– В замке произошло столько перемен, детка, что есть над чем задуматься.

– И перемен хороших, – заметила Фиона и, забрав­шись в постель, быстро скользнула в его объятия, когда он улегся с ней рядом. – Многого удалось добиться.

– Совершенно верно. И отец, похоже, изменился к луч­шему. Мне кажется, и у моих братьев появилась неплохая возможность найти себе в этой жизни занятие по душе. Теперь им совсем не обязательно сиднем сидеть в замке, заниматься бесчисленными тренировками да ждать, когда кто-то на нас нападет, чтобы дать достойный отпор. – Эван принялся покрывать поцелуями шею Фионы, с удовольстви­ем слушая, как она постанывает от удовольствия. – Просто перемен произошло за короткое время слишком много. Мы перестали быть одинокими и обрели союзников. Я так дол­го этого ждал, что сейчас мне даже не верится, что мои мечты наконец-то сбылись.

•Запрокинув Фионе голову, Эван крепко поцеловал ее. Она с готовностью ответила на его поцелуй, на его прикос­новение, и Эван почувствовал, как желание взметнулось в нем яростным огнем. И он понял, что именно это больше всего боится потерять.

Спяв с Фионы рубашку, он уложил ее на спину и, не обращая внимания на ее смущение, оглядел пристальным взглядом. Оно была настолько хороша, что у пего перехва­тило дыхание. Только бы Господь позволил ему наслаж­даться ее восхитительным телом подольше, лучше всего – до конца его дней. И внезапно Эвану захотелось оставить на теле Фионы какой-то след, чтобы всякий раз при взгляде на него он вспоминал о той безудержной страсти, кото­рую они испытывали друг к другу.

Целуя ее, он осторожно взял ее за запястья и прижал ее руки к кровати. Эван намеревался окутать ее своей страс­тью, подарить ей такое наслаждение, чтобы она не смогла пошевелить ни рукой, ни ногой. Единственное, в чем он был уверен, так это в той страсти, которую они испытыва­ют яруг к другу. И он намеревался насладиться ею как мож­но полисе.

Фпона почувствовала, как у нее перехватило дыхание, когда Эван добрался до ее груди и принялся покрывать ее легкими поцелуями, будоражить языком соски. Ее захлест­нула такая безудержная волна страсти, что она выгнулась всем телом, подаваясь ей навстречу. Сегодня Эван зани­мался с ней любовью не так, как всегда, а ласки его были более решительны и даже безрассудны. Однако когда он наконец дал ей то. чего она так жаждала, втянул ее ноющий сосок глубоко в рот и принялся равномерно посасывать. Фнона решила, что подумает о перемене в его настроении позже. Что бы его сейчас ни мучило, удовольствие, которое он ей доставлял, было слишком острым, чтобы сейчас на­чать задавать ему какие-то вопросы.

– Какая же ты сладкая, детка, слаще меда, – пробор­мотал Эваи, покрывая поцелуями шелковистый живот Фи­оны.

– Дай мне поласкать тебя, Эван, – взмолилась Фиона.

– Нет, не сейчас. Если ты начнешь меня ласкать, бо­юсь, под твоими мягкими ручками я не сумею сдержаться.

Фиона широко раскрыла глаза, когда Эван принялся целовать завитки ее волос внизу живота. Она попыталась сдвинуть ноги, однако он не позволил ей этого сделать. На секунду Фиона замерла от смущения, но с каждым прикос­новением языка смущение становилось все слабее, уступая место безудержной страсти. Тихонько застонав, она пода­лась навстречу новой, доселе невиданной ласке. Наконец она почувствовала, что больше так не выдержит.

– Эван! – вскрикнула она.

– Не сдерживайся, моя радость, – прошептал on, пре­красно поняв, что она хочет сказать.

И Фиона, громко вскрикнув, содрогнулась в сладком экстазе. Она все еще тяжело дышала, пытаясь прийти в себя от удивительных ощущений, которые подарил ей Эван, когда он вновь принялся покрывать поцелуями ее тело, на сей раз снизу вверх. И стоило ему опять коснуть­ся поцелуями ее груди, как Фиона, к своему изумлению, почувствовала огонь желания. Обхватив Эвана обеими ногами за талию, она подалась ему навстречу. Некоторое время он обладал ею нежно и бережно, но вскоре они оба почувствовали такую всепоглощающую страсть друг к другу, что им стало не до нежности. Последней трезвой мыслью, которая посетила Фиону до того, как они оба вознеслись к безоблачным высотам, была мысль о том, что Эвап напрасно утверждал, что у него нет никакого опыта в любовных делах, ее, Фиону, он способен убить своею страстью.

