– Ну и что же?

– Вы делаете это как деревенский олух, а не как надлежит вежливому оруженосцу. Вы дурно воспитаны и грубы. Рыцарь, которому я служу, показал бы вам, как себя ведут в таких случаях.

– А что бы он сделал, о цвет оруженосцев?

– Он бы не шумел и не дерзил, а держался бы еще любезнее, чем обычно. Он сказал бы: «Сэр, я счел бы для себя честью, если бы мог слегка сразиться с вами, не ради моей славы или из честолюбия, но больше ради славы моей дамы и поддержания рыцарской чести». Затем он снял бы перчатку – вот так – и бросил бы наземь; или, если бы полагал, что имеет дело с грубияном, он бросил бы ему перчатку в лицо – как я бросаю ее сейчас!

Толпа оруженосцев взволнованно загудела, когда Аллейн, чья прирожденная мягкость при это беспричинном нападении на него вдруг сменилась ожесточенной решимостью, изо всех сил швырнул перчатку в насмешливое лицо оскорбителя. Со всех сторон сбежались оруженосцы и пажи, и вскоре обоих противников обступила густая взволнованная толпа.

– За это ты поплатишься жизнью, – сказал задира, и лицо его исказилось яростью.

– Если ты сможешь отнять ее, – ответил Аллейн.

– Милый друг, – шепнул Форд, – крепко стой на своем.

– Я буду судить по справедливости! – воскликнул Норбери, молчаливый оруженосец сэра Оливера.

– Ты сам все это затеял, Джон Трантер, – сказал высокий малый, которого называли Роджером Харкомбом. – Вечно ты дразнишь новичков. Стыд и срам, если дело зайдет дальше, чем следует. Юноша показал себя смелым.

– Но удар перчаткой! Удар! – закричало несколько оруженосцев постарше. – Этого нельзя так оставить!

– Нет, можно. Трантер первый коснулся его головы, – сказал Харкомб. – Как ты полагаешь, Трантер? На этом следовало бы и покончить?

– Мое имя известно в здешних краях, – горделиво ответил Трантер, – и я не могу допустить, чтобы на нем осталось пятно. Пусть поднимет перчатку и заявит, что был не прав.

– Я предпочел бы, чтобы он попал к черту в лапы, – прошептал Форд.

– Вы слышите, молодой сэр? – спросил миротворец. – Наш друг согласен забыть об этом случае, если вы только признаете, что действовали необдуманно и сгоряча.

– Я этого не могу признать, – ответил Аллейн.

– Но таков у нас обычай, молодой сэр: когда среди нас появляются новые оруженосцы из Англии, мы подвергаем их тем или иным испытаниям. Подумайте, ведь если у человека новый боевой конь или копье, он всегда будет испытывать их в мирное время, чтобы, когда в них скажется нужда, они не подвели его. Насколько же важнее испытывать наших будущих товарищей по оружию.

– На вашем месте я бы отступил, если это можно сделать с честью, – шепнул Норбери на ухо Аллейну. – Человек этот – известный мастер сражаться мечом и гораздо сильнее вас.

Однако в жилах Эдриксона текла кровь упрямых саксов – разогревалась она очень медленно, но, закипев, остывала нелегко. Намек на грозившую ему опасность только укрепил его решимость.

– Я прибыл со своим хозяином, – сказал он, – и в каждом видел здесь англичанина и друга. Этот господин встретил меня грубостью, и если я ответил ему тем же, то пусть пеняет только на себя. Перчатку я подниму, но, конечно, не откажусь от своего поступка, если мой обидчик первый не извинится за свои слова и свое поведение.

Трантер пожал плечами.

– Ты сделал все, что мог, Харкомб, чтобы спасти его, – сказал он. – Лучше решить спор сразу.

– Я тоже так считаю! – воскликнул Аллейн.

– Совещание продлится до самого пира, – заметил седой оруженосец. – У вас добрых два часа…

– А место?

– В это время двор для турниров свободен.

– Нет, нельзя устраивать встречу на монастырской земле, все участники могут поплатиться, если эта история дойдет до ушей Принца.

– На берегу реки есть тихое местечко, – заявил один из юношей, – надо только пройти через владения аббатства, потом мимо оружейной мастерской, мимо церкви Сен-Реми и потом по улице Апостолов.

