«Они желают повторения 25 июля, — кричал Муссолини, охваченный паническим чувством, не обращая внимания на окружавших его людей, поддаваясь общей панике, — но на этот раз им не видать успеха, не видать успеха!» Он был одет в форму фашистской милиции, на плече висел автомат. Кроме того, он нес два кожаных портфеля с секретными документами, которые он передал Каррадоре (одному из наиболее преданных ему людей) вместе с деньгами. Затем он подошел к Сильвестри и Борсани, молча обнял их. Затем, отступив назад, он объявил с театральным жестом: «На Вальтеллину!» — и спустился по ступенькам к машине.

Отряд чернорубашечников проложил ему дорогу через толпу, и колонна отправилась по Корсо Монфорте и Корсо Литторио в сторону к шоссе на Комо. Его секретарь, Луиджи Гатти, молодой человек, одетый в черную кожаную куртку, расположился на капоте с автоматом между ног, указывая путь машине, Муссолини сидел рядом с Бомбаччи на заднем сиденье открытой «альфа-ромео». Всего в колонне насчитывалось около тридцати грузовиков и легковых машин. В другой «Альфа-Ромео» с испанскими номерами ехала Кларетта Петаччи с братом Марчелло, его женой и двумя детьми. В конце колонны ехали два грузовика с эсэсовцами под командой Бирцера: несмотря на театральные протесты Муссолини, генерал Венинг распорядился, чтобы немецкие охранники сопровождали колонну. Замыкал колонну автомобиль, за рулем которого сидел Витторио Муссолини.

Несколько членов республиканского правительства решили остаться в Милане, но большинство министров покинули Милан вслед за дуче.

«Куда мы направляемся?» — спросил Меццасому один из них.

«Это одному Богу известно, — мрачно процедил Меццасома, — возможно, мы едем навстречу смерти».

Муссолини прибыл в Комо около десяти часов вечера. Подъехав к зданию префектуры, он взбежал по ступенькам. Сюда же Паволини обещал привести три тысячи верных ему людей, чтобы затем отправиться в горы. Однако вести, которые его ожидали здесь, не внушали оптимизма. Телефон еще работал, в коридоре поминутно раздавались звонки, и каждый раз кто-либо испуганным голосом сообщал о все новых потерях. Окрестности Милана уже были в руках восставших рабочих, американцы продолжали наступление, а немцы под их натиском стремительно отступали. Верные правительству войска были остановлены партизанами на подходе к Милану, дороги на Меленьяно и Тревильо оказались блокированными. Меццасома пытался дозвониться до редакции «Коррьере делла сера», но ему сообщили, что здание редакции захвачено партизанами. От Паволини не было никаких известий.

Около половины одиннадцатого жена префекта накрыла на стол прямо в кабинете и пригласила к ужину, но Муссолини отказался от еды. Он молча слушал своих министров, которые в состоянии, близком к панике, продолжали давать ему противоречивые советы. Паоло Порта, инспектор фашистской партии в Ломбардии, предлагал не дожидаться Паволини и отступать на Каденаббиа, Буффарини-Гвиди продолжал настаивать на плане бегства в Швейцарию через Кьяссо, он был уверен, что пограничники пропустят их через границу. Однако Грациани, проконсультировавшись с командующим немецким гарнизоном в Комо, начисто отверг идею бегства в Швейцарию. Чуть позже позвонил генерал Мише и сообщил, что он ждет дуче в Сондрио.

«Я решил укрыться в горах, — наконец объявил Муссолини, — не может быть, что не найдется пятисот человек, готовых следовать за мной».

Он проявлял особую заботу о своих документах. Часть из них он поместил в два кожаных чемодана, которые передал на хранение Каррадори еще в Милане, другая часть документов была погружена в один из грузовиков, следовавших в колонне. Поскольку не все машины прибыли в Комо вместе с ним, он велел Гатти и полковнику Казалинуово вернуться назад и разузнать, что случилось с остальными. Между тем, он достал из двух увесистых портфелей, которые он ни на минуту не упускал из вида, другую порцию документов и стал внимательно их просматривать. Что составляло содержимое этих портфелей, нам так и не суждено узнать, хотя попытки найти эти бумаги делались неоднократно в прошлом и, несомненно, будут предприниматься в будущем. Карло Сильвестри, который помогал упаковывать бумаги в Милане, убежден, что Муссолини рассчитывал использовать их во время судебного процесса, если таковой состоялся бы после окончания войны. В этих документах, полагал Сильвестри, содержались свидетельства того, как правительство старалось спасти от разорения немцами области Северной Италии, а также предотвратить гражданскую войну; факты, свидетельствовавшие о проникновении коммунистов в руководство партизанским движением, дипломатические документы, показывающие ответственность Англии за развязывание войны, документы об Умберто, о Гитлере, о процессе в Вероне. В течение нескольких недель, находясь в Гарньяно, Муссолини отбирал бумаги. Несомненно, что все документы подбирались с особой тщательностью, сохранялись наиболее важные и самые секретные. Остальные же, как свидетельствуют помощники Муссолини, в ночь накануне отъезда в Милан были погружены в моторную лодку и сброшены в воды озера Гарда.

Спустя некоторое время Гатти и Казалинуово вернулись в Комо и доложили Муссолини, что грузовик с документами перехвачен партизанами к северу от Милана. Трудно сказать, могла ли другая весть вызвать такой гнев Муссолини. Дело в том, что помимо документов в машине находился груз, названный впоследствии «сокровищами Донго»: золотые слитки, произведения искусства и деньги, принадлежавшие республиканскому правительству и отдельным министрам. По оценкам, сделанным после войны, стоимость груза составляла несколько миллиардов лир [46] . Муссолини хладнокровно отнесся к потере сокровищ, но об утрате документов он с горечью упоминал еще в течение двух дней, отпущенных ему судьбой.

В ожидании возвращения Гатти и Казалинуово, Муссолини написал последнее письмо жене. К тому времени Рашель уже покинула королевскую виллу в Монце и теперь вместе с Романо и Анной-Марией находилась на вилле Монтеро в Черноббио. Он предпринимал неоднократные попытки связаться с женой по телефону, но каждый раз безуспешно. Письмо было доставлено Рашели в два часа ночи следующего дня. Вилла охранялась отрядом чернорубашечников, которых прислал Муссолини специально для охраны своей семьи. Рашель была в постели, когда ее разбудили шаги за дверью и возбужденные голоса, один из охранников подошел на цыпочках к постели и произнес: «Для вас письмо от дуче».

«Я вскочила на ноги, — вспоминала она позже, — вскрыла конверт и сразу узнала почерк Бенито. Письмо было написано красно-синим карандашом, который Муссолини обычно использовал для личной корреспонденции».

Рашель разбудила детей, и они вместе прочли письмо. После прочтения письмо было уничтожено, но перед тем Рашель велела всем выучить его наизусть. Вот текст письма, восстановленный по воспоминаниям членов семьи: