Исследования стараниями Ломоносова и моим покровительством не прекращалось ни на один год, а до нас ещё с Петра I все русские цари искали пути освоения бескрайних наших северных просторов, но до организации постоянного маршрута для судов было ещё очень далеко. Без организации промежуточных стоянок в устьях великих северных рек существование такого маршрута было невозможно, а к этому вопросу мы, по сути, ещё не приступали.

Получить необходимое количество инструмента внутри страны было бы чрезвычайно сложно — промышленность России традиционно не была ориентирована на изготовление готовых изделий, исключая, конечно, оружие, и ограничивалась сырьём для поставок на экспорт. Однако здесь можно говорить о моём чувстве предвидения, хотя всё было сильно проще — уже после побед Румянцева и Орлова я понял, что надо будет заселять новые земли и понадобятся сельскохозяйственные орудия.

Так что я попросил Теплова съездить в Тулу, больше у нас нигде не было достаточных мощностей. Там был большой казённый завод, полностью занятый оружейным производством, и протолкнуть его перепрофилирование, даже вре́менное, через военную коллегию было бы невозможным. В результате нам пришлось идти к мелким частным производителям, которые также были связаны обязательствами с военными.

Исторически сложилось, что вся остальная номенклатура возможного производства была у нас в экономике не востребована, так как и экономики у нас в обычном понимании не было. Население было крайне бедное, почти нищее, и железный инструмент покупать было просто некому — крестьянское хозяйство было почти натуральным и потребности закрывались местными кузнецами. Помещики же в основной массе тоже были весьма небогаты и не интересовались проблемами крестьян.

Так что пришлось не просто заказывать нужный для передового сельского хозяйства инструмент, а ещё и инвестировать в его производство, да и с технологиями помогать. Тем не менее заказ начали исполнять и некоторое количество собственных плугов, сеялок, кос и тому подобное у нас в запасе было. Пришлось передавать эти запасы Камчатским переселенцам, а не, как планировали изначально, направлять на освоение новых земель. Но теперь у меня уже было достаточно средств для расширения производства, которое явно назревало. Пока вопрос с места не двигался, но зарубку я себе поставил — решить его в приоритетном порядке.

Хорошо, что стараниями Болотова хоть с семенами и скотом у нас сейчас проблема не стояла. Всё наличествовало хоть пока и в небольшом количестве, но вполне достаточном на первое время освоения новых земель. Однако на расширение хозяйства нашего агронома тоже следовало обратить пристальное внимание, иначе при освоении перспективнейших южных территорий мы можем столкнуться с проблемами.

Мне хорошо было известно, что рядом с Камчаткой лежали более благоприятные для освоения территории, до сей поры не заселённые нашими земледельцами и рыбаками. Задача их колонизации и стояла в первую очередь перед переселенцами. Затем они должны будут защитить свои земли от хищных соседей. Для этого требовалось достаточное количество людей, работающих на земле. Армия с флотом для их обороны обязательны, но войска должны были снабжаться, хотя бы продовольствием, на месте размещения, иначе придётся возить им зерно за тридевять земель, и овчинка выделки явно не будет стоить.

Камчатка, Курилы, Сахалин пока ещё были свободны. Японцы могли быть только на Хоккайдо, но вот освоение острова, как я помнил, они начали сравнительно поздно и ещё, как следует, на острове не закрепились. Так что, простор для развития был. Наши поселенцы вполне могли обосноваться на этих землях, обеспечив себе неплохую жизнь, и ссыльные, освоив новые территории, вернули бы себе уважение и влияние в государстве. Я надеялся, что подобный стимул будет достаточным, чтобы направить энергию мятежников в нужное для государства русло.

Пока мы планировали подготовку к переселению, я ещё много раз беседовал с руководителями проекта, объясняя им эти нюансы. Они должны были понимать, что в ином случае, они были обречены на прозябание в нищей провинции или даже голодную смерть, а я не стал бы сожалеть об этом — подобное наказание было достойно их проступков. Только так — победи или умри, других вариантов я для них не видел.

