— Роланд…
— Тишину, — промолвил Роланд. Он прерывисто вздохнул. — Ти-ши-ну, Эдди. Безмолвие. И все. Этого будет довольно. Кончатся мои… мытарства.
Он прижал кулаки к вискам, и Эдди подумал: «Я уже видел, как то же самое делал кто-то другой, и недавно. Но кто? Где?»
Мысль, разумеется, смехотворная; Эдди почти два месяца не видел никого, кроме Роланда и Сюзанны. Тем не менее интуиция подсказывала ему: ошибки нет. Вслух Эдди сказал:
— Роланд, я тут давно уж колупаюсь с одной штуковиной…
Стрелок кивнул. Губы тронула бледная тень улыбки.
— Знаю. И что же это? Ты готов, наконец, сказать?
— Мне кажется, она тоже может быть частью этого… как его… ка-тета.
Безучастный взгляд Роланда вдруг стал внимательным. Стрелок пристально глядел на Эдди, но ничего не говорил.
— Смотри. — Эдди начал разворачивать кожаный лоскут.
«Держи карман шире! — внезапно заорал голос Генри, да так оглушительно, что Эдди не сдержался и едва заметно вздрогнул. — Поможет твоя дебильная деревяшка, жди! Стоит только твоему дружку разок глянуть на эту щепку недопиленную, он со смеху подохнет, укатается! Над тобойукатается! Во, во, смотрите, скажет, никак наша тютя сопливая чего-то выстругала!»
— Заткнись, — буркнул Эдди.
Стрелок вскинул брови.
— Не ты.
Ничуть не удивившись, Роланд кивнул.
— Брат часто навещает тебя, а, Эдди?
Забыв о свертке, Эдди остолбенело воззрился на стрелка, но в следующую секунду улыбнулся. Не слишком приятной улыбкой.
— Не так часто, как бывало, Роланд. Слава Создателю, есть еще в жизни маленькие радости.
— Да, — согласился Роланд. — Когда голосов чересчур много, они тяжким бременем ложатся на сердце… так что там у тебя, Эдди? Дозволь взглянуть.
Эдди поднял на ладони ясеневый чурбачок. Из него, точно женская голова на носу рассекающего морскую гладь корабля, точно рукоять меча из камня, выступал почти готовый ключ. Насколько точно он воспроизводил очертания, виденные Эдди в огне, молодой человек не знал (и полагал, что не узнает никогда — вот разве отыщется подходящий замок, где ключ можно будет испытать), но думал, что довольно точно. Зато Эдди не сомневался в другом: лучше этого ключа он еще ничего не мастерил. Прочие поделки не шли с ним ни в какое сравнение.
— Клянусь богами, Эдди, прекрасно! — вымолвил Роланд. От его апатии не осталось и следа; в голосе звучало то, чего Эдди никогда прежде не слышал: почтительное удивление. — Он готов? Нет еще, верно?
— Нет… не совсем. — Большой палец Эдди спустился в третью выемку, огладил закорючку, которой оканчивалась бородка ключа. — Надо бы еще маленько поковыряться. И вот тут, на конце, кривулька пока неправильная. Я знаю. Хотя не знаю, откуда.
— Значит, вот он, твой секрет. — Это не был вопрос.
— Да. Знать бы еще, к чему все это.
Роланд оглянулся. Проследив за его внимательным взглядом, Эдди увидел Сюзанну и отчасти утешился тем, что Роланд первый услышал ее приближение.
— Вы что тут сидите, полуночники? Треплетесь? — Заметив в руке у Эдди деревянный ключ, Сюзанна кивнула. — Мне было интересно, когда же ты созреешь, чтоб его показать. А знаешь, хорошо вышло. Не представляю, для чего нужен этот ключик, но получилось потрясно.
— Возможно, тебе известно, какую дверь он отмыкает? — Роланд обращался к Эдди. — Не значилось ли это в предначертаниях твоего кеф?
— Нет… но на что-нибудь он, может, и сгодится, хоть и недоделанный. — Молодой человек протянул ключ Роланду. — Я хочу, чтобы он хранился у тебя.
Роланд не шелохнулся. Он внимательно изучал Эдди.
— А почему?
— Почему… ну… да вроде кто-то сказал мне, что так нужно, вот почему.
— Кто?
«Твой мальчишка, — пришла Эдди в голову неожиданная мысль и, еще не успев додумать ее, молодой человек понял: верно. — Твой треклятый мальчишка».
Однако высказываться Эдди не спешил. Ему вообще не хотелось упоминать имени мальчика. Роланд вновь завелся бы, и все.
— Не знаю. Но, думаю, попытка не пытка.
