— Степка? Что Вы! Он же дружок мой! Мы же на войне с ним…

— Степан Ваш с Комаровским — два сапога пара! На двоих дело вертели! А то, что Комаровский в делах воровских замечен не был, так то от умений его и ловкости! А Раш — трус и подлец, побоялся, что репутацию свою подпортит…

— Степан, он что? Он…

— Он всё это затеял с Вами. Вы ведь, Иван Борисович, неплохо в документах разбираетесь, недаром же вы казначей полковой, и дела Комаровского непременно бы разглядели. А человек Вы честный и такое бы не скрыли. С Вами же Марков наверняка такие разговоры вёл? Вот! М-да… История достойная Шекспира!

— А как Вы, Василий Мировнович, всё это узнали?

— Ха! Так я же изначально к Вам приехал — посмотреть-поговорить. А здесь такое дело… Я с другой стороны зашёл — к купцам местным, что вам материалы для строительства ставят. Они-то у вас в Выборге не от окольничих идут, а от торговцев здешних — места-то населённые и до столицы рукой пода́ть. Так вот, они когда узнавали, с кем общаются…

— Грязнов! — прервал его Иван, — Он дела только через Комаровского вёл!

— Точно, он! Серебряный пояс Кузьма Грязнов. Вот видите, точно бы Вы все раскрыли, как к отчётам перешли!

— А что же дальше будет?

— Ну, полковнику Рашу уже сейчас приказ доставляют — в Петербург он поедет к генерал-аншефу Вейсману, а оттуда, ну не знаю точно, но думаю гарнизоном командовать в Ирбит, например. А то и в Якутск — Антон Иванович очень не любит трусов и подлецов! Маркова и Комаровского — под арест в городскую тюрьму, будут там ждать, пока нового командира на полк назначат, и трибунал полковой состоится. Грязнов у губернатора уже в ножках валяется, просит не казнить сильно. А Вы, Иван Борисович, со мной поедете в столицу. Только Наследник да Императрица, как Вам ведомо, приговоры полковых трибуналов отменять могут. А потом ко мне пойдёте служить — Вы хоть и слишком людям доверяете, но ум светлый имеете. Глядишь, и дело сие Вам взгляд на жизнь поправит! Но только послезавтра поедем — Вы, с непривычки, после таких возлияний завтра точно весь день болеть будете! Ну, пойдёмте, я Вас к Евдокии Александровне провожу!

Вяземский, наконец, пришёл ко мне в хорошем расположении духа.

— И что же случилось, на сей раз, драгоценный Александр Алексеевич? Что так обрадовало Вас, что Вы сменили свою обычную угрюмую мину на выражение неприкрытого удовольствия? Неужели Нартов нашёл на Урале огромное количество золота, и наши проблемы теперь позади? — я ласково подшучивал над своим главным финансистом и незаменимым специалистом.

— Замечу Вам, Павел Петрович — всё значительно лучше! — вот здесь он меня действительно удивил. Я столь удивлённо вздёрнул левую бровь, что князь прямо-таки расцвёл от радости и продолжил, — Пришли последние ведомости по налоговым платежам!

— Что произошло? — мы ничего хорошего не ждали, как минимум ещё лет пять, пока не начнут платить налоги новые поселения в наместничествах.

— Таможенные сборы, Павел Петрович, и купеческий сбор! Почти четыреста тысяч рублей сверх ожидаемого получаем!

Это было приятной неожиданностью. Мы установили небольшую пошлину на вывоз сырьевых товаров, а в особенности пшеницы, за границу, рассчитывая на отложенный эффект. А здесь сразу пошло. Не то чтобы крупные объёмы пошли, но пошли!

А замена подушного налога для купцов купеческим сбором и создание поясных обществ, через которые и определялась сумма платежа, вообще было попыткой просто привести эту систему в порядок. Ранее для всех торговцев устанавливалась единая равная для всех сумма налога, каких-то преимуществ от своего статуса купцы не имели, настоящими правами не обладали — всё это создавалось исключительно для закрепления населения на местах. Люди не видели никакого смысла как-то получать купеческий статус, декларировать свои реальные доходы.

Развитие торговли в стране ранее не входило в сферу интересов правительства, государство-то у нас было дворянское. Именно дворянам должны были доставаться все богатства в стране, поэтому купцы же обязаны были знать своё место и не иметь сколь-нибудь существенных доходов. Их всячески унижали и ограничивали в возможности заработка.

