— Терин не узнает. На ней нет «пояса верности». И она не расскажет, если я прикажу ей забыть о происшедшем.

Ну, ёптыть, умный кролик, Журес этот! Наверняка, только что догадался проверить наличие на мне всякого рода охранных заклинаний. В любом случае, Журес дурак! Мог бы внимательнее изучить инструкцию по использованию ошейника. С его помощью только физические действия можно приказать выполнять, мысли изменить он не способен. Так что вот, к примеру, я как думала что Журес дурак, так и буду думать, даже если он мне сто раз прикажет считать его умным. Ну и соответственно не забуду я ничего от его приказа. Не работает ошейник в этом направлении.

— Забудет, говоришь? — задумчиво так произнес Дафур и посмотрел на меня с новым интересом.

Ой, я точно Кардагола прибью за его затею! И за то, что эта «красота» неописуемая оказалась во вкусе Дафура, я тоже Кардагольчика прибью. И Дафура заодно, если он сделает то, о чем думает, а о чем он думает по его физиономии понятно без всякой телепатии.

Журес засветился весь, осененный очередной гениальной идеей.

— Так даже лучше, Ваше величество! Отдавшись королю враждебного государства, она испытает такое унижение…

— Да ты извращенец какой-то! — возмущенно перебила я. — Ты что другого способа девушку унизить не знаешь? Ну, заставил бы меня, что ли ботинки тебе почистить или там на коленях перед тобой поползать, а то чуть что так сразу — разденься, отдайся. Примитивно как-то! Неспортивно это — чужих жен к сексу принуждать. Скажи, Дафур?

Дафур, как завороженный, смотрел на меня, точнее на мою соблазнительно колышущуюся грудь. И все-таки я убью Кардагола за его художество, из-за которого со мной вот такое безобразие происходит — того и гляди изнасилует вражеский король… или слюной подавится и умрет. Хм, хорошо бы, если б подавился. Да только так только в сказках бывает. А не в сказках все гораздо хуже.

— Ты уверен, что она потом все забудет? — уточнил Дафур.

Скотина трусливая! Боится, что Терину нажалуюсь? А вот я нажалуюсь. Непременно!

— Ты, Дафур, зря мажику этому веришь, не знает он особенностей «ошейника покорности». Не получится у него заставить меня забыть. Не веришь? Ну, тогда попробуй, тронь меня. Только когда Терин тебя кастрировать без наркоза будет, не ной и не говори, что я не предупреждала.

Не думаю, что Дафур поверил, будто Терин и правда к таким мерам прибегнет, но его уверенность пошатнулась. Да и Журес, осознавая, что я могу быть права, возражать не стал.

— Оставили бы вы мою дамскую честь в покое, — душевно посоветовала я. — Ну, в самом деле, мальчики, разве других способов нет, мне что-то нехорошее сделать? Что вы как подростки озабоченные себя ведете?

— Скажи спасибо тому магу, который тебя превращал! — огрызнулся оскорбленный Журес. — Будто сама не знаешь, что он на тебя приманку повесил! Да еще такую, что рядом с тобой ни о чем кроме секса думать невозможно!

— Так сними ее! — в ужасе заорала я, наконец, поняв, что поведение мужчин, которых я успела повстречать после превращения (за исключением кентавра) это не только результат моей грудасто-жопастой внешности, но и еще кое-что. Ну, Кардагол! Ну, скотина! Даже не предупредил меня, что повесил эту гадость… кстати что именно? Я ничего такого на себе не чувствую. Если бы что было, я бы уже давно заметила, я ж хоть и без магического предмета сейчас, но магом быть не перестала. Правда, сделать вот ничего не могу.

— А я знаю как? — взвизгнул Журес. — Знал бы, давно снял! Думаешь, мне приятно…

Маг смущенно замолк, потом тихо выругался и отошел в сторонку. Дафур с сожалением окинул взглядом мои выпуклости и решил спасти положение:

— Ты, Журес, молодец, что ошейник на княгиню надел. Хорошая идея — так мы ее без труда допросим, не прибегая к пыткам. Вели ей одеться и приступим.

