Однако это было последнее, что уловила Луиза из разговора.

— Между не может и не имеем права пролегает целая пропасть. Разве не так?

Клото что-то ответил, но Луиза уловила только обрывок фразы сделка возможна.

Лахесис яростно закачал головой. Ральф возразил, а Лахесис ответил мрачным жестом, имитируя движение ножниц.

Удивительно, но на это Ральф рассмеялся и кивнул.

Клото положил руку на плечо своего коллеги, что-то доказывая, прежде чем повернулся к Ральфу.

Луиза сцепила руки, страстно желая, чтобы они достигли соглашения.

Любого соглашения, которое удержало бы Эда Дипно от убийства тысяч людей.

Внезапно склон холма осветился белым сиянием. Сначала Луизе показалось, что свет изливается с неба, но только потому, что мифы и религия научили женщину считать небо единственным источником сверхъестественного. В действительности же казалось, что свет исходил отовсюду — его излучали деревья, небо, земля, даже сама она источала сияние.

Затем раздался голос… Скорее Глас. Он произнес лишь три слова, но они колокольным звоном отдались в голове Луизы:

ДА БУДЕТ ТАК.

Она увидела, как Клото, чье личико превратилось в слепок благоговейного ужаса, полез в задний карман и извлек из него ножницы. Он повертел их в руке, чуть не уронив. Луиза испытывала искреннюю жалость к нервничающему человечку. Затем Клото, взяв ножницы обеими руками, раскрыл лезвия.

И вновь три слова:

ДА БУДЕТ ТАК.

На этот раз за ним последовала вспышка такой яркости, что на мгновение Луизе показалось, что она ослепла. Она прижала ладони к глазам, но увидела — в самый последний момент, — как свет сконцентрировался на ножницах, превращая их в две скрещенные молнии.

И не было убежища от этого света; он превратил ее веки и руки, прикрывающие глаза, в прозрачное стекло. Сияние, словно рентгеновские лучи, просветило ее плоть. Откуда-то издалека раздался крик, подозрительно напоминающий голос Луизы Чесс:

— Выключи! Господи, погаси свет, пока он не убил меня!

Наконец, когда ей уже казалось, что она больше не выдержит, свет начал терять яркость и ослепительность. Сияние исчезло — кроме остаточного изображения, плавающего среди новой темноты в фантомном образе ножниц, и Луиза медленно открыла глаза. Мгновение она видела лишь сверкающий синий крест и подумала, что на самом деле слепнет. Затем, словно фотография, начал проявляться мир. Она увидела Ральфа, Клото и Лахесиса, опускавших руки и в слепом недоумении оглядывавшихся по сторонам.

Лахесис смотрел на ножницы в руках своего коллеги так, словно никогда прежде не видел их, и Луиза готова была спорить, что он действительно никогда не видел их такими. Лезвия по-прежнему сияли, роняя сверхъестественное, сказочное свечение влажными каплями.

Лахесис: Ральф! Это был… Луиза не расслышала продолжения, но голос Лахесиса напоминал тон обычного крестьянина, открывшего дверь своей лачуги и обнаружившего, что у его порога стоит сам Папа Римский в окружении паломников и свиты.

Клото все еще не отводил глаз от лезвий. Ральф тоже долго смотрел на ножницы, но, наконец, перевел взгляд на лысоголовых врачей.

Ральф: — …боль?

Лахесис, словно человек, очнувшийся от глубокого сна:

Да… Не продлится долго, но… Агония будет ужасной… Передумай, Ральф!

Неожиданно Луиза испугалась сияющих ножниц. Она хотела крикнуть Ральфу, чтобы он не думал о своем, а лишь отдал им их жизнь, их маленького мальчика. Она хотела попросить его исполнить что угодно, лишь бы они спрятали эти ужасные ножницы.

Но с ее губ и из ее мозга не вырвалось ни единого слова.

Ральф: — …меньше всего… Просто хотел знать, чего ожидать.

Клото: …готов?..

Должно быть…

"Скажи им нет, Ральф! — мысленно попросила Луиза. — Скажи им НЕТ!

Ральф: — …готов. Лахесис: Понимаешь… Время… И цену?

Ральф, теряя терпение: — Да, да. Нельзя ли просто… Клото, торжественно: Хорошо, Ральф. Да будет так.

