— Или полицейский, — подхватила Сюзанна. — Вдруг Морт увидел бы в неподходящее время и в неподходящем месте полицейского.

— Да. Точная причина — действующая сила ка-тета — неважна. Я по собственному опыту знаю, что Морт был хитер, как старый лис. Стоило ему почуять, что что-то неладно — хоть самую малую малость — он сыграл бы отбой и подождал другого дня. Знаю я и кое-что еще. Морт охотился переодетым. В тот день, когда он сбросил кирпич на голову Одетте Холмс, он был в вязаной шапочке и старом свитере на несколько размеров больше, чем нужно. Он хотел выглядеть забулдыгой — ведь кирпич он столкнул со здания, приютившего под своею кровлей не одного горького пьяницу. Понимаете?

Они кивнули.

— Много лет спустя, толкая тебя под поезд, Сюзанна, Морт был одет рабочим-строителем: большая желтая каска (которую про себя он называл «шлемом») и фальшивые усы. В тот день, когда он впрямь толкнет Джейка под машину и тем самым убьет его, он будет переодет священником.

— Боже, — едва слышно вырвалось у Сюзанны. — Человеком, толкнувшим мальчугана в Нью-Йорке, был Джек Морт, а на постоялом дворе Джейк видел того субчика, за которым ты гнался, — Уолтера.

— Да.

— И мальчонка решил, что это один и тот же человек, потому что оба были в одинаковых черных балахонах?

Роланд кивнул.

— Между Джеком Мортом и Уолтером существовало даже телесное сходство. Не хочу сказать, что они походили друг на друга как братья, однако оба были высоки ростом и отличались чрезвычайной бледностью при темных волосах. Принимая же во внимание тот факт, что единственная возможность хорошенько рассмотреть Морта представилась Джейку в смертный час и что единственную возможность хорошенько рассмотреть Уолтера мальчик получил в совершенно незнакомом месте, перепуганный почти до одури, я думаю, его ошибку можно и понять, и простить. Если и есть на этой картине безмозглый болван, он перед вами, ибо истину следовало постичь скорее.

— Неужто Морт не просек бы, что его используют? — спросил Эдди. Он не забыл своих переживаний и диких мыслей, порожденных вторжением Роланда в его сознание, и не понимал, как Морт мог бы оставаться в неведении… но Роланд отрицательно качал головой:

— Уолтер взялся бы за дело в высшей степени тонко. Мне кажется, Морт счел бы, что мысль одеться священником принадлежит ему самому… Он не распознал бы, что где-то в дебрях его рассудка шепчет, подсказывая, как поступить, чужой, сторонний голос — голос Уолтера.

— Джек Морт! — поразился Эдди. — Все время это был Джек Морт.

— Да… а Уолтер помогал. Итак, в конечном счете я все-таки спас Джейку жизнь. Принудив Морта спрыгнуть с платформы подземки под поезд, я все изменил.

Сюзанна спросила:

— Если этот Уолтер мог проникать в наш мир там, где ему заблагорассудится, — возможно, через личную дверь — разве не мог он использовать кого-нибудь другого для того, чтобы толкнуть твоего мальчугана под машину? Раз он сумел внушить Морту мысль вырядиться священником, значит, он мог заставить устроить этот маскарад и кого-нибудь еще… что, Эдди? Что ты трясешь головой?

— А то! По-моему, это Уолтеру на фиг не было нужно. Ему хотелось другого — того, что сейчас происходит… чтоб Роланд потихонечку сходил с ума. Что, не так?

Стрелок кивнул.

— Даже если б Уолтер и хотел обстряпать дельце таким манером, у него ни хрена бы не вышло, — прибавил Эдди. — Он же отбросил коньки задолго до того, как Роланд нашел двери у моря. А уж как Роланд влез через последнюю дверь в башку к Джеку Морту, тут и кончились золотые денечки, когда старина Уолт мог быть в каждой бочке затычкой.

Сюзанна задумалась, потом кивнула.

— Кажется, понимаю… Эти паршивые путешествия во времени здорово сбивают с толку, верно?

Роланд принялся собирать и заново прилаживать на место свое имущество.

— Пора в дорогу.

Эдди поднялся и, помогая себе плечами, надел котомку.