Роланд медленно протянул руку к ключу. Едва его пальцы коснулись дерева, вниз по стерженьку ключа, мерцая, просыпались яркие искры, но Эдди не взялся бы с уверенностью утверждать, что действительно видел эти крохотные вспышки — так быстро они отсверкали. Возможно, это был всего лишь звездный свет.
Пальцы стрелка обхватили ключ, пробивающийся из обрубка ветки. В первую секунду по лицу Роланда ничего нельзя было прочесть, затем он нахмурился и вскинул голову, словно прислушиваясь.
— Ты что? — спросила Сюзанна. — Слышишь…
— Ш-ш-ш! — Недоумение на лице стрелка медленно сменялось изумлением. Он посмотрел на Эдди, на Сюзанну и снова на Эдди. Глаза Роланда, подобно воде, что заполняет погруженный в ручей кувшин, заполняло неведомое безмерное чувство.
— Роланд? — забеспокоился Эдди. — Ты в порядке?
Роланд что-то прошептал. Что именно, Эдди не расслышал.
Сюзанна глядела испуганно. Она бросала на Эдди отчаянные взгляды, будто хотела спросить: «Что ты с ним сделал?»
Эдди взял ее руку в свои.
— Спокуха; по-моему, все нормально.
Рука Роланда так крепко сжимала чурбачок, что Эдди прошил мгновенный страх: как бы ключ не разломился надвое. Но дерево было крепкое, и вырезал Эдди толсто. А стрелок, напрягая шею так, что горло раздувалось, а кадык ходил ходуном, силился заговорить… и вдруг во всю мочь, красивым, сильным голосом закричал прямо в небо:
— ПРОПАЛИ! ГОЛОСА ПРОПАЛИ!
Он снова поглядел на товарищей, и Эдди увидел то, чего не чаял увидеть до конца своей жизни — даже если бы жизнь эта продолжалась тысячу лет.
Роланд Галаадский плакал.
В эту ночь, впервые за много месяцев, к Роланду пришел глубокий сон без видений; стрелок спал, крепко стиснув в руке не-вполне-законченный ключ.
В другом мире, но под сенью того же ка-тета, Джейк Чэмберс видел самый живой и яркий в своей жизни сон.
Во сне Джейк пробирался древним бором; вернее, уцелевшей от вековой чащобы мертвой зоной бурелома и неряшливого кустарника, который чрезвычайно досаждал мальчику, царапая щиколотки и норовя стянуть с ног кроссовки. На пути Джейка встала неширокая полоса более молодых деревьев (ольха, подумал он, или, может быть, буки — городской ребенок, о деревьях он знал только, что у одних бывают листья, а у других хвоя). Меж них обнаружилась стежка. Прибавив шагу, Джейк двинулся по ней. Впереди просматривалась то ли поляна, то ли просека.
Не доходя до прогала в зарослях, Джейк остановился, углядев с правой стороны что-то вроде каменного указателя, и сошел с тропы посмотреть. В камне были вырезаны буквы, но разрушительное действие времени так сказалось на них, что разобрать надпись не удавалось. Наконец Джейк закрыл глаза (чего никогда прежде во сне не делал) и обвел каждую букву пальцами, как слепой, читающий по брайлевской системе. В темноте под веками все они обрели очертания и наконец сложились в связную фразу, отчетливо проступившую синим огненным контуром:
«ПУТНИК! ЗА СИМ ПРЕДЕЛОМ ЛЕЖИТ СРЕДИННЫЙ МИР — МЕЖЗЕМЕЛЬЕ».
Спящий в своей постели Джейк подтянул колени к груди и покрепче сжал ключ в руке, зарывшейся под подушку.
«Межземелье, — подумал он, — ну, конечно же. Сент-Луис, и Топека, и страна Оз, и Всемирная ярмарка, и Чарли Чух-Чух».
Джейк из сна открыл глаза и заспешил дальше. Поляна за деревьями оказалась залита старым растрескавшимся асфальтом. Посередине желтой выцветшей краской был нарисован круг. Джейк понял, что перед ним дворовая баскетбольная площадка, даже раньше, чем увидел у дальнего ее края, у штрафной линии, мальчика с пыльным старым уилсоновским мячом. Мяч раз за разом взлетал и аккуратно проскакивал в кольцо без сетки: бросок — очко, бросок — очко. Баскетбольная корзина торчала не на щите, а на чем-то вроде закрытого на ночь киоска или торговой палатки. Запертая дверь будки была раскрашена чередующимися диагональными черными и желтыми полосами. За дверью — а может быть, под ней — Джейк расслышал мерный грохот могучих машин. Эти звуки почему-то тревожили. Пугали.