«Подожди!» – мысленно простонала Корделия.
– Н-е-ет! – отчаянно заорал Фордариан. Вскочив, он вырвал нейробластер из рук другого охранника. Телохранитель, уже осознав чудовищность своей ошибки, отшвырнул оружие, словно желая отстраниться от содеянного. Фордариан пристрелил его на месте.
Все поплыло перед глазами у Корделии. Схватив трость Куделки, она отстрелила ножны прямо в лицо одному из охранников и молниеносно всадила клинок в руку Фордариана. Тот закричал и выронил оружие. Друшикко уже завладела первым брошенным нейробластером. Ботари обезвредил стоявшего рядом с ним солдата одним смертельным ударом в горло. Корделия захлопнула дверь в коридор перед носом у оставшихся там охранников и кинулась вперед. Прожужжал разряд парализатора, потом один за другим три быстрых выстрела нейробластера: это Друшикко разделалась с последними из людей Фордариана.
– Хватай его! – прокричала Корделия сержанту. Трясущийся Фордариан, сжимавший окровавленную кисть правой руки, не мог толком сопротивляться, хотя лягался и кричал. Ботари моментально скрутил его и приставил к затылку нейробластер.
– Пошли отсюда, – скомандовала Корделия, ударом ноги распахивая дверь. – В спальню императора.
«К Майлзу».
Солдаты в коридоре вскинули оружие, но замерли в нерешительности при виде своего господина.
– Дорогу! – прорычал Ботари. Охранники расступились. Корделия схватила Друшикко за руку, и они перешагнули через тело принцессы, прекрасной даже в смерти. Держась так, чтобы Ботари и Фордариан оказались между ними и охранниками, женщины отступили по коридору.
– Достаньте у меня из кобуры плазмотрон и открывайте огонь, – жестко велел Корделии сержант. Ему удалось завладеть оружием только к концу потасовки – наверное, поэтому на его счету оказалось так мало убитых.
– Но мы подожжем дворец! – ужаснулась Друшикко.
Все бесценные антикварные изделия, все исторические реликвии находились в этом крыле. Это точно.
Корделия отчаянно ухмыльнулась, подняла плазмотрон и выстрелила в дальний конец коридора. Деревянная мебель, паркет и старинные драпировки с ревом вспыхнули при первом же прикосновении огненного луча.
«Горите! Горите за Карин. Путь это возжигание будет достойно ее отваги и муки, пусть пламя возносится выше и выше…»
Оказавшись перед дверью в спальню покойного императора, Корделия послала струю плазмы и в другой конец коридора.
«А это вам за то, что вы сделали со мной и моим мальчиком…»
Огонь на несколько минут задержит преследователей. Казалось, ее тело парило, сделавшись необыкновенно легким.
«Интересно, Ботари чувствует то же самое, когда убивает?»
Друшикко бросилась к панели потайной лестницы. Она действовала уверенно, словно руки и искаженное горем лицо принадлежали разным людям. Корделия кинула шпагу на кровать, метнулась к огромному резному гардеробу, стоявшему у ближней стены, и распахнула дверцы. В полутьме на центральной полке горели янтарные и зеленые огни.
«Господи, только бы не очередная пустышка…»
Она обхватила репликатор и вытащила его на свет. Судя по весу, он был полон жидкости. Правильные показания приборов, правильные цифры. Это он.
«Спасибо тебе, Карин. Я не хотела твоей гибели».
«Я сошла с ума». Она не испытывала ни горя, ни раскаяния, хотя сердце бешено колотилось и дыхание перехватило. Наверное, это и есть боевой адреналиновый шок, бросающий людей на амбразуры. Вот что, оказывается, так ценят войноголики.
Фордариан, ругаясь, пытался вырваться из железной хватки Ботари.
– Вам не убежать! – Перестав брыкаться, он попробовал заглянуть в глаза Корделии. – Подумайте, леди Форкосиган. У вас ничего не выйдет. Я вам нужен как заслон, но нести меня парализованного вы не сможете. А в сознании я буду все время сопротивляться. Там, снаружи, вас неминуемо схватят. – Голос его стал слащавым-слащавым. – Сдайтесь сейчас, и вы сохраните себе жизнь. И в придачу вот эту жизнь, которая так много для вас значит. – Он кивнул на репликатор в руках Корделии. Ее шаги теперь были тяжелее, чем у беременной Элис Форпатрил.
