Он резко оборвал свою речь – но было уже поздно.

Лицо Форкосигана-младшего стало серым. Такое Корделия видела только дважды – и оба раза он был готов на убийство.

Заложив руки за спину, Эйрел с силой переплел пальцы. Корделия заметила, что они побелели и дрожат. Вскинув голову, он шепотом проговорил:

– Если бы мой брат был жив, он был бы безупречен. Вы так считали, я так считал, и император Ури тоже так считал. И вот вам пришлось довольствоваться объедками с кровавого пиршества, сыном, которого не заметили убийцы Ури Безумного. Мы – Форкосиганы, мы умеем обходиться малым. – Он заговорил еще тише. – Но мой первенец будет жить. Я не подведу его во второй раз. Второго шанса вы не получите, сэр.

Стиснутые за спиной руки разжались. Чуть заметным движением головы он как бы отмел и отца, и все те слова, которые тот мог бы сказать.

Вторично потерпев поражение и явно страдая из-за своей промашки, граф искал, на ком бы выместить все свое возмущение и обиду. Взгляд его упал на Ботари, невозмутимо наблюдавшего за происходящим.

– И ты здесь! Ты тут с самого начала замешан. Ты шпионил за мной в пользу моего сына? Кому принадлежит твоя верность? Ты подчиняешься мне или ему?

В глазах Ботари вспыхнул странный огонек. Он склонил голову в сторону Корделии:

– Ей.

Старик так изумился, что даже не сразу обрел дар речи.

– Прекрасно! – выдавил он наконец. – Пусть она тебя и получит. Чтоб я больше не видел твоей физиономии. В мой дом не возвращайся. Эстергази доставит тебе твои пожитки еще до темноты.

Граф резко повернулся и зашагал прочь. Но весь драматизм ухода был непоправимо нарушен тем, что он, не выдержав, оглянулся, прежде чем повернуть за угол.

Эйрел устало вздохнул.

– Ты считаешь, он на этот раз серьезно? – спросила Корделия. – Это его «никогда в жизни»?

– Государственные дела вынудят нас общаться, и он это знает. Пусть посидит дома и насладится тишиной. А там посмотрим. – Он невесело улыбнулся: – Пока мы живы, покинуть поле боя невозможно.

– Похоже, что так. – Она виновато посмотрела на Ботари. – Извините, сержант. Я и не знала, что граф может выгнать своего вассала, принесшего клятву верности.

– На самом деле не может, – объяснил Форкасиган. – Ботари просто перевели на службу другой ветви нашей семьи. К тебе.

«Именно то, о чем я всегда мечтала, – свое собственное чудовище. Только вот что с ним делать – держать в шкафу?» Корделия задумчиво потерла переносицу, потом посмотрела на свою руку. Руку, которая лежала на руке Ботари, сжимавшей рукоять шпаги. Так. И так.

– Лорду Майлзу понадобится телохранитель, правда?

Эйрел с интересом наклонил голову:

– Конечно, дорогая.

На лице Ботари вдруг отразилась такая напряженная надежда, что у Корделии перехватило дыхание.

– Телохранитель, – запинаясь, проговорил он, – и защитник. Никакие подонки не смогут его обидеть, если… вы разрешите мне помочь, миледи.

– Это будет… – «немыслимо, глупо, опасно, безответственно», – … прекрасно, сержант.

Его лицо осветилось, словно взошло солнце.

– Мне можно приступить сейчас?

– Почему бы и нет?

– Тогда я буду дожидаться вас там. – Ботари кивнул в сторону лаборатории и проскользнул в дверь. Корделия зримо представила, как он стоит, прислонившись к стене, сама бдительность… Надо надеяться, что его злобная физиономия не напугает врачей до такой степени, что они уронят своего хрупкого пациента.

Эйрел обнял жену.

– У вас, бетанцев, есть сказки о ведьмах, которые делают детям волшебные подарки?

Она приникла щекой к его мундиру.

– Не знаю, преподнес ли твой отец Ботари в качестве благословения или проклятия. Но зато я уверена, что сержант никому не позволит обидеть Майлза. Никому. Какие странные подарки получил наш цыпленок.

