– Планары, планары, так… Маркус Тарийский хотел вызвать демона, а вытащил в эту богами проклятую дыру планара… Да еще и не просто планара, а ПЛАНАРА! Я бы даже сказал, самого планарского планара, какого только можно себе представить, дьявол меня забери! – старик взъерошил волосы на голове, захихикал, как нашкодивший школьник, и обернулся. – Как тебя зовут, прекрасное создание?

Он напряг память, но тщетно. Казалось, что голова разделена надвое каменной стеной, и оттуда, из-за стены, смутно слышатся безнадежные обрывки слов, мыслей и имен. Он попытался разбить стену, но не смог. Все тише и тише. А так нужно услышать, понять. И этот страшный вопрос: как тебя зовут? Он зарычал от напряжения, из носа пошла кровь.

– Зуул-лин…

– О да, мой юный друг… Здорово тебя потрепало, как я погляжу. Спокойно, спокойно, не напрягайся. Я, знаешь ли, не увлекаюсь собирательством трупов в своей башне, поэтому береги себя. Зуул-лин… – Зодчий пощелкал языком, словно пробуя слово на вкус.- Зуул-лин… Зуул-лин, хм. Нет уж, увольте. Это как-то не по мне. Давай придумаем что-нибудь более удобоваримое. Сейчас, сейчас… Зулин! Да, так значительно лучше. Скажи мне, друг мой Зулин, откуда ты взялся?

Он заглянул внутрь себя, приготовившись к новому штурму памяти, но там не было ничего. Даже стены. Зодчий некоторое время сосредоточенно наблюдал за ним. Потом разочарованно вздохнул.

– Все у меня не как у людей. Ученик – мало того, что идиот, так еще и труп; планар вот с амнезией… Не смешно. – Старик обиженно шмыгнул носом. – Хотя… – его лицо просветлело. – Нет, почему же, – очень даже смешно!

Слушая безостановочный, явственно отдающий сумасшедшинкой хохот Зодчего, Зулин понял, что ему страшно.

В Малдлине старика Мо Корте знала каждая собака. Жрецы и служители храма Единого ежедневно предавали его анафеме, уличные мальчишки распевали о нем дурацкие песенки, а пьяницы в трактире травили похабные анекдоты. Любая кумушка в городе могла выдать вам всю подноготную Мо, начиная с того времени, когда он еще писался в пеленки, и каждая из этих подноготных настолько же рьяно претендовала на истинность, насколько была далека от нее. Члены магической гильдии звали Мо Баламутом, сам же он окрестил себя Зодчим. И только в одном весь город был единодушен: все без исключения считали Мо Корте сумасшедшим. Кто знает, может, они были не так уж далеки от истины. Никто не помнил, когда и как старик появился в Малдлине, и никто уже не надеялся, что он когда-нибудь покинет этот город. Раз всколыхнув стоячее провинциальное болото, Мо Корте не собирался останавливаться. Он никому не подчинялся и никого не боялся. Его отношения с магической гильдией основывались на взаимном притворстве, а с церковью – на взаимной ненависти. Он встревал во все, что было ему интересно, и никогда – в то, что интересно кому-то другому. Он не признавал правил и ограничений, бесшабашно балансировал на грани, и смеялся в лицо всему свету. И еще – он не боялся Творить.

Малдлин был слишком тихим и добропорядочным городком, чтобы переварить такое экзотическое блюдо, как Мо Корте.

