Красинскому явно не нравится та часть, где я якобы приставала к Петрову.

— Ну все, хватит, — грубо обрывает Кирилла, отключая видеозвонок, — свой телефон купи и с женой болтай, а мне некогда.

Убирает айфон в карман брюк.

Кирилл ошалело оглядывается по сторонам, запускает руки в волосы. Он явно молится.

В этот момент подходит автобус, и я сразу же захожу в него. Сажусь у окна, продолжая наблюдать за происходящим на улице. И пока Кирилл страдает, Красинский берет его за шкирку и, хорошенько тряхнув, что-то шепчет на ухо. В салоне мне этого не слышно.

Автобус трогается с места. От переизбытка эмоций и страха все еще коротит пульс, и, пока я обдумываю все, что произошло, на телефон с очередного незнакомого номера приходит сообщение:

«Я всегда буду рядом, малышка! Не бойся»

И подмигивающий смайлик. Поразительно, как ему до сих пор не надоело покупать новые сим-карты? Жму несколько кнопок и заношу его в черный список. Кутаюсь в ворот пиджака, хотя на самом деле совсем не холодно. Вздохнув, бубню себе под нос, прислонившись лбом к стеклу:

— Ненормальный.

Кириллу удалось меня напугать. Дыхание до сих пор напряженное и сбивчивое. Сразу вспомнилось нападение Красинского-старшего, и из головы полезли давно забытые тараканы. Я живой человек и за спасение, конечно же, испытываю благодарность, но чувства к Диме запихиваю в самый темный чулан своего сознания. Ему нет места в нашей с Васенькой жизни. У него был выбор, и он от нас отказался. Глубоко задумавшись, я не замечаю приближающегося ко мне мужчину в несвежей, потрепанной одежде. От него воняет дешевым одеколоном.

— Девушка, а у вас не найдется пары копеек на талончик? Мне не хватает, — скалится и сально смотрит опухшими покрасневшими глазами, подсаживаясь на сиденье рядом.

В нос ударяет неприятный запах давно немытого тела, нутро передергивает от отвращения, длинные узкие пальцы страха тут же смыкаются на моей шее, затрудняя дыхание. Психика дает сбой. Желание одно — бежать! У меня все еще трясутся поджилки после приставаний Петрова, и я не хочу ни с кем разговаривать. Не произнося ни слова, подскакиваю и наспех перемещаюсь в другой конец автобуса. Опускаюсь на сиденье возле колеса, присаживаясь рядом с женщиной в очках с коричневой роговой оправой. Выражение ее лица ничего хорошего не предвещает, но я все равно пододвигаюсь к ней поближе, делая вид, будто мы едем вместе.

Водитель бурчит в микрофон названия остановок, а я подумываю купить газовый баллончик, а еще — брюки: широкие и длинные, неспособные вызвать у мужчин особого интереса. Мне остается проехать всего два квартала. И я с ужасом понимаю: от остановки до дома далеко, идти через сквер и темный двор.

Еще вчера я об этом не задумывалась, а теперь — боюсь. Никогда не буду больше засиживаться на работе. Женщина рядом со мной встает и выходит, оставляя меня в одиночестве.

Но мгновение спустя автобус снова останавливается. Двери открываются и в салон поднимается… Дима.

Я замираю от неожиданности. Он, улыбаясь, приближается ко мне. Я стараюсь делать вид, будто это нормально и ничего такого нет в том, что бывший, который всего несколько минут и пару кварталов назад навалял твоему насильнику на остановке, вдруг оказывается в одном с тобой салоне автобуса.

Но сердце бьется так сильно, так сильно, что, кажется, из груди готово выпрыгнуть. Дима идет в мою сторону. Он в своем черном костюме-двойке узкого кроя от какого-нибудь «Прадо» среди ободранных поручней и корявых сидений из кожзама смотрится эффектно и в то же время чужеродно. Перед глазами вспыхивают нарезки из нашего прошлого: вот Дима целует меня в губы, ласкает шею, а теперь целует везде, где можно и нельзя.

Гоню от себя эти картинки всеми усилиями своего рассудка, но они все чаще и чаще возвращаются и длинными финишными гвоздями сидят в моем разгоряченном мозгу.

