Часам к девяти Джейк потихонечку стал выбираться из этой все застилающей пелены и начал воспринимать окружающее. Оказалось, что он стоит на углу Лексингтон-Авеню и Пятьдесят – Четвертой и не может припомнить, как он сюда забрел. Только теперь он заметил, какое сегодня погожее ясное утро. Утро 7 мая… в тот день, когда он начал сходить с ума… тоже было прекрасным, но это – в десять раз лучше: сегодня, когда весна оглянулась назад и увидела лето, стоящего рядом, совсем-совсем близко, красивого, сильного, с дерзкой улыбкой на загорелом лице. Яркие блики солнца плясали на стеклянных стенах высотных зданий; даже тени прохожих были густы и бодры. Безупречно голубое небо сияло над головой, расчерченное легкими штрихами перистых облаков.

Чуть дальше по улице шло строительство. У дощатого забора, отгораживающего площадку, стояли два бизнесмена в дорогих, безупречного покроя костюмах. Они смеялись, что-то передавая друг другу туда-сюда. Джейку стало любопытно, и он подошел поближе. Бизнесмены, как выяснилось, играли в «крестики-нолики», расчертив на заборе поле дорогой ручкой «Марк-Кросс». Ею же делали и ходы. Здорово развлекаются дядьки, подумал Джейк. Когда он к ним подходил, один из «игроков» как раз поставил последний «нолик» в верхней правой клетке и прочертил жирную диагональ через все поле.

– Опять я продулся всухую! – сказал его друг, с виду какой-нибудь администратор высокого ранга, или преуспевающий адвокат, или биржевой маклер экстра класса, потом отобрал у приятеля ручку «Марк Кросс» и расчертил на заборе очередное поле.

Первый бизнессмен – тот, кто выиграл – повернул голову влево. Увидел Джейка и улыбнулся.

– Хороший денек, да, малыш?

– Точно, – ответил Джейк в восторге от того, что он именно так и думает.

– В такой день не хочется киснуть в школе, ага?

Теперь Джейк рассмеялся по-настоящему. Школа Пайпера, где «имеют свободный час» вместо того, чтобы просто перекусить, и где ты иной раз «выходишь» вместо того, чтобы просто сходить пописать, отодвинулась вдруг далеко-далеко.

– А вы понимаете.

– Не хочешь сыграть? А то Билли и в школе не мог меня сделать на этом, и до сих пор ему это не удается.

– Оставь парня в покое, – сказал второй бизнесмен, передавая приятелю ручку «Марк Кросс». – На этот раз я тебя сделаю. – Он подмигнул Джейку, и Джейк подмигнул в ответ, сам себе удивляясь. Он пошел дальше, оставив дяденек за игрой. Ощущение, что сейчас должно произойти что-то очень хорошее – или, быть может, уже происходит – продолжало крепнуть. Джейк, казалось, не шел, а летел вперед, не касаясь ногами асфальта.

На светофоре на углу зажглось «ИДИТЕ», и Джейк пошел переходить Лексингтон-Авеню. Посередине улицы он встал на месте так резко, что какой-то мальчик-посыльный на велосипеде едва на него не наехал. Да… это был изумительный весенний денек. Но Джейк сейчас себя чувствовал так хорошо вовсе не потому. Вовсе не потому воспринимал он сейчас окружающее с этой внезапной ясностью и полнотой, не потому преисполнился твердой уверенности, что с ним должно произойти что-то очень хорошее. Что-то здоровское.

Голоса в голове умолкли.

Умолкли не навсегда – каким-то образом он это знал – но сейчас они прекратились. Вот только, почему?

Перед мысленным взором Джейка предстала такая картина: комната, в комнате двое спорщиков. Сидят за столом друг против друга, злобно косятся друг на друга и отчитывают друг друга с нарастающим ожесточением. Потихоньку они перегибаются через стол, их разгоряченные лица сближаются – они брызжут в лицо друг другу яростною слюной. Спор грозит перерасти в потасовку. Но тут они слышат какой-то грохот – как барабанная дробь – и разухабистые фанфары. Спорщики прекращают орать и глядят, озадаченные, друг на друга.

