Рунгерд кивнула.

Ну да, управляемое безумие. Я читал об этом в разных эзотерических книгах о боевом искусстве. В большинстве это был полный бред. Домыслы доморощенных теоретиков о том, в чем они понимают не больше, чем Папа Карло — в станках с числовым программным управлением. Но были еще всякие первоисточники, которые я тоже читал. И у меня не было оснований сомневаться в их правдивости. Проблема в том, что первоисточники, что восточные, что западные, описывали картинку, не вдаваясь в методологию. А там, где всё было разложено по полочкам, это «всё» было более чем сомнительно. Уверен, ни один из этих писак сам не испытывал ничего подобного.

Но в этом мире методики должны быть наверняка.

— Значит, — сказал я, — первоочередная задача проста: сделать дар Одина Свартхёвди управляемым. Есть предложения?

Предложения были. Где-то в глухом лесу, километрах в ста отсюда живет, если не помер, конечно, некий дедок по имени Каменный Волк, который может научить берсерка держать в узде свою зверушку. Ага, что-то такое я слыхал от Хрёрека. А не тот ли это дедушка, у которого тусовался покойный муж Рунгерд?

Тот самый, подтвердила вдова. Именно к нему и надо идти Медвежонку.

Ну так в чем проблема? Зима, как я понимаю, для датского викинга — не помеха. На лыжах по снегу — милое дело. Спим в снегу, едим что поймаем. Сто километров — пять дней пути. Если погода хорошая. А плохую всегда можно переждать где-нибудь в снежной берлоге под елкой.

Но, как выяснилось, проблема всё же была. И заключалась она в том, что Свартхёвди — берсерк. Причем безумия своего не контролирующий. А следовательно, способный впасть в него по первому подходящему поводу. И потом, независимо от результатов духоборчества, свалиться в отключке… И стать хавчиком для любого проголодавшегося хищника. Или попросту замерзнуть. Словом, путь, который был сущей ерундой для психически здорового Свартхёвди, становился чертовски опасным для Свартхёвди, шизанутого на почве оборотничества.

Ну так в чем же дело? Парню просто нужен партнер, который обеспечит безаварийную доставку.

Вот в этом-то и проблема, разъяснила Рунгерд. Кто же на такое согласится? Ее люди — вряд ли. Они еще помнят папу-Медведя, который порешил немало народу так, за здорово живешь. А ведь Сваре был, что называется, оборотень обученный.

Да и не годится трэль или даже свободный бонд-арендатор в сопровождающие. Впади Свартхёвди в безумие, он их первыми и порубит. Тут воин нужен, причем опытный. Наверное, Гнуп Три Пальца сгодился бы, да ноги у него поморожены. Зимой ему лучше в дальние походы не соваться.

— Тоже мне проблема! — фыркнул я. — А я — на что?

Удовольствие от зимнего похода для меня, выходца из мира центрального отопления и автомобильного климат-контроля, — довольно сомнительное. Однако для друга я готов пойти на некоторые лишения. Главное — не заплутать. Но тут уж я целиком полагаюсь на Медвежонка. Берсерк он там или нет, но на своем острове он ориентируется не хуже, чем кошка — на дачном участке хозяев. Так что можно хоть завтра отправляться…

Оп-па!

— Рунгерд! Что ты делаешь? — воскликнул я в крайнем изумлении, когда гордая дочь Ормульфа Полудатчанина опустилась передо мной на колени и обняла мои ноги. — Эй, вставай! — Я попытался ее поднять, но не тут-то было. Женщина обхватила мои ноги, запрокинула прекрасное лицо и воскликнула пылко:

— Проводи его, Ульф-храбрец! Проводи его — и моя семья будет навеки в долгу у тебя! Клянусь Тором и Ньёрдом! Клянусь памятью предков! Я никогда этого не забуду! Никогда!

Вот блин! Это очень серьезно! Очень!

— Вставай! Вставай, моя хорошая! — На этот раз Рунгерд позволила себя поднять. — Конечно, я его провожу! Не беспокойся. И ничего мне не надо. Какие счеты между нами! Ты что, моя радость! Вы же мне — как родня…

Ну да, именно долги. Я не забыл, что у меня имеется ученик, которого следует наставлять и строить. Так что прежде, чем отправиться в путь к наставнику оборотней, я должен был выполнить свой собственный долг наставника и выдать Скиди задание на время моего отсутствия.