Князья Тарийские, считавшие себя хозяевами всей округи, довольно долго мирились с безобразно быстро растущей известностью сумасшедшего мага, но, в конце концов, их терпение лопнуло. Эта семья, являвшая собой классическую смесь пафоса, непомерной гордыни и гипертрофированного самомнения, сперва решила выжить Баламута из своих владений, а потом уже задумалась о последствиях. В течение трех лет весь город откровенно потешался над их потугами, и, что самое обидное, больше всех веселился сам старик Мо. Видимо, князья еще не успели как следует выродиться, поскольку прекратили бесполезную войну и начали действовать другими методами. Самого младшего в роду, двадцатидвухлетнего Маркуса Тарийского, отдали старому магу в ученики. Жители города ухмылялись и перемигивались, предвкушая очередной скандал, но Мо Корте, как ни странно, согласился. Разочарованные горожане в очередной раз пожали плечами, назвали Мо сумасшедшим и на время оставили в покое и князей, и мага. Вельможи облегченно вздохнули. Все-таки сохранили лицо. К тому же Маркус, несмотря на свою родовитость, никогда не подавал особых надежд на военном поприще, а иметь своего человека среди магов совсем не помешает. Потянулись скучные мирные дни. Баламут почти не буйствовал, а Тарийские на все вопросы о судьбе Маркуса отвечали, что "он встал на путь познания непознаваемого и постижения непостижимого". В городе уже даже перестали предсказывать, через сколько дней (недель, месяцев) полоумный Мо вышвырнет князенка пинком под зад – за профнепригодность, – когда в башне Зодчего появился Зулин.

– Я с самого начала понимал, что это глупая затея, но все равно согласился. – Зодчий задумчиво расхаживал по комнате, поглаживая бороду. – Парень был не просто круглым дураком, самое забавное, что он был способным круглым дураком. Но и это не все – он был способным круглым дураком с убеждениями! А мне хотелось посмеяться. Я старый маразматик, вот я кто. Неужели трудно было понять, насколько это опасно – способный круглый дурак с убеждениями! Болван! Болван, как он есть, дьявол меня забери!

Зулин беспокойно следил за нервными перемещениями старика и незаметно пробовал на прочность веревки, которыми было связано его тело. Сперва ему казалось, что это просто бред, который нужно пережить, что скоро он придет в себя, все это исчезнет, растворится, он обретет память и волю, расправит плечи, вдохнет полной грудью и посмеется над своими безумными страхами. Кошмарный сон, только и всего. Но время шло, и все реальнее становился безглазый труп где-то рядом и сумасшедший маг, беседующий сам с собой. Зодчий остановился, удрученно хмыкнул и снова зашагал туда-сюда.

– Нет, Мо Корте, не ври себе. Ты заразился гордыней от этих вельможных недоумков. Ну конечно – сделать из дурака великого мага – что может быть лучшим доказательством твоей гениальности. Я вбил это в голову не только себе, но и ему, и мы оба успешно в это поверили. Но я не учел одного – идиотизм не лечится. Он пылал жаждой мести, он считал, что я кровно обидел его драгоценную семейку, он хотел наказать меня. Тоже мне, пылкий мститель! Счастье еще, что вместо демона Баатора он притащил сюда хиленького планара. Причем так напортачил, что тот ни черта не помнит.

Зулин перестал ощущать руки. Голова кружилась и гудела. Он чувствовал, как безумие старика передается ему, накатывает черной волной, грозя затопить вовсе. Окружающий мир уплывал куда-то прочь. Нужно было как-то его удержать. Зулин сглотнул, облизал пересохшие губы и решился.

– Послушай… Зодчий… Послушай…

– Великие боги, заговорил! – Мо Корте застыл и воззрился на Зулина с таким изумлением, будто впервые его увидел.

– Зачем ты связал меня?

– Затем, что я не хочу остаться без глаз, любопытный ты мой. Твой вид и так не внушает особого доверия, а если еще учесть некоторые обстоятельства… – тут старик снова впал в веселость и захихикал, – то ты вполне можешь сойти и за демона Баатора!

– Мне плохо… Мне кажется, я болен… Я ничего не помню и не понимаю… Все эти имена… Они мне ни о чем не говорят. Внутри меня пусто, я нуждаюсь в помощи. Эти веревки… Они ни к чему… Я ничего не собираюсь…

– Хватит! – Мо с досадой махнул рукой. – Я сейчас разрыдаюсь. А у меня носовая перегородка искривлена. Гайморит на неделю обеспечен. Как ты думаешь, это сделает меня более сговорчивым? Ладно уж, живи, прекрасное создание… – Зодчий небрежно крутанул в воздухе указательным пальцем, и веревки исчезли. – Кстати, ты хоть знаешь, как выглядишь?

– Нет.

– Сочувствую. Иди сюда. – Мо Корте принял максимально серьезный вид. Зулин с трудом поднялся на ноги, растирая онемевшие запястья.

– Почему… Что такого… Я не понимаю.