— ЛОЖИСЬ! — крикнул стрелок.

Эдди не стал задавать вопросов. Его ярость и смятение вмиг как рукой сняло. Он кинулся на землю и, падая, увидел: молниеносным движением, превратившим его левую руку в размазанное пятно, стрелок потянулся к кобуре. «Боже ты мой, — подумал молодой человек, — НЕ МОЖЕТ он быть таким шустрым, таких шустрых в принципе не бывает, у меня получается ничего себе, но рядом с Сюзанной я просто копуша, а Сюзанна по сравнению с ним — черепаха, которая силится взойти на стеклянную кочку…»

Что-то пронеслось у Эдди над самой головой — что-то, что, громко и пронзительно пища в своей механической ярости, выдрало у него клок волос. Стрелок открыл огонь с бедра — три быстрых выстрела прогремели друг другу вдогонку, как три удара грома, — и писк оборвался. На землю между тем местом, где лежал Эдди, и тем, где рядом с Роландом привстала на обрубках ног Сюзанна, с глухим стуком шлепнулось некое создание, показавшееся Эдди похожим на крупную механическую летучую мышь. Суставчатое, крапчатое от ржавчины крыло ударило по земле, словно досадуя, что возможность упущена, и застыло без движения.

Легко ступая в старых, разбитых сапогах, Роланд подошел к Эдди и протянул ему руку. Эдди принял ее и позволил Роланду помочь ему подняться. Он обнаружил, что не может говорить: падение вышибло из него дух. «Может, оно и к лучшему… похоже, всякий раз как я разеваю пасть, будь она неладна, я что-нибудь да ляпну».

— Эдди! Ты в порядке? — К тому месту, где, нагнув голову и уперев руки в ляжки, он пытался отдышаться, ползла Сюзанна.

— Ага, — прохрипел Эдди. Он с усилием выпрямился. — Так, пустяки, легкая стрижечка.

— Эта тварь была на дереве, — мягко сказал Роланд. — Поначалу я и сам ее не приметил. В это время дня свет становится обманчив. — Стрелок помолчал и тем же мягким тоном продолжил: — Эдди, опасность Сюзанне никак не угрожала.

Эдди утвердительно мотнул головой. Теперь-то до него дошло: проворство, с каким стрелок выхватывал револьвер, позволяло сжевать гамбургер, запить его молочным коктейлем — и не опоздать с выстрелом.

— Ну, хорошо, хорошо. Скажем только, что я не одобряю твою методу обучения, ладушки? Но просить прощенья я не собираюсь, не жди.

Роланд наклонился, подхватил Сюзанну на руки и принялся отряхивать. Делал он это равнодушно-ласково, как мать отряхивает делающего первые шаги малыша после одного из неизбежных кувырков в пыли на заднем дворе.

— Я не жду от тебя извинений; кроме того, они не надобны, — сказал он. — Два дня назад у нас с Сюзанной произошел подобный же разговор. Верно, Сюзанна?

Она кивнула.

— Роланд придерживается мнения, что ученику время от времени требуется хороший пинок в ребра.

Эдди посмотрел на учиненный ими разгром и медленно принялся выколачивать из штанов и рубашки костяную пыль.

— Слышь, старик, а если б я сказал тебе, что не хочу быть стрелком? А, Роланд?

— Я бы ответил, что твои желания не имеют большого значения. — Роланд смотрел на металлическую будку у каменной стены и словно бы утратил интерес к беседе. Эдди уже видел такое раньше. Когда разговор сворачивал на если бы да кабы, Роланд почти всякий раз терял к нему интерес.

— Ка? — В вопросе Эдди звучали отголоски былой желчности.

— Верно. Ка. — Роланд подошел к будке и провел рукой по желтым и черным полосам, наискось расчерчивавшим переднюю стенку. — Мы нашли один из двенадцати пограничных порталов, кольцом опоясывающих этот мир… одну из шести троп к Темной Башне.

И это тоже ка.

Эдди пошел обратно, за инвалидным креслом Сюзанны. Просить молодого человека об этом не пришлось — ему хотелось некоторое время побыть одному, чтобы вновь взять себя в руки. Теперь, когда стрельба закончилась, каждый мускул в теле Эдди словно бы мелко дрожал и трепетал не в лад с остальными. Юноше не хотелось, чтобы товарищи видели его в таком состоянии — не потому, что оно могло бы быть неверно истолковано как испуг, а потому, что Роланд, или Сюзанна, или оба могли бы распознать его истинную природу: перевозбуждение. Пришедшееся Эдди по нраву. Даже нетопырь, едва не снявший с юноши скальп, не перетянул чашу весов.