Я испуганно вытаращила глаза. Ну, то есть надеюсь, что испуганно. На самом деле бояться мне было нечего, потому что ничего сверхсекретного я рассказать не могла. Не мое это — всякие войны, стратегии и прочее, так что я никогда не вникала в завоевательские планы, которые строили Терин, Вальдор и Кардагол — гаденыш этот! Все-таки если и не убью, то стукну я его при случае точно как следует… или вот в такую же красотку с приманкой превращу и отправлю по дворцу гулять в неглиже. Пусть повеселится, затейник фигов!

* * *

— Полковник, — мурлычу я, проводя пальчиками по его груди, то есть по куртке, которая прилично так укреплена металлическими бляхами, так что я сильно сомневаюсь, что Кир ощущает мои поглаживания. Но видит-то он их точно! На его физиономии появляется интерес. Правда, как кажется, не эротического характера, а скорее — исследовательский. Мол, забавно.

— Вы что-то еще хотели? — интересуется он.

— Вы такой интересный мужчина! — бормочу я.

Ага, интересный. Тебя нужно отдать магам на опыты, чтобы они выяснили, отчего ты, зараза, такой непрошибаемый! Или это я что-то не то делаю?

— Спасибо, — отзывается Кир.

— Неужели, — продолжаю, — я не кажусь Вам привлекательной?

Широко улыбается:

— Вы красивая дама, Иоханна, думаю, Вы и сами об этом знаете. Я только не могу понять, что Вам от меня нужно?

Он что, всерьез это спросил? Стою, ресницами хлопаю — только теперь уж точно не соблазнительно, а туповато.

— Сообщите мне, когда определитесь, — заявляет Кир, ухмыляясь, и разворачивается к выходу.

— Подождите! — уже в отчаянии кричу я, — Кирдык, — мне нужен от Вас ребенок!

И тут этот гад замирает на секунду и вдруг начинает смеяться. Искренне так, светло, громко, от души… ржет. Ржет, скотина! Я что, бродячий фигляр?!

— Лин… — захлебываясь смехом, стонет он, — ну и хозяйка у тебя… Это же…

— Кир, послушай, — говорю я, а у самой слезы на глазах. У Кира тоже слезы. От смеха. Он вытирает их ладонью.

— Полагаю, она серьезно, — вмешивается Лин.

— Вот именно! Вот именно, это-то и смешно!

Я от слез почти ничего уже не вижу. Возможно, поэтому не сразу замечаю, что, судя по характерным жестам, Мерлин-младший начинает плести заклинание. Это меня моментально приводит в себя.

— Лин! Нет! — кричу, но понимаю, что поздно. Заклинание завершено и запущено.

Кир перестает смеяться, бледнеет.

— Что ты… — начинает говорить он.

— Он видит! — вскрикиваю я в отчаянии.

Глаза Лина расширяются.

— Ко мне! — рычит Кир и вытягивает меч из ножен.

Мерлин глядит на меня умоляюще, поднимает руку и расплывается в воздухе. В шатер врываются четверо воинов.

Кир подходит ко мне, пристально смотрит в глаза.

— Приворот?! Ты надоумила?!

— Н-нет…. - лепечу я, — он..

Да я сама в ужасе, неужели не видно?

— Он — маг!

— Да… Но…

Кир поднимает руку, будто хочет меня ударить, но, скрипнув зубами, сдерживает свой порыв.

— Я с тобой… — продолжает полковник, — после разберусь. Охранять ее!

И в спешном порядке меня покидает. Смотрю на его прямую, прямо-таки излучающую оскорбленность спину, вздыхаю. Ох, Лин, глупый княжич, что же ты наделал!

* * *

Вползла я в камеру, добрела на дрожащих ногах до скамейки, плюхнулась на нее и задумчиво уставилась на кентавра. Он стоял в паре метров от меня, у стены, и смотрел… как бы это сказать? Осторожно так — с опаской, явно пытаясь понять, что со мной произошло и каких истерик от меня можно ожидать? Представляю, что он себе тут навыдумывал насчет моего времяпровождения с Журесом, да еще в «ошейнике покорности»! Вот теперь стоит, и вздохнуть лишний раз боится.

Какое-то время мы молча разглядывали друг друга, Иксион не выдержал первым.

— Дульсинея? — осторожно позвал он.

— Ага, Дульсинея — это я, — отозвалась я, состроив исключительно глупую мину.

Бедный кентавр вздрогнул. Наверно, заподозрил, что я с перепугу с ума сошла. Ну, я бы с удовольствием его еще попугала, но мы все-таки не на приеме каком-нибудь, а в тюрьме.