глядишь, и тебя к нему тянет – вот и возьми его, вот он твой и будет.

Ю. К.: В  Индии  есть  крепость  Голконда,  которую  построили  му-

сульмане в Средние века. Там есть уникальные вещи. Там есть, напри-

мер, телефон средневековой: ты подходишь к воротам, стучишь в окош-

ко,  представляешься,  говоришь,  к  кому  ты.  Стража  поворачивается  и

спокойным голосом говорит: «Казарин. К хану». Через пять километров

стоит еще одна стража – слухачи они называются. Слухач стоит и слу-

шает. А Голконда – это имя рубина и вина. Рубина огромного, с конскую

голову. Когда я в Индии говорил, что я с Урала, они сразу реагировали:

«О-о, камни! Камни там есть…» В Индии знали, что Урал – это камень.

А почему вещь, изготовленную из малахита, нельзя в руки брать?

М. Н.: Вот я часто встречала такую фразу: «Малахитовая шкатулка –

замечательное  изделие  уральских  мастеров».  Малахитовую  шкатулку

уральские мастера в руках не держали! Ее вынесли из горы. Она была из-

делием тех самых горных мастеров, которых никто не видел. И когда она

в руки попала к барыне, и та хотела ее переделать под свои украшения,

мастера ей что сказали? – не нами делано, поправлять мы не можем…

Она явлена у Бажова именно в этом виде: это мощность и неразгаданная

тайна уральских недр. Жена Степана не могла эти бусы надеть, потому

что она земная женщина. И ее все это тянуло, холодило, душило… А вот

Танюшка, у которой глаза зеленые, а волосы черные, отец которой Хо-

зяйку видел, ей все это было к лицу. Надо сказать, что вся эта мифология

очень красивая. Сейчас, в век прагматический, она считается смешной, и

ее в пору забывать, но она очень красивая.

247

Как выбирали камни… Проба делалась так: брали камень, заворачи-

вали в полотняный мешочек и клали под подушку: если тебе плохое, му-

чительное снится, значит, камень не твой. Он не есть плохой, он не твой.

Ю. К.: А малахитовая шкатулка – это что? Загадка? Тайна недр, тай-

на мастерства?.. Тайна отношений человека с недрами.

М. Н.: Да, конечно. Ведь сами наши недра есть малахитовая шкатул-

ка. Открывается она, а там богатства набиты…

Ю. К.: А, может быть, она рассмотрена как ящик Пандоры?

М. Н.: Как  ящик  Пандоры,  я  не  знаю…  Вообще,  еще  с  шумеров,

с Древней Греции подземное царство – царство смерти. И тот же Аид, вла-

ститель царства мертвых, по совместительству хозяин подземных недр.

И Гильгамеш идет искать секрет бессмертия в недра, ибо так оно и есть.

Я детям рисую так: вот могилы, в которых мы хороним наших любимых

бабушек и дедушек, а вот шахта… То есть они над нами. Мы включаемся

в толщу каменного неба… Даже когда видишь макет или чертеж шахты,

дрожь берет, а уж когда туда едешь… Вот могилы – два метра. Это же

страшное дело… То есть они, наши бабушки и дедушки, в могилах, дале-

ко над нами, далеко вверху.

Ю. К.: Получается, что камни – это даже не знаки, а предметы, кото-

рые связывают два мира?

М. Н.: Ну конечно! А что касается традиции, она связывает и мерт-

вых, и живых. Камень – это память. Камень – это знаки земли. Как было

в старом Екатеринбурге? Чем я более уважаемый человек в городе, тем

лучше обработанные плиты гранита лежат вдоль моего дома. Если я буду

уважать землю, честно работать на ней, то она мне откроет свои богат-

ства.XVIII век был безумным подъемом, бумом: все собирали, как безум-

ные, минералы. Все цари, императоры и т. д. Жена Павла I, например, так

еще и сама обрабатывала камень. У Екатерины еще было… Ну там больше

по бриллиантам. Они у них кучками на столах лежали, когда они в карты

играли. XVIII век был веком бриллиантов. Они были везде, во Франции,

в Европе – повсюду… Хотя я до сих пор считаю, что есть камни покраше

бриллиантов. Потом во всем мире отошла мода на минералогические кол-

лекции, а у нас нет. Потому что у нас это не знак времени, а знак места.