«Это что?» – спрашивает один.

«Не знаю, – отвечает второй. – Вроде какой-то парад».

Они подходят к окну и действительно видят внизу парад. Оркестранты в военной форме маршируют по улице, чеканя шаг. Отблески солнца горят на их трубах. Хорошенькие девушки, участницы парада, вертят дирижерскими жезлами и важно вытягивают свои длинные, загорелые ножки. Автомобили с открытым верхом усыпаны цветами. В автомобилях – всякие знаменитости. Улыбаются, машут ручками.

Двое непримиримых спорщиков глядят из окна, позабыв о своем жарком споре. Они к нему еще вернутся, уж будьте уверены, но пока что они стоят рядом, плечом к плечу, точно лучшие друзья, и смотрят на проходящий парад…

Раздался резкий гудок. Джейк испугался, и мысленная картинка – яркая, как живой сон – пропала. Он сообразил, что так и стоит посередине проезжей части Лексингтон-Авеню, в зеленый для пешеходов сменился на красный. Он оглянулся в испуге, ожидая увидеть синий «кадиллак», несущийся на него, но водитель, который сигналил, сидел за рулем желтого открытого «мустанга» и вместо того, чтобы орать на Джейка, мило ему улыбался. Впечатление было такое, что сегодня в Нью-Йорке все нанюхались веселящего газа.

Джейк помахал водителю и со всех ног устремился на ту сторону улицы. Водитель «мустанга» покрутил пальцем у виска – ты, мол, парень, того, не в себе, – потом помахал в ответ и уехал.

Пару мгновений Джейк постоял на углу, подставляя лицо теплому майскому солнцу, улыбаясь и наслаждаясь ощущением ясного дня. Наверное, так себя чувствуют арестанты – преступники, приговоренные к смертной казни, когда узнают, что им дали временную отсрочку.

Голоса молчали.

Вопрос только в том, что это был за парад, отвлекший внимание яростных спорщиков? Может быть, просто необыкновенная красота этого майского утра?

Джейк, однако, не думал, что только это. Странное ощущение знания снова охватывало его, пронизывая насквозь – то же самое, что захватило его три недели назад, когда он подходил к переходу на углу Пятой и Сорок-Шестой. Но тогда, 7 мая, это было ощущение неотвратимой судьбы, приготовившей ему гибель. А теперь ощущение было радостным, исполненным доброты с предвкушением чуда. Как будто… как будто…

Белизна. Слово пришло само и зазвенело в сознании чистейшим звоном безупречной и неоспоримой истины.

– Белизна! – воскликнул он вслух. – Приход Белизны!

Он зашагал вдоль Пятьдесят-Четвертой и, дойдя до угла Пятьдесят-Четвертой и Второй, вступил снова под сень ка-тета.

Он повернул направо, остановился, в задумчивости развернулся и вернулся на угол. Да, все правильно: ему нужно сейчас на Вторую… только надо опять перейти на ту сторону. Когда на светофоре зажглось «ИДИТЕ», он бегом пересек проезжую часть и снова свернул направо. Это чувство – ощущение (Белизны) правильности – становилось все сильнее. Джейк едва ли не обезумел от радости и облегчения. Теперь с ним все будет о'кей. На этот раз – никакой ошибки. Джейк был уверен, что уже очень скоро он встретит людей, которых начнет узнавать, как узнал тогда толстую тетку с пакетом и торговца напитками на углу, и будет знать наперед о том, что они собираются делать.

Но вместо этого он вышел к книжному магазину.

«МАНХЭТТЕНСКИЙ РЕСТОРАН ДЛЯ УМА» – сообщала вывеска в витрине. Джейк подошел к входной двери. Там висела черная доска, какие обычно вывешивают под меню в забегаловках и кафешках, и на ней было написано белым мелом:

Джейк вошел в магазин, с радостью осознавая, что в первый раз за последние три недели он открыл дверь, не изнывая при том от безумной надежды найти за ней тот, другой, мир. Тихонько звякнул колокольчик. Джейка окутал мягкий и пряный запах старых книг – запах, как это ни странно, похожий на возвращение домой.