Она держала Эвана в своих объятиях и легонько погла­живала его по спине. Наверное, она теперь несколько дней не сможет заниматься любовью, решила Фиона и улыбну­лась. Она знала, что, немного отдохнув, она будет готова к новым ласкам и вновь будет сходить с ума от безудержного желания.

И в то же время она была рала, что Эван на нее не смотрит. Она понимала, что ей потребуется еще некоторое время, чтобы избавиться от смущения, которое она испы­тывает при воспоминании о таких интимных ласках, о су­ществовании которых она даже не подозревала. С другой стороны, Фиона знала, что глупо чувствовать стыд. Она ведь не испытывали ни малейшего смущения, когда ласкала гу­бами его восставшую плоть, да и Эван после этого даже не покраснел и не попытался отвернуться, чтобы не смотреть ей в глаза. Ей доставили истинное удовольствие его ласки, и если ему было приятно заниматься с ней любовью имен­но таким способом, значит, нужно принимать это без вся­кого сопротивления и не вынуждать его успокаивать ее неж­ные чувства.

Легкая улыбка коснулась губ Фионы, когда она поняла, что Эван заснул. Она вновь вспомнила о том, что он пребы­вал после поездки с Грегором в каком-то странном настро­ении. Похоже, что-то его беспокоит, Фиона была в этом уверена. Как было бы хорошо, если бы он поделился с ней своими тревогами, позволил ей помочь ему решить его про­блему. Увы! Он не стал этого делать. Его нежелание от­крыть душу причиняло Фионе боль, однако она приказала себе не принимать этого близко к сердцу. Почти всю свою сознательную жизнь Эван самостоятельно разбирался со своими проблемами и теперь, естественно, не спешит де­литься ими со своей молодой женой. Просто он не привык ни с кем советоваться. Нужно подождать. Со временем он наверняка станет обращаться к ней за советом или помо­щью. Легонько коснувшись губами его макушки, Фиона поклялась быть терпеливой. Вот только хорошо бы пробле­му, мучившую сейчас Эвана, можно было решить без кро­вопролития.

Стоя у кровати, Эван зашнуровывал камзол, не отрывая взгляда от спящей Фионы. Вид у нее был измученный, и Эван ощутил легкое угрызение совести и в то же время он был горд собой. В течение последних трех ночей он сделал все возможное, чтобы довести ее своими ласками до умопомрачения. Он даже немного удивлялся собствен­ной изобретательности и тому, что наконец-то научился усмирять свою страсть, пока занимался с ней любовью. Судя по сладострастным стонам Фионы, он становится великолепным любовником, по крайней мере в ее глазах, а лишь это и имело значение. Вот только хотелось бы ве­рить, что подобные перемены к лучшему в их интимных отношениях произошли не потому, что у него появилась тайна, которой он пока не спешил поделиться с женой. Он еще успеет это сделать, когда станет в ней более уве­рен, решил Эван.

«И все-таки я поступаю не слишком красиво», – раз­мышлял Эван, выходя из комнаты. Действительно, он пы­тался подчинить себе Фиону, пользуясь ее страстью к нему, хотя и понимал, что вряд ли ему удастся это сделать. За годы взрослой жизни он не раз имел возможность убедить­ся в том, что женщины в отличие от представителей силь­ного пола обычно теряют голову не от страсти к мужчине, а от любви. А вот как сделать так, чтобы она его полюбила, он понятия не имел.

Дойдя до верхнего марша лестницы, Эван остановился. А что, если вернуться в спальню, разбудить Фиону и просто спросить ее, какие чувства она к нему испытывает? Эта мысль уже не раз приходила ему в голову, однако он всякий раз отметал ее. Равно как и сейчас. Он понимал, что не противен Фионе – невозможно заниматься с мужчиной любовью с таким неистовством, испытывая к нему отвра­щение, – но ему ужасно не хотелось, чтобы она признава­лась ему в любви лишь из боязни его обидеть. Это призна­ние наверняка ранило бы его так, как если бы она сказала, что совсем его не любит.