Бритва вскинул обе руки к потолку:

– Это офигительное чудо! Была трещина – нет трещины! Разбитое стало целым! Бог есть! Я чуть не обкакался от счастья.

– Чашку исцелили, – медленно сказала я.

Его темные глаза заглянули в мои. Его рука легла мне на колено.

Сжал колено и один раз стукнул пальцем.

«Да».

В душевой бьет мощная струя, но вскоре напор слабеет, вода течет тонкой струйкой, а потом вообще еле-еле капает. А вот мой пульс, наоборот, учащается. Мне помог продержаться страх. Я целую вечность прождала, пока не перекрыли воду. Это сигнал к действию от Бритвы.

В коридоре снаружи – никого. Благодаря девайсу Клэр я уже и так это знаю. И еще я точно знаю, куда идти.

Лестница. Один марш вниз. Одно, последнее, обещание. Я задерживаюсь ровно на столько, чтобы засунуть пистолет Джамбо в карман куртки.

Потом выскакиваю за дверь и бегу по коридору. Бегу к посту медсестры. Несусь прямо на нее. Медсестра вскакивает со стула.

– В укрытие! – кричу я. – Сейчас все взорвется!

Я огибаю стойку и подбегаю к двустворчатой двери в палату.

– Эй! – кричит медсестра. – Тебе туда нельзя!

«Теперь в любой момент, Бритва».

Медсестра бьет по кнопке блокирования у себя на столе. Это не имеет значения. Я на полной скорости тараню дверь и срываю обе створки с петель.

– Стоять! – вопит медсестра.

Остается пробежать один коридор, но вряд ли получится. Меня усилили, но пулю я обогнать не смогу. Я резко торможу и останавливаюсь.

«Бритва, я серьезно. Вот сейчас самый лучший момент».

– Руки за голову! Быстро! – Она никак не может восстановить дыхание. – Вот так. А теперь иди ко мне. Спиной. Медленно. Очень медленно, или, клянусь Богом, я тебя пристрелю.

Я подчиняюсь и пячусь на звук ее голоса. Она приказывает остановиться. Я останавливаюсь. Я не двигаюсь, но роботы внутри меня трудятся. Позиция медсестры зафиксирована – мне не обязательно смотреть на нее, чтобы понять, где она стоит. Когда у меня возникает такая необходимость, хаб отправляет менеджеров мышечной и нервной системы моего организма на решение поставленной задачи. Хаб справится и на этот раз.

Но я не собираюсь передоверять всю свою жизнь двенадцатой системе. Прихватить куртку Джамбо – это была моя идея.

И за этой мыслью пришла другая:

– Обувь.

– Что ты сказала? – Голос у нее подрагивает.

– Мне нужна обувь. У вас какой размер?

– Что?

Хаб моментально посылает сигнал. Мое тело двигается не столь молниеносно, но раза в два быстрее, чем это необходимо.

Поджимаю правую руку в рукав, где припрятан нож с десятидюймовым лезвием, поворачиваюсь против часовой стрелки и бросаю.

И медсестра падает замертво.

Я вытаскиваю нож из шеи покойницы, не обтерев, засовываю в левый рукав куртки и осматриваю ее обувь. Белые тапки на толстой подошве, в таких все медсестры ходят. На полразмера больше, но сойдет.

Я вхожу в последнюю палату справа по коридору. Там темно, но мои глаза улучшены, и я вижу ее в кровати. Она крепко спит. Или находится под действием лекарств. Надо будет выяснить, чем ее тут накачивали.

– Чашка, это я, Рингер.

Густые темные ресницы вздрагивают. Я уже на таком взводе, что слышу, как тоненькие волоски рассекают воздух.

Она что-то шепчет с закрытыми глазами. Слишком тихо для того, кого не улучшали, но боты передают информацию в хаб, оттуда она переправляется к двум нижним бугоркам слухового центра моего мозга.

– Ты умерла.

– Нет, теперь я жива. И ты тоже.

Стекла в окне рядом с кроватью начинают дребезжать. Пол вздрагивает. Палату заливает яркий оранжевый свет. Он мигает, а потом раздается оглушительный грохот – и с потолка пылью сыплется штукатурка. Потом все повторяется в том же порядке. Потом еще раз. И еще.

Бритва взорвал склад боеприпасов.

– Чашка, нам надо уходить.

Я просовываю руку ей под голову и тихонько приподнимаю.

