Испуганно переглянувшись, они обратились к Ральфу:

Лахесис: Ральф, ты сомневаешься, что все эти люди действительно могут умереть? Если так, то…

— Нет, но я устал от того, что ими постоянно манипулируют передо мной. Ведь вы даже и глазом не моргнете, если где-то должно произойти землетрясение, служащее целям Предопределения. Что же такого особенного в данной ситуации? Объясните!

Клото: Не мы вырабатываем правила. Мы считали, что тебе это понятно.

Ральф вздохнул:

— Вы снова хитрите и только теряете ваше время.

Клото, напряженно: Ладно. Возможно, представленная нами картина не вполне четкая, но времени было в обрез, к тому же мы боялись. Но ты должен понимать, не беря во внимание все остальное, что все эти люди погибнут, если вы не остановите Эда Дипно!

— Хватит говорить обо всех; в данный момент меня интересует только одна жизнь — та, которая принадлежит Предопределению или может быть передана в другие руки только потому, что на сцене появляется некий мерзавец, не имеющий определенного места в устройстве жизни, ничтожество с расшатавшимися шурупами в голове и самолетом, набитым взрывчаткой! Кого, по вашему мнению, вы не можете отдать Слепому Случаю? Кого? Дэй? Сьюзен Дэй? Лахесис: Нет. Сьюзен Дэй и так часть Слепого Случая. Нас волнует вовсе не она.

— Тогда кто?

Клото и Лахесис опять переглянулись. Клото едва заметно кивнул, затем оба вновь повернулись к Ральфу. И вновь Лахесис выбросил вперед два пальца правой руки, образуя павлиний веер света. На этот раз Ральф увидел не Мак-Говерна, а маленького мальчугана со светлыми кудряшками и серпообразным шрамом на переносице. Ральф моментально узнал его — малыш, которого он с матерью вывел из подвала Хай-Ридж. Мальчуган еще назвал их с Луизой ангелами.

«И младенец поведет их, — изумленно подумал Ральф. — О мой Бог».

Он недоверчиво взглянул на Клото и Лахесиса:

— Неужели все это затеяно ради одного-единственного маленького мальчика?

Он ожидал услышать пространные речи, но полученный от Клото ответ оказался на удивление прост:

Да, Ральф.

Лахесис: Сейчас он находится в Общественном центре. Меньше часа назад его матери, которую вместе с другими вы спасли сегодня утром в Хай-Ридж, позвонила няня и сообщила, что она сильно порезалась осколком стекла и поэтому не сможет присмотреть за ребенком вечером. Было уже поздно искать другую сиделку, а женщина так мечтала увидеть Сьюзен Дэй… Пожать ей руку, а если удастся, то и обнять. Мисс Дэй стала ее кумиром.

Ральф, припомнив сходящие с лица женщины синяки, подумал, что вполне понимает ее чувства. Но понял он и кое-что другое: няня порезала руку не случайно. Нечто решило отправить малыша с льняными кудряшками и покрасневшими от дыма глазами в Общественный центр, и для этого оно готово горы свернуть. И женщина взяла его с собой не потому, что она плохая мать, просто она наравне со всеми подвержена человеческим слабостям. Ей не хотелось упустить единственную возможность увидеть Сьюзен Дэй, вот и все. «Нет, не все, — подумал Ральф. — Она взяла малыша с собой также потому, что после смерти Пикеринга и его безумных приятелей считала посещение митинга совершенно безопасным. Должно быть, она думала, что самое худшее уже позади и что молния не ударяет дважды в одно и то же место». Ральф смотрел на Уитчхэм-стрит, но теперь повернулся к Клото и Лахесису:

— Вы уверены, что он там?

Клото: Да. Сидит на балконе северной стороны рядом со своей матерью и рассматривает книжку сказок. Тебя не удивит, что одна из сказок называется «Пятьсот шляп Бартоломью Каббинса»?

Ральф покачал головой. Сейчас его уже ничто не могло удивить. Лахесис: Самолет Дипно врежется именно в северную часть здания Общественного центра. Ребенок умрет, если не будут приняты какие-то меры… Но подобному нельзя позволить произойти. Этот мальчик не должен умереть раньше времени.

Лахесис с надеждой смотрел на Ральфа. Экран зеленого света исчез между его пальцами.

