1829-1830
VI. Кукушка и Орёл
Орёл пожаловал Кукушку в Соловьи.
Кукушка, в новом чине,
Усевшись важно на осине,
Таланты в музыке свои
Выказывать пустилась;
Глядит – все прочь летят,
Одни смеются ей, а те её бранят.
Моя Кукушка огорчилась,
И с жалобой на птиц к Орлу спешит она.
«Помилуй! – говорит, – по твоему веленью
Я Соловьём в лесу здесь названа;
А моему смеяться смеют пенью!»
«Мой друг! – Орёл в ответ, – я царь, но я не бог.
Нельзя мне от беды твоей тебя избавить.
Кукушку Соловьём честить я мог заставить;
Но сделать Соловьём Кукушки я не мог».
1829-1830
VII. Бритвы
С знакомцем съехавшись однажды я в дороге,
С ним вместе на одном ночлеге ночевал.
Поутру, чуть лишь я глаза продрал,
И что же узнаю? – Приятель мой в тревоге:
Вчера заснули мы меж шуток, без забот;
Теперь я слушаю – приятель стал не тот.
То вскрикнет он, то охнет, то вздохнёт.
«Что сделалось с тобой, мой милый?.. Я надеюсь,
Не болен ты». – «Ох! ничего: я бреюсь».
«Как! только?» Тут я встал – гляжу: проказник мой
У зеркала сквозь слез так кисло морщит рожу.
Как будто бы с него содрать сбирались кожу.
Узнавши, наконец, вину беды такой,
«Что дива? – я сказал, – ты сам себя тиранишь.
Пожалуй, посмотри:
Ведь у тебя не Бритвы – косари;
Не бриться – мучиться ты только с ними станешь».
«Ох, братец, признаюсь,
Что Бритвы очень тупы!
Как этого не знать? Ведь мы не так уж глупы;
Да острыми-то я порезаться боюсь».
«А я, мой друг, тебя уверить смею,
Что Бритвою тупой изрежешься скорей,
А острою обреешься верней:
Умей владеть лишь ею».
Вам пояснить рассказ мой я готов:
Не так ли многие, хоть стыдно им признаться,
С умом людей – боятся
И терпят при себе охотней дураков? [150]
1828
VIII. Сокол и Червяк
В вершине дерева, за ветку уцепясь,
Червяк на ней качался.
Над Червяком Сокол, по воздуху носясь,
Так с высоты шутил и издевался:
«Каких ты, бедненький, трудов не перенёс!
Что ж прибыли, что ты высоко так заполз?
Какая у тебя и воля и свобода?
И с веткой гнёшься ты, куда велит погода». —
«Тебе шутить легко, —
Червяк ответствует, – летая высоко,
Затем, что крыльями и силен ты, и крепок;
Но мне судьба дала достоинства не те:
Я здесь, на высоте,
Тем только и держусь, что я, по счастью, цепок!»
1829-1830
IX. Бедный Богач
Ну стоит ли богатым быть,
Чтоб вкусно никогда ни съесть, ни спить
И только деньги лишь копить?
Да и на что? Умрём, ведь всё оставим.
Мы только лишь себя и мучим и бесславим.
Нет, если б мне далось богатство на удел,
Не только бы рубля, я б тысяч не жалел,
Чтоб жить роскошно, пышно,
И о моих пирах далёко б было слышно;
Я даже делал бы добро другим,
А богачей скупых на муку жизнь похожа. —
Так рассуждал Бедняк с собой самим,
В лачужке низменной, на голой лавке лёжа;
Как вдруг к нему сквозь щёлочку пролез,
Кто говорит – колдун, кто говорит – что бес,
Последнее едва ли не вернее:
Из дела будет то виднее.
Предстал – и начал так: «Ты хочешь быть богат,
Я слышал, для чего; служить я другу рад.
Вот кошелёк тебе: червонец в нём, не боле;
Но вынешь лишь один, уж там готов другой.
Итак, приятель мой,
Разбогатеть теперь в твоей лишь воле.
Возьми ж – и из него без счёту вынимай,
Доколе будешь ты доволен;
Но только знай:
Истратить одного червонца ты не волен,
Пока в реку не бросишь кошелька».
Сказал – и с кошельком оставил Бедняка.
Бедняк от радости едва не помешался;
Но лишь опомнился, за кошелёк принялся.
И чтo? ж? – Чуть верится ему, что то не сой:
Едва червонец вынет он,
Уж в кошельке другой червонец шевелится.
«Ах, пусть лишь до утра мне счастие продлится! —
Бедняк мой говорит. —
Червонцев я себе повытаскаю груду;
Так завтра же богат я буду —
И заживу, как сибарит».
Однако ж поутру он думает другое.
«То правда, – говорит, – теперь я стал богат;
Да кто ж добру не рад!
И почему бы мне не быть богаче вдвое?
Неужто лень
Над кошельком ещё провесть хоть день!
Вот на дом у меня, на экипаж, на дачу;
Но если накупить могу я деревень,
Не глупо ли, когда случай к тому утрачу?
Так, удержу чудесный кошелёк:
Уж так и быть, ещё я поговею
Один денёк,
А, впрочем, ведь пожить всегда успею».
Но что ж? Проходит день, неделя, месяц, год —
Бедняк мой потерял давно в червонцах счёт;
Меж тем он скудно ест и скудно пьёт;
Но чуть лишь день, а он опять за ту ж работу.
День кончится, и, по его расчёту,
Ему всегда чего-нибудь недостаёт.
Лишь кошелёк нести сберется,
То сердце у него сожмётся;
Придёт к реке, – воротится опять.
«Как можно, – говорит, – от кошелька отстать,
Когда мне золото рекою са?мо льётся?»
И, наконец, Бедняк мой поседел,
Бедняк мой похудел;
Как золото его, Бедняк мой пожелтел.
Уж и о пышности он боле не смекает:
Он стал и слаб и хил; здоровье и покой —
Утратил всё; но всё дрожащею рукой
Из кошелька червонцы вон таскает.
Таскал, таскал… и чем же кончил он?
На лавке, где своим богатством любовался,
На той же лавке он скончался,
Досчитывая свой девятый миллион.
вернуться
150
Об оценке Гоголем этой басни см. с. 441 наст. изд.