Теперь же мы определили, что только члены поясных обществ могут торговать где-то кроме сезонных ярмарок. Установили привилегии и возможности каждого общества, и главное — впервые наделили купцов правом владения землёй для строительства заводов и фабрик. Четыре пояса теперь определяли права торговли. Обладатели золотых поясов получали возможность внешней торговли, серебряных поясов — внутригосударственной, медных — внутригубернской, а железных — внутриеуздной или разносной торговли.

Устанавливался имущественный ценз для каждого общества, который заявлялся купцами в добровольном порядке. Из этого мы получали основу для расчёта купеческого сбора — пока администрировать налогообложение торговли иначе мы не умели. При этом поясные общества получали право поручительства по кредитованию своих членов в созданном Императорском Торговом банке. Это должно́ было по моей мысли дать торговле необходимый оборотный капитал и заставить самих купцов следить за честностью своих собратьев.

И теперь мы уже в первый год получили серьёзный доход, и были все предпосылки, что он будет расти! Да, это ещё не тектонические изменения жизни империи, но это давало нам возможность вздохнуть свободнее и подумать о дальнейших действиях.

В феврале 1775 мама завершила поиски невесты для меня. Екатерина Алексеевна долго выбирала, но, в конце концов, всё-таки согласилась с выбором, который навязывал нам дядюшка Фриц. Его поддержка по-прежнему была чрезвычайно важна для спокойствия наших западных границ.

На смотрины в качестве моей потенциальной жены в Санкт-Петербург прибыли три принцессы Гессен-Дармштадские Амалия Фредерика, Вильгельмина Луиза и Луиза Августа вместе со своей матерью, известной в Европе просвещённым нравом, ландграфиней Каролиной. Их сопровождал сам принц Прусский Генрих, который представлял Фридриха Великого.

Дядюшка Фриц прислал его как в качестве почётного эскорта моей будущей супруги, так и с дипломатической миссией ко мне лично. Генрих был достаточно умён, и мне пришлось серьёзно напрягаться, демонстрируя принцу свою зависимость от матери и одновременно юношескую верность его венценосному брату.

Мне было противно участвовать в брачных мероприятиях, слишком уж остра ещё была боль от потери Маши, но обязанности монарха меня к этому принудили. Несколько дней шли балы и приёмы, я должен был светски беседовать с этими сёстрами, а моя мама решала, какая из них наиболее для меня подходит. Я всё-таки не смог самостоятельно это сделать — такой выбор по-прежнему для меня был похож на предательство памяти любимой.

Для всей этой делегации прямо-таки шоком оказалась принятая при русском дворе скромность — в Европе больше любили роскошь. Мама, кротко улыбаясь, рассказывала про Божьи заповеди, которые требовали умеренности, а это ещё больше пугало гостей, привыкших к тому, что Просвещение отодвигало Бога на второй план. Чуть смирил девушек с перспективой до конца жизни остаться в этой слишком консервативной и неприхотливой стране высокий уровень личного комфорта, а именно наличие водопровода, канализации и отопления.

Наконец, мама остановила свой выбор на средней принцессе — Вильгельмине Луизе, посчитав её самой красивой и живой претенденткой. Я согласился — что же, девушка была действительно симпатичной, неглупой и весёлой, чтобы я мог попытаться найти с ней своё счастье.

Дальше время тянуть не стали. Девушку быстро окрестили Прасковьей Фёдоровной — церемонию вёл сам патриарх Платон. И через три дня двадцать пятого марта 1775 г. прошло уже наше венчание. Невеста была очень красива, для неё мама не пожалела лучших драгоценностей, но я не чувствовал от неё какой-то нежности, что ли.

Я всё время вспоминал, как сияли счастьем и любовью глаза Маши, и не находил у Прасковьи даже тени этих чувств. Хотя радости в её глазах было много, но мне казалось, что девушка, как опытный купец, осматривает драгоценности, украшения зданий и храмов, одежды гостей, словно оценивает, что ей досталось и что с этим делать. А я… Я, похоже, не стал сразу предметом её восторга. Это было для меня несколько странно, но… Ладно, я не ждал здесь большой любви. Брак, по сути, династический. Попробуем хотя бы жить в мире с ней и завести будущего наследника престола.