандиты, привыкшие к стычкам типа «команда на команду», часто проигрывают при применении ворами тактики физического уничтожения лидеров. Вместе с тем воры оказывают мощное идеологическое воздействие на выбранные ими «базовые» группировки — например, на «казанскую», которая все больше и больше начинает ориентироваться на воров. Тем не менее ответить на вопрос, кто в итоге будет доминировать в Петербурге — воры или бандиты, так же сложно, как определить сильнейшего в гипотетической схватке слона и кита.
Прогнозы в этой сфере делать чрезвычайно трудно, потому что среди самих воров нет единства. Тщательно маскируемые разговорами о братстве, конфликты все же прорываются наружу; так, можно с уверенностью сказать о серьезнейшем противостоянии казанских и московских воров. С другой стороны, в бандитском мире тоже царит междоусобица, катализированная общей динамикой перемен в нашем обществе, — очень быстро растет молодежь, буквально «подпирающая» снизу своих лидеров и радующаяся каждому новому «освободившемуся» месту, но не понимающая пока того, что такая же крутая молодежь придет и им на смену…
При любых обстоятельствах внешние и внутренние попытки обуздать криминальный беспредел будут успешными в случае соотнесения их с попытками остановить беспредел законодательный, экономический, политический и нравственный. А все эти беспределы очень тесно взаимосвязаны.
Скажем, известнейший петербургский банк приглашает в 1993 г. к себе работать Костю-Могилу не столько из-за нравственной деградации его руководителей, сколько из-за реального понимания ими собственного бессилия в условиях сложившейся законодательной базы. Что они могут сделать, например, тем, кто не возвращает кредиты? Обратиться в арбитраж, который вынесет решение в их пользу, но не может вернуть кредит?
Изучение и анализ тенденций и процессов, происходящих в мире бандитов и воров, нужны далеко не только милиционерам, сидящим в своих кабинетах по трое за одним столом. Разработка подобных программ прежде всего нужна политикам, экономистам и бизнесменам, потому что недооценка или просто игнорирование такого важнейшего фактора нашего общественного бытия, каким стал сейчас «зазеркальный» криминальный мир, не позволит этим политикам, экономистам и бизнесменам правильно оценивать сложившуюся обстановку и принимать решения, «обреченные на успех».
Горбатый
Первый раз он украл в 15 лет. Тогда он еще не был Горбатым. Умер в тюремной больнице в возрасте 62 лет…
Звали его Юрий Васильевич Алексеев, однако больше известен он был под прозвищем Горбатый. Погоняло это получил за то, что умел имитировать горб — чтобы в случае чего милиция потом горбуна искала. Использовал и накладной горб.
Семь раз приговаривали его к различным срокам. В общей сложности просидел почти двадцать семь из своих шестидесяти двух. Прошел чуть ли не все лагеря от Колымы до западных границ.
Трудно сказать, был ли Горбатый вором в законе, впоследствии отошедшим от традиций, или же занимал в блатной иерархии ступень пониже. Одни говорят так, другие — этак [16]. Сейчас вообще стало трудно говорить о ком-либо — вор в законе он или нет. Изменилось само понятие. В наше время всеобщего разрушения устоев изменяется и статус воров в законе, из-за чего — путаница и неразбериха. Дело доходит до того, как уже было сказано, что высший воровской титул стало возможным просто купить.
Горбатый был представителем старой воровской школы. За этим человеком стоит целая эпоха уголовного мира. Работал он в основном по антиквариату. Кстати, в его визитной карточке так и было написано — «главный специалист по антиквариату в Санкт-Петербурге». Как рассказывают сотрудники милиции, в 70-х годах Горбатый входил в знаменитую преступную группу «Хунта», состоявшую из преступников-евреев, которые грабили евреев же, выезжавших из СССР.
Одним из ближайших его друзей был Михаил Монастырский, иначе — Миша-Миллионер. Монастырский — человек почти легендарный, организовавший в конце 70-х — начале 80-х годов поточное изготовление изделий «под Фаберже» с последующей переправкой их за границу. Когда Монастырского арестовали, экспертиза не смогла назвать фальшивыми изделия, выпущенные его организацией. Сейчас Монастырский имеет офис на Адмиралтейской набережной, некоторые называют его одним из самых богатых людей Петербурга.