Этим я и занялся по возвращении домой.

То были суровые три дня. Уверен, после них лыжный кросс по лесу на пару с таким прирожденным лыжником, как Свартхёвди, покажется мне прогулкой.

Я впахивал по-черному, но Скиди грузился втрое против моего. Да, этот парень старался изо всех сил. Я бы даже сказал — слишком старался. И к середине третьего дня я сам сбавил темп. Я, но не Скиди. Малыш выкладывался без остатка в каждом движении. Такие, как он, скорее умрут, чем дадут слабину. А то я не видел, как он фехтовал с Медвежонком. Гордость и безжалостность к собственной слабости — безусловно, полезное качество. Тем более, Скиди прошел естественный отбор. Его папа, дедушки и еще десяток-другой предков выжили там, где другие склеили ласты. Однако всё хорошо в меру и, главное, своевременно. Я обдумал ситуацию и решил, что в первую очередь парня следует научить эргономике. Убивать комара следует хлопком достаточным, чтобы убить комара, а не таким, который отправит в нокаут дядю энтомолога.

— Довольно! — скомандовал я, опустил щит и бросил на землю набитый соломой мешок из старой свиной шкуры, в котором меч Скиди оставил изрядную прореху. — Ты что творишь, парень? Ты что, с великанами биться собрался? Послушай, как ты дышишь? Пыхтишь, как пес на сучке! Нет, так дело не пойдет!

Мой ученик тут же надулся. Обиделся.

Обостренное чувство собственной важности вообще характерно для норманов, а уж для самолюбивого датского тинейджера — в особенности.

Но я знал, что делаю. Когда в глазах темнеет, а каждое движение требует специального усилия, мозги тупеют, а внимание ослабевает. Обида это исправит.

— Скиди, — я старался, чтобы в голосе моем было поровну терпения и насмешки. — Ты не должен попусту расходовать силы: бой — это не хольмганг, где тебе нужно расколотить пару-тройку щитов молодецкими ударами. В бою никто не любуется твоей мощью. Вокруг не толпятся зрители, которые жаждут поглядеть, какой ты герой. В бою тебя просто хотят убить. И будь ты хоть какой ловкач помахать мечом, когда ты устанешь, то утратишь и мощь, и быстроту. И тогда тебя прикончит любой, кому хватило ума поберечь силы.

— Я вырасту и стану так же могучим, каким был мой отец! — заявил Скиди.

Упрямства этому парню не занимать.

Что ж, я прекрасно отдаю себе отчет в том, что покушаюсь на исконные основы скандинавского фехтования, где правильным считается разрубить врага пополам, а не аккуратно проткнуть ему печень.

— Да, Скиди, ты вырастешь и будешь в два раза сильнее меня. И в три раза выносливее (Паренек надулся еще больше. На этот раз — от гордости). Однако мне жаль, что ты не хочешь пойти со мной в вик следующей весной.

— Почему это не хочу? — изумился мой ученик. — Наоборот: я очень хочу!

— Да? А я было подумал, что ты намерен подождать, пока станешь таким же большим, как Свартхёвди Медвежонок или Гнуп Три Пальца. Не думаю, что это случится так быстро. Лет пять подождать придется.

— Но я не хочу ждать! — воскликнул Скиди, забыв об усталости.

— Тогда у тебя две возможности, — сказал я. — Научиться биться так, как я тебя учу. Или никогда не вырасти.

— Почему это?

— Потому что тебя убьют. Какой-нибудь франк, совсем не герой, не слишком сильный и не слишком умелый, прирежет тебя, когда твои силы иссякнут и ты уже не сможешь отбить удар. Например, сейчас я бы не поставил на тебя даже в самом простом состязании, потому что руки у тебя ходят ходуном, а колени — как теплый воск. Что ты на это скажешь?

Скиди задумался… Признавать мою правоту ему очень не хотелось.

— Когда я так устану в бою, — наконец нашелся он. — Ты меня защитишь!

Я покачал головой.

— А если меня не будет рядом? Например, потому, что какой-нибудь особо шустрый ворог продырявил меня из арбалета? Нет уж, дружище, если я решу, что ты не сможешь постоять за себя в любых обстоятельствах, то вместо похода с Рагнаром ты будешь вместе с дядей возделывать землю. Как тебе такое будущее?