И как раз в тот момент, когда я, тяжело вздохнув, откладываю мобильный в сторону, на него приходит еще одно сообщение:

«Вечером, часиков в восемь, с ребятами собираемся в одном коттедже. Будут все свои. Это крутой район, но в черте города. Далеко ехать не нужно. Пойдешь со мной, лапочка?»

После сообщения, присланного Димой, я машинально перекладываю бумаги. Работа действует успокаивающе. Стопки вокруг меня растут, а Машка лентяйничает, смотрит на часы и снова рассказывает мне о том, как в прошлом октябре в их общежитии случился пожар. Машка очень любит эту историю, потому что именно она в тот день позвонила в службу спасения.

К моменту прибытия спасателей к месту вызова из окна комнаты второго этажа вовсю валил дым. И если бы не Машкина сообразительность, то им бы не удалось спасти шестидесятилетнего вахтера. Его госпитализировали с термическим ожогом второй степени. После чего эвакуировали тридцать человек, а Машке выдали грамоту.

— Я чувствую свою значимость, Иванка, понимаешь? Я прям как Бэтмен или Супермен. Вот от меня реально зависели тридцать человек и Семен Палыч.

— Слава богу, что ты успела вовремя, — я говорю это на автомате и в тысячный раз, поддерживаю подругу, впрочем, не особо вникая в суть разговора.

Мое сердце не на месте. Аж гудит внутри. Блин, а если Диме не понравится, что я так долго обдумываю его предложение? Вдруг он решит, что я не заинтересована? А как я могу ответить, если я хочу пойти, но точно знаю, что отец с матерью не пустят меня? Папа соберется со мной в коттедж. Я его знаю и даже представить боюсь величину позора — это безумие какое-то. Дима привык, что девочки сами плывут к нему в руки, а тут какая-то великовозрастная простушка с батей за спиной выкаблучивается. Еще полчаса тишины, и он плюнет и забудет.

— Думаю, мне обязательно это зачтется, вот увидишь. — Машка поднимает палец к потолку, указывая вверх. — Там все видят и записывают. Вот сделал ты хорошее дело, а тебе десять наград за это. Я поэтому всегда помогаю старушкам на переходе, отвожу свою старую одежду в детский дом. Так мне обязательно вернется все вдвойне.

Машка достает пилочку и начинает пилить ногти. Надеюсь, здесь нет камеры, а то вместо «вернется вдвойне» будет ей незачет по практике. Дело близится к обеду, а я никак не могу придумать, что мне ответить Диме. Если отказаться, он больше не попросит. Это не тот парень, которого можно мурыжить. Я видела, как на него смотрят другие девочки, а он выбрал меня.

Тело наполняется непонятным теплом, от волнения и страсти кожа покрывается мурашками. Не могу пропустить совместный вечер с ним, просто не могу и все. Время летит и, перебрав приличную кучу бумаг, я смотрю на часы. Нам разрешили поставить перекусы в холодильник и, высунув голову в коридор, я нерешительно проверяю, есть ли кто снаружи.

— Ой, да ладно! — Толкает меня Машка, выпихивая из комнаты. — Мы же не в тюрьме, пойдем, у них там кофемашины есть и комната приема пищи. Сейчас пообедаем и назад в свою коробку поползем.

Взявшись за руки, мы на носочках пробираемся через коридор, минуя помещения, набитые офисным планктоном. Несмотря на то, что начался обед, большинство сидит и работает. Добравшись до холодильника, мы усаживаемся за стол.

— Сейчас кофейку намутим. Тебе капучино или латте?

— А может, нам этим пользоваться нельзя?

— Вот в этом твоя проблема, Иванка. Ты всегда думаешь, прежде чем делать. И потом половину веселья пропускаешь.

— Да уж. Точно, я так и делаю, особенно в последнее время, постоянно думаю головой, поэтому теперь столько проблем. — Опускаю голову, пробираясь за обеденный стол.

— Ой, да какие у тя проблемы, Вань? Ну родаки лютуют, так перебесятся. Смотри, там печеньки есть, может, по штучке, а?

— Не вздумай! — Бью подругу по рукам. — Мы и так чужой кофе хлещем, люди, может, на него скидывались, и на молоко тоже.