– Куда уходить?

– Как можно дальше отсюда.

Левой ладонью я придерживаю ее затылок, а правой пястью бью в лоб. Сила удара отмерена точно, не больше и не меньше, чем необходимо. Чашка теряет сознание. Я поднимаю ее с кровати. На складе боеприпасов продолжаются взрывы. Я выбиваю ногой окно. Холодный воздух врывается в комнату. Я сажусь на подоконник, все еще лицом к кровати, и прижимаю Чашку к груди. Моя решимость посылает сигнал в хаб: нахожусь на втором этаже. Хаб направляет подкрепление к моим костям и сухожилиям в голеностопе, коленях и бедрах.

Все в боевой готовности.

В момент падения я разворачиваюсь, как кошка, которую сбросили со стола. Приземляемся мягко, только голова Чашки подскакивает и бьет меня по подбородку. Напротив нас госпиталь, за нами полыхает склад. Справа, в точности как говорил Бритва, черный «Додж-М882».

Рывком открываю дверцу, впихиваю Чашку на пассажирское место, прыгаю за руль и газую. На полной скорости пересекаю стоянку, резко сворачиваю влево, чтобы вырулить на север – к летному полю. Воет сирена. Включаются прожекторы. В зеркала вижу, как сзади пожарные машины мчатся к горящему складу. Тяжко придется пожарным, ведь неизвестный злоумышленник перекрыл воду на насосной станции.

Еще один резкий поворот влево, а теперь – прямо к горбатой туше «блэкхоука». В ярком свете прожекторов его корпус похож на блестящего черного жука. Сжимаю руль и делаю глубокий вдох. Это самое слабое звено в цепи. Если Бритве не удалось захватить пилота, нас всех поимеют по полной программе.

Из вертолета в ста ярдах от нас выпрыгивает какой-то человек. На нем зимняя парка, он вооружен штурмовой винтовкой. Лицо почти целиком скрыто капюшоном, но эту улыбку я узнаю везде.

Выскакиваю из «доджа».

И Бритва говорит:

– Привет.

– Где пилот? – спрашиваю я.

Он кивает в сторону кабины вертолета:

– Мой при мне. А где твоя?

Я вытаскиваю Чашку из машины и запрыгиваю в вертолет. За рычагами управления сидит парень, на котором из одежды только серо-коричневая футболка и шорты. Бритва устраивается рядом с ним.

– Заводи малышку, лейтенант Боб, – с улыбкой говорит Бритва пилоту. – Ой, простите за дурные манеры. Рингер, это лейтенант Боб. Лейтенант Боб, это Рингер.

– Ничего не получится, – говорит лейтенант Боб. – Они везде нас достанут.

– Да что ты говоришь? А это что тут такое? – Бритва поднимает клубок спутанных проводов.

Пилот трясет головой. Он так замерз, даже губы посинели.

– Я не знаю.

– Я тоже, но догадываюсь, что эти проводки – очень важная вещь для управления вертолетом.

– Ты не понимаешь…

Бритва наклоняется к пилоту, его игривое настроение пропадает без следа. Глубоко посаженные глаза горят, словно подсвеченные изнутри, и пружина скрытой силы, которую я ощущала в нем с самого начала, начинает с такой скоростью разжиматься, что мне даже зажмуриться хочется.

– Слушай меня, ты, инопланетный сукин сын! По-быстрому поднимай эту хреновину в воздух, или я…

Пилот кладет руки на колени и тупо смотрит перед собой. Добраться до вертолета незамеченными было трудной задачей, но я ее решила. Теперь передо мной другая трудная задача: склонить пилота к сотрудничеству. Я беру кисть Боба и отгибаю его розовый палец назад.

– Сломаю, – обещаю я.

– Ломай!

Я ломаю. Он закусывает нижнюю губу, коленки подпрыгивают, на глаза набегают слезы. Этого не должно было случиться. Я прижимаю палец к его шее под затылком и поворачиваюсь к Бритве:

– У него имплантат. Он не из этих.

– Да, вашу мать, а вы-то кто такие? – скулит пилот.

Я достаю из кармана следящее устройство. На карте вокруг госпиталя и склада боеприпасов суетятся зеленые точки. На взлетно-посадочной полосе их только три.

– Ты свой вырезал, – говорю я Бритве.

Он кивает:

– И оставил под подушкой. Такой же у нас был план? Или не такой? А, черт! Рингер, какой у нас план?