Я стараюсь вести себя как ни в чем не бывало. Просто встаю и прохожу мимо него, как будто готовлюсь к выходу заранее. Не могу объяснить, но несмотря на то, что Дима козел и все такое, его присутствие растворяет мой страх, как кусочек рафинада в чашке горячего чая. И я уже дышу полной грудью и даже гордо держу спину, продвигаясь к выходу. Дима по-прежнему улыбается мне. И когда я отворачиваюсь, останавливаясь возле двери, он сразу же пристраивается сзади. Своей близостью пуская мурашки по всему моему телу.

Как бы невзначай Красинский кладет руку на мои пальцы, сжимающие поручень. Я, конечно же, высвобождаю ладонь, но ток от его прикосновения заставляет меня вздрогнуть.

— Ух ты, Димочка! Я впечатлена, как ты так ловко и быстро оказался здесь! — говорит Дима за меня, меняя голос, заставляя улыбнуться. — Спасибо тебе, Дима, за то, что спас меня, — продолжает он, — сберег от этого придурка, который чуть не завалил меня прямо на лавке.

— Дмитрий Егорович, вы за мной следите?

— Скажем так: я за тобой присматриваю. И, как видишь, не зря.

— Это бесполезно: у меня уже есть молодой человек. Мы с ним очень близки, планируем создать семью. Поздно, мажор.

— Ах, да! — смеется Дима. — Он приходил ко мне и угрожал смертоубийством, если я не оставлю тебя в покое.

— Игорь приходил к тебе? — оборачиваюсь к Диме, и в этот момент автобус останавливается на моей остановке.

Качнувшись на высоких каблуках от резкого торможения, падаю к мажору в объятия. Он меня подхватывает, а я дергаюсь в сторону, отхожу от него. Фыркнув, поправляю пиджак и лямку сумки. Красинский-младший быстрее меня оказывается на улице. И пока я туплю, шокированная тем, что Игорь угрожал Диме, он галантно подает мне руку, помогая выйти из автобуса.

— Он ничего не рассказал мне.

— Настоящие мужики не делятся своими секретами. Наш Игорек как раз из таких.

Я смотрю на него, а он на меня. Автобус трогается с места. На улице мы остаемся одни.

— Может, хватит?!

— В любом случае своего доктора тебе придется оставить, — на этот раз серьезно и внимательно изучает он меня своими чернеющими глазами. — Я дикий собственник и очень плохо отношусь к полиамории.

Ничего не ответив, я направляюсь к дому. Он просит оставить Игоря? Дима предлагает мне отношения? Время замедляется, и сердце снова сжимается. Сколько раз я представляла, что мы будем втроем. Я, он и наш сын. Глаза становятся влажными. Слава богу, что в сквере совсем тускло светят фонари, а вечер такой темный, и потому нам почти не видны лица друг друга.

Несмотря ни на что, он — отец. И ребенок у меня от него. Все это так волнительно. Я задумываюсь над его предложением. Поворачиваюсь к Диме. Он ко мне. Мы притормаживаем, остановившись на петляющей мощеной дорожке. И вот уже путь к дому превращается в некое подобие романтической прогулки. Дима опускает взгляд ниже, на мои губы. И тело сразу же реагирует, рождая фантазии о нашей сладкой совместной жизни.

Собравшись с духом и отвернувшись, я срываюсь и иду дальше, чтобы не наращивать между нам эту чувственную паузу. Прекрасно понимая, что Дима снова поиграет и бросит. Для него я — цель, которой он решил добиться.

Поразмыслив немного и ощетинившись, нападаю на него:

— Я недавно читала про ваше мажорское племя, о жизни таких, как ты, учащихся элитных колледжей в Лондоне. Дети наших «избранных» любят погулять. Отпрыски российских бизнесменов развлекаются в самых дорогих клубах британской столицы и тратят там по девяносто тысяч евро. Заказывают «Кристалл» по пятьдесят тысяч наших за бутылку и не столько пьют его, сколько поливают друг друга пеной. А после того, как все вылито, выпито и съедено, детишки обнаруживают, что на оплату счета им не хватает средств. И спокойненько выходят из клуба, садятся на свою яхту, длиной в семьдесят метров, с бассейном, гидромассажной ванной и пианино на борту, и уплывают продолжать веселье. Расплачиваться, естественно, приходится родителям и…

— Иванка, — вздохнув, перебивает меня Дима, — не надо всех подряд под одну гребенку. Я всегда плачу по своим счетам.