«Нет, есть, — подумал Эдди, подбирая раскиданные шкуры — те, что медведь не порвал в клочья при нападении или когда метался в предсмертных муках. — Вагон и маленькая тележка. Для моих, б**, ушей». Он поднял портупею и молча передал ее Роланду. Неподалеку лежала деревяшка, над которой он тогда трудился; Эдди схватил ее и сунул в карман на спинке инвалидного кресла Сюзанны. Стрелок тем временем не спеша застегивал на талии широкий кожаный ремень и подтягивал кожаные шнуры-завязки.
— …В ФАЗЕ ВЫКЛЮЧЕНИЯ. РАБОТАЕТ ОДНА СУБЪЯДЕРНАЯ ЯЧЕЙКА. ПОТРЕБЛЯЕМАЯ МОЩНОСТЬ — ОДИН ПРОЦЕНТ. ЯЧЕЙКИ…
Сюзанна ехала следом за Эдди, держа на коленях собственноручно сшитую сумку-кошелку. Туда она запихивала шкуры, которые подавал ей Эдди. Когда все шкуры исчезли в сумке, Роланд хлопнул Эдди по плечу и протянул юноше котомку. Содержимое котомки составляла главным образом оленина, обильно пересыпанная солью из природного лизунца, обнаруженного Роландом тремя милями выше по течению ручейка. Такой же дорожный мешок уже был вздет на плечо самого стрелка. Другое плечо Роланда оттягивал кошель, пополненный и вновь разбухший от всякой всячины.
Неподалеку на дереве висела похожая на парашютную подвеску странная самодельная сбруя с сиденьем из простеганной оленьей шкуры. Роланд сдернул ее с ветки и подверг краткому осмотру, после чего повесил себе на спину, завязав постромки узлами под грудью. Сюзанна при этом состроила кислую мину, и это не ускользнуло от внимания Роланда. Он не сделал попытки заговорить (так близко от медведя его бы не услышали, даже вопи он во всю глотку), но сочувственно пожал плечами и развел руками: «Ты же знаешь, что она нам понадобится».
Сюзанна пожала плечами в ответ:
«Знаю… но это вовсе не значит, что мне это по душе».
Стрелок взмахом руки показал на дальний край поляны. Две заломанных ели указывали место, где на поляну вступил Шардик, некогда известный в этих краях как Мьяр.
Эдди наклонился к Сюзанне, большим и указательным пальцами изобразил кружок и вопросительно поднял брови: «Договорились?»
Кивнув, она зажала ладонями уши. «Договорились — но давайте выбираться отсюда, пока я не оглохла».
Троица двинулась через поляну. Эдди вез Сюзанну, державшую на коленях кошелку со шкурами. Прочее добро, в том числе кусок дерева с пращой, все еще скрытой в нем почти целиком, распирало карман на спинке инвалидного кресла.
Медведь у них за спиной продолжал громогласно передавать свое последнее сообщение, оповещая мир о том, что полное выключение произойдет через сорок минут. Эдди было уже невтерпеж. Сломанные ели склонялись друг к другу, образуя грубо очерченные ворота, и Эдди подумал: «Вот где взаправду начинается поход Роланда к Темной Башне — по крайней мере, для нас».
Он снова вспомнил свой сон, спираль бойниц, выпустивших развертывающиеся языки мрака — языки, которые пятном расползлись над заросшим розами полем, — и, когда он проходил под склоненными деревьями, его пробрала сильная дрожь.
Кресло удалось использовать дольше, чем ожидал Роланд. Древние разлапистые ели и привольно распростершие ветви вековые сосны выстлали лес толстенным ковром хвои, глушившим почти всякую растительность. Руки у Сюзанны были сильные — сильнее, чем у Эдди, хотя Роланд не думал, что так будет еще долго, — и она легко катила свое кресло по ровной, тенистой лесной подстилке. На пути вдруг оказалось одно из поваленных медведем деревьев. Роланд вынул Сюзанну из кресла, и Эдди перетащил громоздкую конструкцию через препятствие.
Позади медведь во весь свой механический голос, лишь слегка приглушенный расстоянием, сообщил им, что мощность последней действующей субъядерной ячейки теперь совсем незначительна и ею можно пренебречь.
— Надеюсь, загрузить эту чертову сбрую тебе сегодня не придется, проходишь весь день порожняком! — крикнула стрелку Сюзанна.