– Итак, en avant! – решительно воскликнул Трантер, и толпа высыпала на свежий воздух, за исключением тех, кто, выполняя особые приказы их рыцарей, должен был оставаться на своем посту.

Эти незадачливые юноши столпились у маленьких оконниц и, вытягивая шеи, старались как можно дальше следовать взглядом за уходившими товарищами.

Совсем рядом с берегом Гаронны находилась лужайка; с одного ее края тянулась высокая стена монастырского парка, с другого – фруктовый сад с густой щетиной безлистых яблонь. Река, глубокая и быстрая, бежала под крутым берегом, на ней чернело всего несколько лодок, большие суда стояли на якорях далеко от этого места, посередине течения. Придя на лужайку, оба противника извлекли из ножен мечи и накинули куртки, ибо на них не было никаких лат. Дуэль, с ее установленным этикетом еще не вошла в моду, но внезапные и грубые поединки являлись делом вполне обычным, как оно и должно быть, если горячие юноши попадают в чужую страну и у них есть оружие. В таких поединках, так же как и на более официальных турнирах на замковой арене, Трантер прославился своей силой и ловкостью, почему Норбери из добрый побуждений и предостерег Аллейна. С другой стороны, Аллейн учился владеть оружием и упражнялся ежедневно в течение многих месяцев; будучи от природы очень сообразительным и проворным, он владел теперь мечом не хуже своего противника. Странно противоположной казалась эта пара, когда они сходились: Трантер – смуглый, кряжистый, плотный, с волосатой грудью и жилистыми руками, и Аллейн – живое воплощение миловидности и изящества, золотоволосый, с кожей нежной, как у женщины. Многим казалось, что, конечно, этот бой будет неравным; но несколько зрителей, наиболее опытных, заметили в решительном взгляде серых глаз и в воинственной поступи этого юноши что-то вызывавшее сомнение в исходе поединка.

– Стойте, стойте! – воскликнул Норбери до того, как был нанесен первый удар. – У этого джентльмена двуручный огромный меч, на добрый фут длиннее, чем у нашего друга.

– Возьми мой, Аллейн, – предложил Форд.

– Нет, друг, – ответил Аллейн, – я уже приноровился к своему, умею управлять его тяжестью и владею его равновесием. Начнемте, сэр, не то мы можем понадобиться нашим рыцарям в монастыре.

Огромный меч Трантера являлся, конечно, большим преимуществом. Трантер стоял, сдвинув ноги, согнув колени, готовый к рывку назад или к прыжку вперед. Свое оружие он держал перед собой стоймя, так, что мог или сразу обрушить его вниз разящим ударом или, повернув этот тяжелый клинок, прикрыть собственную голову и тело. Защитой ему служила также большая и тяжелая чашка меча, через которую проходил эфес, в ней имелась узкая и глубокая прорезь, которой опытный боец мог захватить клинок противника и быстрым поворотом кисти сломать его. С другой стороны, Аллейн при своей защите должен был особенно полагаться на зоркость глаз и быстроту движений, ибо его меч, как остро он ни наточил его, был очень легок и тонок.

Трантер отлично знал свои преимущества и, не теряя времени, воспользовался ими. Когда его противник пошел на него, он внезапно прыгнул вперед и рубанул – меч со свистом опустился и наверняка рассек бы Аллейна пополам, если бы тот не отскочил в сторону. Меч прошел так близко, что острием разрезал полу его льняной куртки. Стремительно, словно пантера, Аллейн ринулся вперед, но Трантер, который был не только силен, но и подвижен, уже снова прикрылся и отбил удар Аллейна клинком своего тяжелого меча. Он снова обрушил свистящий удар такой силы, что присутствующие замерли, и Аллейн снова ловко и быстро выскользнул из-под меча и ответил двумя выпадами, подобными молнии, которые Трантер едва смог парировать. Противники уже настолько сблизились что Аллейн не успел отскочить при следующем ударе которым был отбит его меч и рассечен лоб; кровь залила глаза и щеки. Он отскочил подальше, где меч Трантера не мог его достать, и оба остановились, тяжело дыша, а толпа молодых оруженосцев зааплодировала.

– Храбро бились оба противника, – воскликнул Роджер Харкомб. – Вы оба заслужили честь этим поединком, и было бы грехом и позором продолжать его.