— По крайней мере, можешь утешаться одним, — сказал он Роланду. — Ты — ну, или этот ка-тет — в итоге сумели спасти пацана.

Роланд, завязывавший на груди постромки ременной подвески, вскинул глаза — ясные, сверкающие — и Эдди невольно отпрянул.

— Да? — сурово поинтересовался стрелок. — Ужели? Пытаясь примириться с двумя версиями одной реальности, я по капле теряю рассудок. Поначалу я надеялся, что один из двух порядков событий, хранящихся в моей памяти, начнет блекнуть и постепенно исчезнет совсем — но ничего подобного не происходит! Собственно, происходит нечто прямо противоположное: эти две реальности бранятся у меня в голове, возмущаясь, сетуя и ропща, точно две враждующие клики, которым не миновать скорой войны, и поднятый ими крик звучит все громче! Так ответь же мне, Эдди: каково, по-твоему, Джейку? Каково, по-твоему, знать, что ты мертв в одном мире и жив в другом?

Снова запел жаворонок, но никто этого не заметил. Эдди смотрел прямо в блекло-голубые глаза Роланда, пылавшие на бледном лице, и не мог придумать, что сказать.

Расположившись лагерем примерно в пятнадцати милях к востоку от мертвого медведя, путники погрузились в сон, каким спят лишь полностью обессилевшие (даже Роланд проспал ночь напролет, хотя сны его были каруселью кошмаров), и на следующее утро поднялись с рассветом. Эдди в молчании развел небольшой костер и, когда в лесу неподалеку прогремел выстрел, поглядел на Сюзанну.

— Это завтрак, — сказала она.

Три минуты спустя вернулся Роланд с переброшенной через плечо шкурой. На ней лежала свежевыпотрошенная тушка кролика. Сюзанна поджарила его; они поели и тронулись в путь.

Эдди все старался представить себе, каково было бы помнить о собственной смерти. И всякий раз терпел неудачу.

Вскоре после полудня путники вступили в царство выкорчеванных деревьев и переломанного, вмятого в землю кустарника — казалось, давным-давно исполинский смерч коснулся здесь земли, проторив своей разрушительной силой широкую и удручающе мрачную дорогу.

— Мы близки к искомому месту, — объявил Роланд. — Наш друг медведь все здесь снес, дабы расчистить обзор. Он не хотел сюрпризов. Обходительной сию важную особу не назовешь.

— А нам он оставил какие-нибудь сюрпризы? — поинтересовался Эдди.

— Возможно. — Улыбнувшись краешком губ, Роланд тронул Эдди за плечо: — Но вот ведь что — это будут старые сюрпризы.

Продвижение по этой зоне разрушений шло медленно. Хотя поверженные наземь деревья в большинстве своем были очень стары (многие уже почти слились с почвой, откуда когда-то пробились), беспорядочное нагромождение стволов и путаница ветвей создавали внушительную полосу препятствий, преодолеть которую было бы довольно непросто даже в том случае, если бы все путники были физически полноценными. С восседающей в притороченной к спине стрелка подвеске Сюзанной дорога превратилась в тренировку выносливости, стойкости и умения обуздывать раздражение.

Поваленные стволы и колтун подлеска скрывали от глаз след медведя, что тоже не способствовало быстрейшему продвижению. До полудня путники шли по отметинам когтей на деревьях, четким, как зарубки. Однако здесь, близ стартовой точки медвежьей ярости, где она еще не цвела полным цветом, эти удобные вехи, отмечавшие путь зверя, исчезли. Роланд двигался не спеша, выискивая в кустах помет, а на деревьях, через которые перелезал медведь, — клочья шерсти. На то, чтобы одолеть три мили этого истлевшего хаоса, ушла вся вторая половина дня.

Едва Эдди решил, что скоро стемнеет и им придется разбить лагерь в этом страшноватом окружении, они вышли к опушке редкого ольшаника. За деревьями слышался шумный лепет бегущего по камням ручья. Позади закатное солнце в ореоле тонких багровых лучей заливало угрюмым светом разоренный участок, который они только что пересекли, превращая поваленные деревья в черные перекрестья, очертаниями напоминающие китайские иероглифы.