Лахесис обнял Ральфа за плечи; он и Клото повели его чуть дальше, к тому месту, откуда детвора зимой спускалась на санках. Там была небольшая ровная площадка, не больше сцены в ночном кабаре. Когда они приблизились к ней, Лахесис остановил Ральфа и повернул его лицом к себе и Клото. Внезапно Луизе захотелось зажмуриться, но она не смогла даже пошевелиться. Она лишь смотрела, уповая на то, что Ральф знает, что делает.

Клото что-то пробормотал. Ральф, кивнув, снял свитер Мак-Говерна, аккуратно свернул его и положил на опавшие листья. Когда он выпрямился, Клото, взяв Ральфа за правое запястье, вытянул его руку вперед. Затем он кивнул Лахесису; тот расстегнул пуговицу манжеты и тремя быстрыми движениями закатал рукав рубашки Ральфа по локоть. После этого Клото повернул руку Ральфа ладонью вверх. Голубые вены рельефно выделялись под кожей, освещаемые нежным свечением ауры. Все было до жути знакомо Луизе: именно так в телепостановках трактовали подготовку пациентов к операции. Только теперь все происходило не по телевизору.

Лахесис, подавшись вперед, вновь заговорил. Хотя Луиза ничего не слышала, она понимала: Лахесис предупреждает Ральфа, что это его последний шанс.

Ральф кивнул, и, хотя по его ауре Луиза поняла, что он страшится предстоящего, все же ему каким-то образом удалось улыбнуться. Ральф повернулся к Клото и заговорил — казалось, он не ищет у них слов утешения, а скорее, сам утешает. Клото попытался улыбнуться в ответ, но ему это не удалось.

Лахесис взял Ральфа за запястье, скорее чтобы унять дрожь (по крайней мере, так показалось Луизе), чем удержать руку в неподвижном положении. Он напоминал Луизе медсестру, подошедшую к пациенту, которому предстоит болезненная манипуляция. Лахесис испуганно взглянул на своего партнера и кивнул. Клото кивнул в ответ, вздохнул и склонился над рукой Ральфа с выступающими в мягком свечении ауры голубыми венами. Он замер на мгновение, затем раскрыл челюсти ножниц, при помощи которых он и его старый друг отделяли жизнь от смерти.

Луиза поднялась, раскачиваясь из стороны в сторону. Ей так хотелось преодолеть сковывавший ее паралич, крикнуть Ральфу, умоляя его остановиться — сказать, что ведь он не знает, что они собираются сделать с ним.

Но он знал. Знание сквозило в мертвенной бледности его лица, в полуприкрытых веках, в болезненно сжатых губах. Но больше всего знание проявилось в красных и черных точках, словно метеоры проносящихся по его ауре, и в самой ауре, сжавшейся до размеров плотной голубой раковины. Ральф кивнул Клото, опускавшему острия ножниц, пока они не коснулись тыльной части сгиба локтя. Сначала кожа лишь вжалась, образуя углубление, в котором вскоре показался темный пузырек крови. Лезвия скользнули в этот пузырек. Когда Клото сжал пальцы, сводя вместе острые лезвия ножниц, кожа по обе стороны продольного разреза разошлась с неожиданностью и треском открываемых жалюзи. Подкожный слой поблескивал, словно тающий лед, в яростном голубом свечении ауры Ральфа. Лахесис крепче обхватил запястье Ральфа, хотя, насколько могла судить Луиза, Ральф даже инстинктивно не сжал кулак, а лишь опустил голову и взмахнул ладонью левой руки, словно человек, отдающий салют Темной Силе. Она видела, как на шее Ральфа вздулись жилы. Он не издал ни единого звука.

Теперь, когда, собственно говоря, и началось его дело, Клото действовал со скоростью, казавшейся жестокой, но и милосердной одновременно. Он молниеносно произвел разрез от локтевого сгиба до запястья, пользуясь ножницами, как человек, вскрывающий плотно запечатанную посылку, направляя лезвия пальцами и нажимая на кольца ножниц. Изнутри рука Ральфа напоминала бок мясной туши в разрезе. Кровь бежала ручьями, а при каждом разрезе вены или артерии вырывался ярко-алый фонтан. Вскоре белые халаты двух коротышек покрылись кровавыми каплями, отчего они еще больше стали похожи на врачей.

Когда лезвия наконец-то вспороли Браслеты Фортуны на запястье Ральфа («операция» заняла не более трех секунд, хотя Луизе казалось, что прошла целая вечность), Клото передал залитые кровью ножницы Лахесису. По руке Ральфа от локтя до запястья словно пролегла глубокая вспаханная борозда.