Мне было известно, что с моря в прибрежный район города высадился наш морской десант. Он бесшумно снял часовых и занял здание нового элеватора. Моряков было шестьдесят семь. Командовал ими старший лейтенант Константин Федорович Ольшанский. Группа отбила 18 атак противника, но и сама понесла тяжелые потери. В живых остались только десять матросов, и те раненые. Однако они еще вели огонь.
Я рассказал об этом Кругловым. Они заверили, что будут действовать так же смело и решительно.
Пробиться через боевые порядки неприятеля сразу не удалось. Решили подождать темноты. К вечеру одно из подразделений 3-го батальона выбило гитлеровцев из водонапорной башни. Пять уцелевших автоматчиков, засев в окопах, мешали передвижению гвардейцев. Комсомолец рядовой Скворцов незаметно подполз к ним и первым выстрелом уложил одного солдата. Это был последний патрон в автомате Скворцова. Он выхватил саперную лопатку, кинулся в траншею, и, прежде чем немцы опомнились, лопаткой нанес им смертельные удары.
Опускалась ночь. В небо все чаще стали взлетать осветительные ракеты. Во многих местах бушевали пожары. При такой иллюминации добровольцам во главе с Кругловым трудно было действовать. Их каждую минуту могли обнаружить. Вскоре генерал-майор Кузнецов снова вызвал меня к рации. Он потребовал как можно скорее захватить Варварский мост.
— Повторяю, взрыва не допустить. Захватить целым. Чего бы это не стоило!..
Я понял, что эту задачу нельзя решить только одной группой, и вызвал по радио капитана Гарина. Его батальон согласно плану операции должен был к утру выйти на берег Южного Буга. Александр Иванович дал слово, что будет так, как намечено. Одну роту он тотчас же направил в сторону реки.
Гарин стал комбатом недавно. Я еще не знал его хорошо и поэтому решил на всякий случай быть к нему поближе. Через час мы с начальником разведки Виноградовым и начальником артиллерии Овтиным заняли под наблюдательный пункт чердак трехэтажного дома, наполовину разбитого тяжелыми снарядами. Он располагался неподалеку от НП Гарина.
Рассвета ждали не смыкая глаз. И не зря. Как только первые лучи высветлили восточный край неба, Василий Кучерявый принес отрадную весть. Он сообщил, что 3-й батальон частью сил вышел к Южному Бугу.
Мы направили бинокли на мост. Он еще цел. Под ним стелется туман. Даю указание Гарину, чтобы гвардейцы воспользовались естественной завесой.
— Рота старшего лейтенанта Ларина уже движется к мосту, — ответил капитан.
Со стороны набережной неожиданно ударили вражеские пулеметы. На отлогом берегу негде было укрыться от пуль. Первые ряды наступающих залегли, остальные попятились назад.
На мосту также задвигались какие-то серые фигурки. Это, видимо, саперы готовили мост к взрыву.
Пулеметчики Гарина перенесли огонь на них. Вражеские солдаты вынуждены были прекратить работу и укрыться.
Через радиостанцию начальника артиллерии я приказал Богуславцу подавить пулеметы на берегу. Один из них располагался в двухоконном домике, другой — под опрокинутой лодкой. Минометчики точно накрыли цели.
После этого я распорядился обстрелять подходы к мосту, где засели автоматчики.
В это время командир 6-й роты 3-го батальона старший лейтенант Шерстнев поднял бойцов и повел их вдоль набережной. С противоположной стороны неприятель открыл по гвардейцам минометный огонь. Десятки фонтанов земли и камней выросли перед красноармейцами. Наступила критическая минута. Пока наши артиллеристы нащупают вражеские позиции, их саперы успеют подорвать мост. Они уже переползли на безопасный для них конец сооружения.
Но к нам вовремя подоспели соседи. Вот с правого фланга застучал их пулемет, а следом за ним послышалась густая дробь автоматов. Разведчики 2-го мехкорпуса во главе с гвардии капитаном Субботкиным пошли в атаку.