Первого мая был опубликован Манифест Правящих Особ «О наказании виновных в измене». По нему следовало, что все преступники делились на три категории: подлежащие казни через повешенье, отсечение головы и отправляемых на вечную каторгу. Однако, в виде жеста милосердия, все категории подлежали освобождению от указанного наказания, которое заменялось конфискацией имущества, лишением дворянства, чинов и наград, и ссылкой на вечное поселение на Камчатку.

Бо́льшая часть подследственных признавалась к заговору непричастными или же частично причастными. Мы не собирались казнить солдат, которые просто выполняли приказы, или же дворян, чья осведомлённость об умысле мятежа не могла быть доказана. Непричастные просто вернулись к обычной жизни, а вот частично причастные — то есть те, кто могли знать о заговоре или знали о нём и не поспешили в Тайную экспедицию, ставились под надзор и службу, что будет им назначена, должны были нести её до полной отставки и прощения.

И всё равно, почти двенадцать тысяч человек попали под наказание, а если учесть и членов их семей, коим надлежало разделить участь ссыльных, то под наказание попало более сорока тысяч, из которых больше трети принадлежала к дворянскому сословию. Были затронуты почти все центральные губернии, все известные фамилии пострадали. Это был шок. Все замерли, а потом начали судорожно обсуждать, что это жестокость или милость? Чего ждать от Правящих Особ дальше? Во всяком случае, все сходились на справедливости наказания виновных — казнили только убийц, заговорщиков строго наказали, а невиновных не тронули.

Отправка первой партии ссыльных прошла торжественно. Был обнародован ещё один Манифест «О чаянье исправления подданных наших», в котором мы с мамой указывали своим провинившимся подданным на то, что эта ссылка есть и наказание их, и способ искупить свою вину, и даже метод достичь достатка и уважения. Пусть эти слова прозвучат официально.

Солдаты, закованные в кандалы, грузились в возке. Среди них были наиболее негативно настроенные к власти и наиболее обиженные результатами неудавшегося переворота люди. Именно их мы решили отправить в первую очередь, им предстояло решить первые и самые сложные задачи по обустройству промежуточных стоянок и поселений уже на Камчатке. Они должны были обеспечить более комфортное переселение и снабжение следующих партий, которые смогли бы уже воспользоваться результатами их трудов. Семьи их должны были отправиться вслед за ними. Солдаты знали об этом, и то, что их старания будут направлены на благополучие их близких, должно́ было по моему замыслу послужить более ответственной их работе.

Кандалы снимут с осуждённых постепенно: с тех, кто вызовет у охраны большее доверие, — уже после Казани, а с наиболее подозрительных и обиженных — после Иркутска. Дорога от Иркутска до Якутска была уже более опасна, там, бывало, гуляли лихие люди[13], а за Якутском шлялись уже и не до конца смирённые чукчи, с которыми нашим войскам пришлось вести настоящую войну[14]…

Маршрут был известен, задачи поставлены, ресурсы выделены. Это было отличное испытание для упорядоченной ещё во время войны системы военной логистики. Руководители ссыльных, во главе с Никитой Паниным, были настроены весьма решительно. Мне казалось, что они должны выжить.

Большинство заключённых несли на себе только ручные оковы, а колодки на ногах были лишь у самых дерзких и агрессивных. Кандалы, чтобы не лязгали и не натирали кожу, оборачивали тряпками. Конвоиры допускали такое послабление, жалея переселенцев. Ивашин был отнесён к опасным и теперь, злобно поглядывая на сопровождавших караван солдат, пытался запихнуть лоскут ткани под колодку. Осуждённые только сутки были в дороге, а он уже два раза намеревался затеять драку, так что кандалы ему предстояло тащить на себе ещё долго.