– Я не приказывал этому дураку Форхаласу убить наследника Форкосигана, – торопливо продолжал граф, пытаясь пробиться сквозь их молчание. По его пальцам струилась кровь. – Для Барраяра опасен только сам лорд с его безумными прогрессистскими идеями. Ваш сын вполне мог бы унаследовать графство после Петера. А старику не следовало нарушать верность своей партии. Это же просто преступление – то, к чему Эйрел вынудил своего отца!
«Так. Значит, это был ты. С самого начала».
От потери крови и шока он говорил сумбурно, обычно гладкие политические аргументы звучали пародией. Казалось, Фордариан надеялся отговориться от возмездия, стоит только подобрать нужные слова. Почему-то Корделия сомневалась, что у него это получится. Фордариан не был ни вызывающе аморален, как Форратьер, ни развращен, как Зерг, но зло все равно так и сочилось из него – не из-за его пороков, а из-за его добродетелей: убежденности в своих консервативных взглядах, страсти к Карин. У Корделии мерзко болела голова.
– Мы так и не смогли доказать, что вы стояли за Ивоном Форхаласом, – тихо сказала Корделия. – Спасибо за информацию.
Фордариан умолк и с тревогой посмотрел на дверь, за которой уже ревело пламя. Потом выпрямился и перевел взгляд на Корделию.
– Мертвый, я не гожусь в заложники…
– Вы мне вообще не нужны, император Вейдл, – откровенно ответила Корделия. – В этой войне погибло уже не меньше пяти тысяч человек. Теперь, когда погибла и Карин, долго ли еще вы собираетесь воевать?
– До конца, – он оскалился. – Я отомщу за нее, отомщу за всех…
«Неверный ответ», – подумала Корделия со странной грустью, от которой кружилась голова.
– Ботари! Возьмите эту шпагу. – Она поставила репликатор на пол и на мгновение положила руку поверх его пальцев, сжавших рукоять. – Ботари, я прошу вас казнить для меня этого человека.
Ей самой показалось, что ее голос прозвучал неестественно спокойно, словно она попросила передать ей масло за столом.
– Слушаюсь, миледи, – отозвался Ботари, поднимая клинок. Его глаза радостно сверкнули.
– Как?! – изумленно воскликнул Фордариан. – Вы же бетанка! Вы не можете…
Сверкающий удар оборвал его слова, его дыхание, его жизнь. Голова как будто сама собой отскочила от туловища, только из основания шеи ударила последняя волна крови. Вот кому следовало поручить исполнение приговора над Карлом Форхаласом, отрешенно подумала Корделия… А в следующую секунду Ботари глухо вскрикнул, выронил шпагу и упал на колени рядом с обезглавленным телом, сжимая руками виски. Можно было подумать, что из его горла вырвался предсмертный вопль Фордариана.
Корделия в страхе склонилась над ним. Впервые с той самой секунды, когда Карин схватила нейробластер и начался весь этот хаос, ее охватил ужас. Химическая блокада памяти прорвана, и сержант вспомнил ту картину, которую – под страхом невообразимых мук – ему было приказано забыть: свой бунт и перерезанное горло адмирала Форратьера. Она проклинала себя за то, что не предусмотрела этого. Неужели воспоминания его убьют?
– Дверь совсем раскалилась, – доложила со своей позиции бледная как полотно Друшикко. – Миледи, нам надо немедленно выбираться отсюда.
Ботари с хрипом хватал ртом воздух, все еще сжимая руками голову, но дыхание его начало понемногу выравниваться. Удостоверившись, что приступ проходит, Корделия оставила сержанта сидеть на полу и огляделась. Ей срочно нужно найти что-то – что-то не пропускающее влагу… Вот на полке гардероба валяется прочный пластиковый мешок, а в нем несколько пар туфель Карин – видимо, он был принесен сюда кем-то из слуг, когда император Вейдл повелел вдовствующей принцессе перебраться в его спальню. Корделия вытряхнула туфли, подняла отрубленную голову и сунула ее в мешок. Ноша оказалась тяжелой, хотя и полегче, чем маточный репликатор. Она затянула завязки.
– Дру, ты держишься лучше всего. Понесешь репликатор. Спускайся. Только не урони его.