Они вернулись в лабораторию и внимательно выслушали окончание лекции о потребностях и неудачах Майлза, согласовали сроки первых процедур и потеплее заку– тали малыша, чтобы везти домой. Он был такой крошечный, такой невесомый, что Корделия испытала мгновенный приступ паники, впервые взяв сына на руки и баюкая этот хрупкий комочек.

«Верните его в репликатор еще лет на восемнадцать, мне такое не по силам…»

Дети могут и не быть благословением, но сотворить их, а потом подвести – это значит навлечь на себя проклятие. Даже Петер это понимает. Эйрел распахнул перед ними дверь.

«Добро пожаловать на Барраяр, сынок. Войди в этот странный мир – мир богатства и нищеты, взрывных перемен и незыблемых традиций. Родись – и еще раз родись. Получи имя (а „Майлз“ означает „солдат“), но не позволяй ему стать твоим предопределением. Получи искалеченное тело – в обществе, где ненавидят мутации и презирают калек. Получи титул, богатство, власть – и всю ненависть, которая им сопутствует. Получи бесконечные операции и процедуры. Унаследуй целый сонм друзей и врагов, которых нажил не ты. Получи деда, выходца из преисподней. Терпи боль, найди радость, отыщи свой собственный смысл – потому что Вселенная его тебе не подарит. Будь движущейся мишенью – но живи. Живи. Живи».

– Чертов Вааген, – бормотала на бегу Корделия. – Даже не предупредил, что этот сорванец будет таким подвижным.

Она промчалась по лестнице, пересекла кухню и выбежала на террасу. Быстро осмотрела лужайки, рощу, скользнула взглядом по длинному озеру, сверкавшему под летним солнцем. Нигде никого.

Из-за угла показался Эйрел в старых форменных брюках и линялой рубашке. Заметив Корделию, он недоуменно развел руками.

– Там его нет.

– В доме тоже. Как ты думаешь, куда он мог удрать – наверх или вниз? Где маленькая Элен? Держу пари, он там же, где она. Я запретила ему спускаться к озеру без взрослых, но уж не знаю…

– Вряд ли они на озере, – сказал Эйрел. – Они и так все утро плавали. Я специально засек время: за пятнадцать минут он пятнадцать раз умудрился взобраться на причал и спрыгнуть вниз. Помножь это на три часа.

– Значит, наверху, – решила Корделия, и они поплелись в гору по усыпанной гравием дорожке. – И подумать только, – задыхаясь пробормотала Корделия, – я молилась, чтобы он поскорее научился ходить!

– Ничего удивительного – пять лет его энергия была скована, а теперь вырвалась на свободу, – серьезно объяснил Эйрел. – Хорошо, что она нашла выход, а не превратилась в отчаяние. Какое-то время я этого боялся.

– Да. Ты заметил, что после последней операции он стал меньше болтать? Сначала я обрадовалась… Но тебе не кажется, что он становится немым? Я даже не знала, что тот морозильный элемент можно разобрать. Немой инженер…

– Мне кажется… э-э… двигательные и речевые способности в конце концов уравновесятся. Если он останется жив.

– Нас, взрослых, так много, а он один. Казалось бы, мы должны за ним поспевать. Почему же у меня такое чувство, что на его стороне численное превосходство и мы окружены? – Они поднялись на вершину холма. Внизу, в ложбине, виднелся конный завод графа Петера – пять зданий, выкрашенных красным, огороженные загоны, пастбища, засеянные сочной травой, вывезенной со Старой Земли. Сержант Ботари опередил их – он уже выходил из одного здания, направляясь в другое. До них донесся его зычный крик, чуть приглушенный расстоянием:

– Лорд Майлз?!

– О Боже, только бы он не вспугнул лошадей, – сказала Корделия. – Надеюсь, на этот раз обойдется без скандала – хотя бы потому, что Майлз наконец ходит.

– Вчера за ужином он был предельно вежлив, – с надеждой заметил Эйрел.

– Вчера за ужином я вела себя вежливо, – пожала плечами Корделия. – А он чуть ли не обвинил меня в том, что я морю голодом твоего сына, и поэтому, мол, он так и останется карликом. Я что, виновата, что мальчишка предпочитает ковыряться в тарелке? А пичкать его гормоном роста я все-таки побаиваюсь. Вааген настолько туманно высказался относительно того, как это может повлиять на прочность костей…