Минеры, попав под перекрестный свинцовый ливень, кинулись бежать, бросая шнуры, зажигательные трубки, падая кто на фермы, кто в реку.
Мост удалось захватить целым. Остатки немецкого гарнизона, засевшего в Николаеве, оказались в безвыходном положении.
Батальон Гарина соединился с десантниками. Все шестьдесят семь моряков, погибшие и живые, за проявленный героизм были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.
Утром, когда солнце осветило Николаев косыми лучами, в одном из домов раздался последний выстрел. Это немецкий обер-лейтенант, помещик из Восточной Пруссии, пустил пулю себе в рот. Рядом с ним нашли парабеллум и догорающие документы.
28 марта над городом взвился красный флаг.
Бой затих, но ходить по улицам было опасно: многие мостовые, тротуары, дома противник заминировал. Каждый неосторожный шаг грозил бедой. В этот день трагически погибли командир нашего корпуса гвардии генерал-майор Белов и начальник политотдела гвардии полковник Мартынюк. Их «виллис» наехал на противотанковую мину…
Вскоре центральная площадь заполнилась народом. Местные жители и воины-освободители собрались на митинг.
На только что сколоченной трибуне, украшенной флагами, выступали генералы и солдаты, секретарь Николаевского обкома и судостроители. Ораторы-рабочие благодарили воинов за освобождение, рассказывали о муках, которые им довелось пережить в черные дни оккупации.
Секретарь обкома И. М. Филиппов воздал должное героям, павшим в боях за Николаев. Он с гордостью помянул моряков-десантников, передал прощальные слова коммуниста гвардии сержанта Джукумбалиева, который, умирая, просил похоронить его в Николаеве. Дважды раненный, казах бился за город до последнего дыхания.
Здесь же погиб гвардии капитан Захар Иванович Пипенко — бывший секретарь ЦК комсомола Украины.
Чуть подняв вверх руку, Филиппов сказал:
— Почтим всех погибших минутным молчанием…
Траурную тишину нарушил только отдаленный стук: это саперы, разминировав очередной дом, прибивали на дверь дощечку: «Мин нет»…
Секретарь обкома призвал население как можно быстрее восстановить судостроительный завод и промышленные предприятия.
Митинг закончился знаменательно. По радио Москва поздравляла освободителей Николаева и салютовала двадцатью артиллерийскими залпами из 224 орудий.
У многих из нас на глазах были слезы радости.
Николаев занимает особое место в боевом пути нашей дивизии. Здесь, в этом городе, мы распрощались со своим фронтом.
От Дона до Южного Буга, через Миус, Саур-Могилу, Донбасс и Днепр прошли гвардейцы Иловайской стрелковой дивизии. Наше боевое мастерство выросло, мы и впредь понесем с честью свое прославленное Знамя.
Наш полк приводил в порядок вооружение, пополнялся личным составом и боеприпасами. Иванов, радостный, деловито возился возле своего «максима». А братья Кругловы работали притихшие: они переживали свою последнюю неудачу — им так и не удалось прорваться к мосту. Павел говорил мне:
— Все б ничего… да вот ребят жалко…
Трое добровольцев не вернулись. Его чувство передалось мне. Стоя на берегу Южного Буга, я снова вспомнил о гибели Страшевского. Наконец мне стало ясно, почему тогда так получилось.
Еще на подступах к Михайловке майор П. С. Овтин предупреждал, что артиллерию нельзя переводить на новые позиции всю сразу. А на Писпильне получилось именно так. Поэтому форсирование проходило без артиллерийского прикрытия. Мартынов, Пышкин, Юрченко, Страшевский и многие другие вынуждены были бросаться в воду потому, что их теснили огнеметные танки. А будь орудия на месте, они не подпустили бы врага к реке.
Как легко совершить ошибку и как тяжело признаться в ней!
Глава седьмая
ГРАНИЦА ОСТАЕТСЯ ПОЗАДИ
Дремучие леса Полесья казались таинственными, коварными, а топь бездонная не сулила ничего отрадного. Кое-кто из ветеранов полка глухо ворчал: «Чертова берлога! Тут и без боя увязнешь с головой!»