Это способ показать, что мы чтим и слышим землю, на которой живем.

УОЛЕ  тут  инициативу  проявило  интересную:  они  устроили  так,  чтоб

в каждой школе была коллекция камней. Все это прекратилось после по-

беды Великой Октябрьской Социалистической революции.  После рево-

люции связи с землей отрицались как ненужные. Если я в шахте работаю,

то я – кто? Или я соработник земли, я с ней договариваюсь, и она дает мне

248

возможность на ней работать, или я сволочь – обворовываю свою землю.

Это разница. У нас на Урале это всегда понималось.

Ю. К.: То есть большевики придумали себе новую эпоху, новое вре-

мя, им не нужно было это место, это пространство…

М. Н.: А ты не помнишь, что ли, отношения большевиков с местом,

с пространством? Мы были местом, которого не жалко.

Ю. К.: Я  имею  в  виду,  что  они  выдумали  некое  время,  чтобы  это

пространство покрыть этим искусственным временем… Люди стали за-

воевателями земли. На самом деле время и пространство – это одно. Мне

кажется, что камень – это не только знак пространства, но и времени.

М. Н.: Да, конечно! Меня поражает, как маленькие дети чувствуют

камень: они сразу понимают, настоящий это камень или нет, кожей чув-

ствуют…

Ю. К.: Получается, что камень – это лучшая земля?..

М. Н.: Как считают на Урале, камней злых, добрых, отводящих бо-

лезнь, нет. Бажов считал, что это от безделья-рукоделья трепотня. Дело

в человеке. Все дело в том, каков человек: вот каков человек, так и будет

к нему камень. Что касается веры людей в камни, нельзя к этому отно-

ситься несерьезно, ибо этому тысячи лет!

Ю. К.: А бирюза – интересный камень…

М. Н.: Бирюза у всех народов считается хорошим камнем. Миф есть

интересный: она, дескать, возникла из костей людей, умерших от великой

любви. То, что у нас продается, это не бирюза, а подделка: это камень от

природы серо-белый, но он впитывает краску, и становится голубым. Но

есть и живая бирюза, она, правда, очень хороша. Это такой камень днев-

ной,  под  солнцем,  на  загорелой  коже  –  замечательно.  Красивый,  очень

красивый. Надо сказать, что есть вещи бирюзовые немыслимой красоты.

Ю. К.: А ты какие камни носишь в основном? Меняется ли у тебя

набор камней или есть постоянный какой-то?

М. Н.: Я вообще камни ужасно люблю. Я их любила всегда. Мы ког-

да были совсем маленькими, война же была, игрушек у нас никаких не

было, и мы играли камнями: малахит какой-то дробили, пиритами стуча-

ли, разводили костерочек за сараем, на заднем дворе, кидали туда куски

вермикулита, и он делал в костер так: пух-пух-пух! Где мы брали этот

вермикулит – не знаю! Что касается хрусталита и пирита – мы их брали

как на Шарташ идти в сторону Березовского, тогда это можно было под

ногами найти. Мне посчастливилось жить в городе, полновесно украшен-

ном камнем. Я жила в самом красивом районе города – в районе Розы

Люксембург, Рязановские усадьбы, Железновская усадьба, Царский мост.

Мостовые и тротуары – равных в городе не было. Мостовые были из гра-

249

нита темного цвета, похожего на лощеную кожу. Тротуары из огромных

гранитных плит. Вдоль всей улицы стояли гранитные тумбы… Раньше

вообще в городе лежало очень много громадных валунов. Я бы эту тра-

дицию вернула: раз люди положили – значит, пусть лежит. Перед нами

был Железновский дом: совершенно целая усадьба, насыпная горка, на

ней беседка, спуск к реке, мраморный фонтан – все это было совершенно

цело, потому как в войну у людей не было энергии и силы на разрушения.

И мы по всему этому ходили, в совершенно каменном таком городе… Что