Роланд выразил согласие, но не прошло и четверти часа, как земля пошла под уклон и началось вторжение в старый лес более мелких и молодых дерев: береза, ольха и несколько кленов-недоростков в поисках опоры угрюмо скребли корнями почву. Ковер хвои истончился; колеса инвалидного кресла Сюзанны стали застревать в низком жестком кустарнике, росшем в узких проходах между деревьями. Тонкие крепкие ветки тарахтели по спицам из нержавеющей стали, бренчали на них, как на струнах, извлекая заунывные звуки. Эдди всей тяжестью налег на ручки кресла, и таким образом им удалось проделать еще четверть мили. Потом спуск начал набирать крутизну, а земля под ногами размягчилась в кашицу.
— Пора на закорки, госпожа, — объявил Роланд.
— Давай еще немного попытаем счастья с креслом. Что скажешь? Вдруг ехать станет легче…
Роланд покрутил головой.
— Если ты попробуешь съехать с этого пригорка, ты… как вы говорите, Эдди?.. вертанешься?..
Эдди, посмеиваясь, покачал головой.
— Это называется «навернуться», Роланд. Выражанс из тех дней, что я растратил попусту, шлифуя тротуары.
— Как ни называй, суть едина: приземление на голову. Ну же, Сюзанна. Ап!
— Отвратительно быть калекой, — сварливо сказала Сюзанна, однако позволила вытащить себя из кресла и даже помогла Эдди прочно усадить ее в подвеску на спине Роланда. Как только перемещение было закончено, она, потрогав рукоять револьвера Роланда, спросила Эдди:
— Тебе нужен этот малыш?
Эдди покачал головой.
— Ты шустрей. Сама знаешь.
Сюзанна хмыкнула и приладила ремень с кобурой так, чтобы рукоять револьвера было легко и удобно доставать правой рукой.
— Ребята, я знаю, что торможу вас… но если мы когда-нибудь все-таки доберемся до хорошей двухполосной асфальтированной дороги, я вас сделаю. Будете стоять на карачках в положении «на старт» и глядеть мне вслед…
— Не сомневаюсь, — ответствовал Роланд… и резко вскинул голову. На лес пала тишина.
— Братец Медведь наконец-то сдался, — с облегчением проговорила Сюзанна. — Слава Богу.
— Мне казалось, у него еще семь минут, — удивился Эдди.
Роланд поправлял ремешки подвески.
— Должно быть, за последние пятьсот-шестьсот лет его часы немного отстали.
— Роланд, ты правда думаешь, что ему было столько лет?
Роланд кивнул.
— Самое малое. И вот он — насколько нам известно, последний из Двенадцати Стражей — испустил дух…
— Ага, а теперь поинтересуйся, не накласть ли мне на это, — откликнулся Эдди, и Сюзанна рассмеялась.
— Тебе удобно? — спросил ее Роланд.
— Нет. Мягкое место у меня уже болит, но ты иди. Только постарайся меня не уронить.
Роланд кивнул и зашагал вниз по склону. Эдди двинулся следом, толкая перед собой пустое кресло и стараясь не слишком сильно ударять его о камни, которые забелели на этом участке земли, словно торчащие из грунта костяшки огромных пальцев. Теперь, когда медведь наконец заткнулся, лес казался Эдди чересчур уж тихим, отчего молодой человек невольно чувствовал себя кем-то вроде персонажа одной из тех старых кинолент о джунглях, каннибалах и гигантских обезьянах, где все насквозь фальшиво и надуманно.
Отыскать след медведя было легко, труднее оказалось по нему идти. Милях в пяти от поляны он завел путников не то чтобы в болото, но в топкую низину, и к тому времени, как земля опять пошла вверх и немного затвердела, вылинявшие джинсы Роланда промокли до колен, а сам он дышал сипло, тяжело, долгими размеренными вдохами. Тем не менее стрелок был в чуть лучшей форме, чем Эдди, обнаруживший, что бороться с креслом Сюзанны в жидкой грязи и стоячей воде крайне неприятно.
— Пора отдохнуть и перекусить, — объявил Роланд.
— Уф-ф, даешь жратву! — пропыхтел Эдди. Он помог Сюзанне выбраться из подвески и усадил ее на поваленный ствол, исполосованный длинными косыми бороздами там, где по нему прошлись когти. Потом наполовину сел, наполовину рухнул рядом с ней.