– А это не оперативная работа, а грязная возня, – сказал Гуров. – Если мы туда сунемся, бить по голове станут именно нас.

И, словно услышав Гурова, зазвонил телефон.

– Слушаю вас внимательно, – привычно ответил Гуров.

– Именно внимательно, уважаемый Лев Иванович, – сказал начальник МУРа Тяжлов. – Вы все не можете забыть, как в определенный момент не застали меня на месте. Теперь вы понимаете, что вовремя уйти от телефона тоже надо уметь.

– Я никогда не сомневался в вашей предусмотрительности, Анатолий Сергеевич, – ответил Гуров. – Потому вы начальник и генерал, а я опер и полковник.

– Лев Иванович, по старой дружбе предупреждаю, не выкаблучивайся. Да, ты большой опер, ты давно мог стать начальником МУРа, не захотел, холуйская должность, а вы дворяне…

– Вы ведь звоните по делу? Ну, вот и давайте, – перебил Гуров.

– Как желаете, но я действительно отношусь к вам с огромным уважением. По городу передана телефонограмма: задержать машины марки «Мерседес» и «Пежо»… Номера говорить?

– Догадываюсь. Основания? Кто подписал? – спросил Гуров.

– Подозреваются в наезде на пешехода, подпись дежурного по городу. Все понимают, что бред, но задержат сразу, как только вы выедете со своей стоянки. И ты понимаешь, часов несколько вам с Крячко придется отвечать на различные вопросы.

– Не стыдно?

– Я разглашаю служебную информацию, пытаюсь объяснить вам, что я не продажная шкура, а только живу по установленным правилам.

– Спасибо, Анатолий Сергеевич, – Гуров тяжело вздохнул, положил трубку.

Гуров объяснил Станиславу ситуацию, Крячко выматерился, но заметил:

– Однако Тяжлов – человек, не испугался…

– Твоя наивность, Станислав, непонятным образом уживается с твоей хитростью. Тяжлову приказали позвонить и предупредить нас. Никто не желает скандалов, не хотят наживать в нас открытых врагов. Мол, сидите тихо в своей конторе и не питюкайте. Что ж, я, увы, давно уже понял, кто за всей этой возней стоит, – задумчиво произнес Гуров, снимая телефонную трубку и нерешительно возвращая ее на место.

– Мысль правильная, – сказал Станислав. – Но звонить от секретаря Орлова я тоже не рекомендую.

– На весь главк у них аппаратуры вряд ли хватит. – Гуров поднялся и вышел из кабинета.

Сыщик толкнулся в одну дверь, в другую, на третьей ему повезло. В кабинете сидел опер и, судя по его недовольному лицу, отписывал накопившиеся бумаги.

– Привет, Витя, – сказал Гуров. – Я пришел к тебе на выручку.

– Здравствуйте, Лев Иванович, – опер встал, – лучше сидеть в бесперспективной засаде, чем писать пустые рапорта.

– Согласен, поэтому сходи покури, а мне надо пошептаться по телефону, а у меня в кабинете люди.

Опер не курил, но с радостью швырнул бумаги в сейф, брякнул ключами и вышел. Гуров позвонил Шалве, услышав бас грузина, раздраженно сказал:

– Здравствуй, Князь. Гуров. Не говори длинные слова. Я вроде бы арестован, подъезжай к салону напротив моей конторы и забери меня отсюда. Только не на своем «Линкольне». Если у тебя нет другой машины, возьми такси. Старик еще у тебя?

– Да, дорогой…

– Все, все! – перебил Гуров. – Через тридцать минут я буду стоять за витриной и ждать.

Выйдя в коридор, Гуров махнул оперу рукой, когда тот подошел, сказал:

– Я к тебе не заходил.

– Ясно, Лев Иванович, все образуется.

– Я бы тебе ответил, что конкретно образуется само, да ты еще слишком молод и можешь разочароваться в жизни. – Гуров хлопнул парня по плечу и вернулся в свой кабинет.

– Мы тут решаем, может, по этому телефону позвонить? – сказал Станислав. – Узнать, на месте Юрий Заров?

– Легче позвонить генералу Рыгалину и спросить, – ответил Гуров, снимая пиджак, наплечную кобуру и перекладывая «вальтер» в карман. – Деньги у кого имеются? Хотя не надо, я возьму в другом месте.

– Минуточку, – Крячко поднял руку, – прежде, чем вы скроетесь, извольте распорядиться, чем заниматься нам, грешникам.