«Это все муть, парень. Сам же знаешь».

К сожалению, Эдди этого не знал. Он лоб в лоб столкнулся с тем, что Сюзанна открыла для себя чуть раньше, пристрелив медведя: можно было сколько угодно разглагольствовать о том, что не хочешь быть стрелком; что не желаешь, словно последний бродяга, скитаться по этому безумному миру, где кроме них троих нет, кажется, ни единой живой человеческой души; что на самом деле тебе, Эдди Дийну, больше всего охота стоять на углу Бродвея и Сорок второй улицы, прищелкивать пальцами под ревущую в наушниках плеера «Криденс Клируотер Ривайвл», смачно чавкать сосиской с соусом чили и глазеть на проходящих мимо девчонок — на в высшей степени аппетитных и соблазнительных нью-йоркских девчонок с надутыми — «да пошел ты!» — губками и длиннющими ногами из-под коротких юбчонок. Можно было распространяться об этом до посинения, но сердце Эдди знало иное. Сердце Эдди знало, что, отправляя электронный зверинец на небеса, он наслаждался — во всяком случае, пока шла потеха и Роландов револьвер был его, Эдди, личной портативной грозой. Что он с удовольствием пнул робота-крысу, пусть даже отшиб при этом ногу и чуть не навалил в штаны со страху. Страх странным образом лишь обострял наслаждение.

Все это было уже достаточно скверно, однако сердце Эдди знало и кое-что похуже: появись здесь, сейчас дверь, ведущая обратно в Нью-Йорк, он, возможно, и не вошел бы в нее, ибо еще не видел воочию Темной Башни. В молодом человеке начинало крепнуть убеждение, что болезнь Роланда заразна.

Пробираясь в ожесточенной борьбе с креслом Сюзанны через беспорядочные нагромождения ольховых пней и колод и ругательски ругая ветки, которые хлестали по лицу, норовя выколоть глаза, Эдди неожиданно обнаружил, что с некоторыми из этих вещей может примириться. Это открытие поостудило юноше кровь. «Хочется увидеть, такая она, как была во сне, или нет, — подумал он. — Увидеть такое… фантастика, в натуре!»

Но внутри у него заговорил другой голос. «Эдди, спорим, его прежним дружкам — ну, тем, с такими кликухами, будто они припожаловали прямиком от Круглого Стола при дворе короля Артура — так вот, гад буду, всем им мерещилось то же самое. И все они теперь покойники. Все до единого».

Хочешь не хочешь, Эдди узнал этот голос. Он принадлежал Генри, а значит, не слышать его было затруднительно.

Роланд, придерживая на правом бедре Сюзанну, стоял перед металлическим домиком, напоминающим закрытый на ночь вход в метро. Бросив инвалидное кресло у края поляны, Эдди пошел к ним. Чем ближе он подходил, тем громче становился гул и явственнее — дрожь земли под ногами. Оборудование, производящее этот шум, понял Эдди, находится или в будке, или под ней. Казалось, у него гудит не в ушах, а где-то в голове, в самой ее глубине, и в полых недрах живота.

— Стало быть, вот один из двенадцати порталов. Куда он выходит, Роланд? В «Мир Диснея»?

Роланд покачал головой.

— Я не знаю, куда он выходит. Быть может, в никуда… а может быть, во все сущие миры. В моем мире вообще есть много мне неведомого — это вы оба наверняка уже поняли. А есть такое, что некогда было мне известно, но изменилось.

— Из-за того, что мир сдвинулся с места?

— Да. — Роланд бросил на Эдди короткий взгляд. — Послушай-ка, это ведь не просто риторическая фигура. Мир действительно сдвинулся с места и непрестанно убыстряет свое движение. В то же время все снашивается… распадается… — Подтверждая свою мысль наглядным примером, стрелок пнул металлический труп шагающего короба.

Эдди вспомнилась нарисованная Роландом на земле грубая схема расположения порталов.

— Так это и есть край света? — спросил он почти робко. — Я хочу сказать, не больно-то он отличается от любого другого места. — Эдди хохотнул. — Если здесь и есть обрыв, я его не вижу.