— Это тебе не «Облстройгражданпроект», чтобы на каждую писюльку скидываться, тут наверняка бизнес-ланч из ресторана за счет фирмы. Иначе бы новоиспеченная семья Петровых, — кривляется Машка, — не пошла сюда на практику с заделом на будущее трудоустройство. Зачем Кирюхе вообще работать?

— Тише ты. — Дергаю подругу, и мы сдвигаемся в самый уголок, под пальму.

Так нас меньше видно. В комнату заходит наш руководитель практики и еще две женщины, все они одеты строго, в черно-белое, согласно дресс-коду. Кажется, даже ногти у них сделаны у одного и того же мастера, настолько они идеально и одинаково выглядят. Но девушка помоложе со светлыми волосами и бледной кожей отчего-то плачет.

— Тише, Вика, успокойся. — Наливает ей воды наш руководитель практики.

— Он меня убьет.

— Красинский не убивает, а просто лишает средств к существованию.

— Сколько осталось до внеплановой конференции?

— Полчаса.

— Ну вот, у нас полчаса, чтобы что-то придумать.

Наша руководительница присаживается на стол и хмурится, а мы с Машкой одновременно пригибаемся, вдавливая головы в плечи.

— Ты всем позвонила?

— Да.

— Почему нет своего переводчика?

— У нее инфаркт.

— Да ну? — округляет глаза.

— Полчаса назад случился. Красинский приказал Голиковой переводить, потому что американцы уже в здании и сейчас будут в конференц-зале.

— Хорошо. Голикова, так Голикова. Она неопытная, но…

Девушка плачет громче.

— Так Голикову по скорой забрали.

— Почему? — Брови нашей руководительницы взлетают вверх.

— У нее по-женски что-то, и она сознание потеряла. Я вообще в шоке. Никогда не видела такого: давление упало и боли, укол сделали — не помогло, короче: капельница и в больницу.

— А лет ей сколько, что ей хреново так?

— Да молодая совсем.

— Понятно. Хорошо, а где эта с тринадцатого этажа — Лика Викторовна — ну, рыжая такая, с опытом?

— На пенсию проводили, — завывает та, которую назвали Викой, — я поднимала трубку, я ответила на его звонок, меня он и расчленит.

— Так зовите наемного! Из соседнего здания, из подвала, с крыши! Здесь столько этажей, найдите хоть кого-нибудь! Красинский нас на фиг всех поувольняет! — резко взрывается серьезная тетка.

— В пробке! Там авария на улице, стоит весь проспект. Не успеем, американцы, блин, не застряли, проскочили, а три наших переводчика там!

— Инфаркт, скорая, авария! Мама дорогая, нас что, прокляли?

И в этот момент из-за пальмы высовывается моя наглая Машка.

— Я очень извиняюсь, женщины, ой, в смысле уважаемые дамы, короче: моя подружка, — выталкивает она меня со стула, — она отличница. У нее лучший показатель синхронного перевода на нашем потоке. А ведь это неспроста считается самым сложным видом устного перевода, — размахивает руками Машка, входя в роль. — Переводчик-синхронист переводит фразы прямо в тот момент, когда оратор эти фразы произносит, — она таращит глаза, демонстрируя, как это круто. — Так вот, Иванка может отставать от говорящего не больше, чем на полфразы, представляете?

Руководительница практики осматривает наши джинсы и майки, затем поворачивается к рыдающей сотруднице.

— Меняйтесь шмотками, лучше так, чем никак.

— Господи, — продолжает вздрагивать Вика, явно испугавшись моей персоны в конференц-зале, но все же расстегивая пуговицы белоснежной рубашки и стягивая черную узкую юбку. От безысходности, не иначе.

— Слушайте, я не уверена, что это хорошая идея, — пытаюсь как-то остановить творящееся вокруг безумие, пока одна из офисных барышень дергает мои волосы расческой, стараясь собрать их в пучок на макушке.

Я перепугалась и нервничаю. Одно дело переводить за преподавателем на парах и совсем другое — бизнес-встреча каких-то там американцев и генерального директора, от одного имени которого все трясутся.

— Думаю, ваш злой и суровый босс и сам знает английский. Ему необязательно для этого нужна студентка третьего курса.