– У тебя сейф забит макулатурой, садись и пиши. Григорий возвращается к своей цветочнице, следит, чтобы она с утра не напилась. Валентин его довозит, затем смотрит дом Зарова, проверяет подъезд, этаж, куда выходят окна, балкон. Учтите, ребята, если засвечиваетесь, имеете полную возможность провести ночь крайне некомфортабельно. Оружие не брать, не драться, вести себя примерно.

– В отношении оружия, Лев Иванович, ошибаетесь, – возразил Станислав. – Там может возникнуть перестрелка. Сотрудник обязан вмешаться.

– Раз вы такие умные, поступайте как знаете. Буду звонить, – Гуров шагнул к дверям, приостановился. – Скорее всего звонить не стану, но до конца рабочего дня вернусь обязательно, – и вышел.

В вестибюле, бросив быстрый взгляд на служебное удостоверение Гурова, вахтер подождал, пока тот оказался вне здания, и снял трубку телефона:

– Только что прошел…

Когда Гуров вышел из подземного перехода, дверь припаркованного неподалеку «Мерседеса» приоткрылась. Гуров сел, пожал Шалве руку, сказал:

– Поехали к тебе, я голодный.

В доме у Гогиашвили было, как всегда, тихо, гостеприимно. Стол накрыли быстро, традиционная зелень, сациви, лобио, легкое белое вино. Старик Яндиев низко поклонился Гурову, вновь опустился в кресло, закрыл глаза. Шалва ухаживал за гостем, вопросов не задавал. Гуров ел, пил кофе, курил, не зная, как начать разговор.

– У тебя неприятности, – прогудел Шалва. – Тебе нужен совет, ты не знаешь, как спросить. Начинай с середины, можно с конца, мы старые люди, поймем.

– Я не знаю, как дают взятки, на каком уровне, – сказал Гуров задумчиво. – Дело касается Баку и Москвы. Кто и что должен сделать, чтобы крупный министр отказался решать свои вопросы, устранился. Почему правительство не беспокоится о своем после?

– Хотят другого посла, – ответил старик. – Президент назначил и забыл, а министр данного человека не хочет. Он хочет своего зятя, брата, много чего, может быть, он хочет. Шайтан.

– А как министр другого государства может надавить на советника президента России?

– Зачем давить? – удивился Яндиев. – Можно попросить. У любого советника имеются свои проблемы. Можно помочь в решении такой проблемы и обратиться с просьбой. Люди наверху – это замкнутый круг, они связаны друг с другом взаимными обязательствами. Если человек их не выполняет, то он выпадает из круга.

– Тебя все еще мучает вопрос Рафика Абасова? – спросил Шалва.

– Я не знаю Рафика, мне плевать на круг, пусть он рассыплется к едрене фене, но я чувствую, люди дошли до черты, еще чуть – начнут убивать друг друга. А за жизнь человека я отвечаю, а мне мешают, вяжут, парализуют. Когда будут трупы, то все исчезнут, я останусь. И это будут мои собственные трупы. А там дети. Мне пятый десяток, у меня совесть.

– Иметь совесть – удовольствие дорогое, – сказал Шалва.

Старик сказал что-то на своем языке, Шалва ответил, подвинул телефон, начал набирать номер:

– Старейшина просит меня соединить его с Грозным. У старика есть внучка, которая живет в Баку, ее муж большой человек.

– Какой-нибудь секретарь четвертого помощника, – пробормотал Гуров, но Яндиев услышал, тонко улыбнулся.

– Когда в большой машине не крутится маленькое колесико, машина стоит.

Шалва соединился, передал трубку старику. Яндиев говорил долго, даже стукнул сухоньким кулачком по столу, вернул трубку Шалве, сказал:

– Скажи этому ишаку свой номер телефона, передай, что я жду.

Шалва объяснялся с трудом, чувствовалось, он говорит на чужом языке. Наконец он отсоединился, выругался, пояснил:

– Верно, что ишак, простых вещей не понимает. Надо ждать, будут звонить из Баку.

Шалва с Яндиевым начали играть в нарды, Гуров пошел в другую комнату, включил телевизор, убрал звук и думал о том, что муж внучки – «большая» сила. А он, полковник и опер-важняк, дурак и наивный человек. Если министр устранился, значит, получил указание одного из вице-премьеров, и изменить ситуацию можно, лишь дав обратный ход.