Довольно разговоров, Ральф, — Эд уже в воздухе, менее чем в ста милях отсюда. Еще немного, и станет поздно останавливать его.

Слова Лахесиса привели Ральфа в бешенство, но он сдержался.

Именно этого коротышки и хотят от него. Они хотят, чтобы они с Луизой оба впали в бешенство.

— А я говорю, что все это не имеет никакого значения, пока я не пойму, в чем дело. Не позволю сбить себя с толку.

Клото: Тогда слушай. Время от времени в мире рождается человек, мужчина или женщина, чья жизнь важна не только для него или нее и даже не только для всех живущих в мире Шот-таймеров, но значение которой непреходяще для многих уровней, расположенных над и под миром Шоттаймеров. Это Великие Люди, и их жизни всегда служат Предопределению. Если их забирают слишком быстро, все меняется. Утрачивается равновесие. Можешь представить, насколько иным был бы мир, утони Гитлер в детстве в ванной? Ты можешь считать, что в таком случае мир изменился бы к лучшему, но, уверяю тебя, тогда мир вообще перестал бы существовать. Предположим, Уинстон Черчилль умер бы от пищевого отравления, так и не став премьер-министром?

Предположим, император Октавиан Август родился мертвым, удушенный пуповиной? А личность, которую мы просим спасти, еще более важна, чем все названные выше вместе взятые.

— Черт, мы с Луизой один раз уже спасли этого ребенка! Неужели вопрос его возврата Предопределению не разрешился?

Лахесис: Да, но ему угрожает Эд Дипно, потому что Эд не имеет четкого отношения ни к Предопределению, ни к Слепому Случаю. Из всех живущих на земле один лишь Дипно может причинить вред этому малышу до того, как пробьет его час. Если Дипно потерпит неудачу, мальчик будет в безопасности — он спокойно дождется своего времени, а затем появится на сцене, исполнив короткую, но чрезвычайно важную роль.

— Значит, одна жизнь играет огромную роль?

Лахесис: Да. Если ребенок умрет, рухнет Башня всего существования, а значение такого события вне вашего понимания, как, впрочем, и нашего. Ральф уставился на носки своих ботинок. Голова налилась свинцом.

Какая ирония заключалась во всем сказанном… Атропос завел Эда, развив в нем комплекс мессии… Явившийся, возможно, побочным продуктом неопределенного положения молодого человека. Эд не понимал — и не поверил бы, даже скажи ему кто-нибудь об этом, — что Атропос с боссами из высших уровней намерены использовать его в качестве не спасителя, но убийцы Мессии.

Ральф взглянул на встревоженные лица обоих лысоголовых врачей-коротышек:

— Ладно. Не знаю, как я смогу остановить Эда, но попробую.

Клото и Лахесис переглянулись, и на их лицах расцвела широкая (и очень человечная) улыбка облегчения. Ральф предостерегающе поднял палец:

— Подождите. Вы не дослушали до конца.

Улыбки поблекли.

— Я хочу от вас кое-что взамен. Одну жизнь. Взамен жизни четырехлетнего мальчика я прошу…

Луиза не расслышала окончания фразы; Ральф перешел на шепот, но сердце ее упало, когда женщина увидела, как закачали головами Клото и Лахесис. Лахесис: Понимаю твое горе. Конечно, Атропос может выполнить свое обещание. Но все же ты должен понимать, что эта жизнь не так важна, как… Ральф: — Я считаю иначе. Для меня она так же важна. Вы должны понять, что для меня обе эти жизни равноценны… Луиза не слышала, что говорил Ральф, однако голос Клото был громок и четок; от отчаяния он чуть ли не кричал:

Это разные вещи! Жизнь этого мальчика совершенно другое дело!

Теперь она услышала, как Ральф с бесстрашной, неопровержимой логикой, напомнившей Луизе ее отца, произнес:

— Все жизни различны. Все они бесценны. Конечно, это лишь мое близорукое мнение Шот-таймера, но вам придется смириться, ибо сейчас балом правлю я. Условия следующие: жизнь для вас, жизнь для меня. Вам остается только пообещать, и сделка состоялась.

Лахесис: Ральф, пожалуйста! Пойми, прошу тебя, мы не имеем права! Момент тишины. Затем Ральф заговорил — мягко, хотя и громко.