— Ты же её разлюбил? Вспомни, как в последнюю встречу накричал на бедную женщину. Сколько всего нехорошего наговорил, — ухмыльнулся Эрик, потом вздохнул и снова повторил:

— Будет шторм.

Он сидел рядом со мной на каменном полу и также пристально вглядывался в небо, словно надеясь отыскать там только ему ведомый знак.

— Нет, я разлюбил именно эту женщину, а не мою Ирэн, — покачал головой, улыбнувшись Эрику. — Там, на небе будет именно она, моя любимая… и дочка. И никакого предательства. А что шторм? Казнь начнётся с рассветом, так что я успею посмотреть на спокойный океан.

— То есть ты не хочешь отомстить убийце? — он повернул ко мне голову и тоже улыбнулся.

— Хочу, но вряд ли получится. Мы потом с Даликом поговорим, когда встретимся в чертогах тихой госпожи. Знаешь, Эрик, а ведь ты проиграл. Помнишь слова, что отпустишь меня только тогда, когда насладишься агонией? — теперь я рассмеялся. — Тебе не удастся меня удержать! Завтра я стану по настоящему свободным! Слышишь?! Свободным!

— Конечно, именно там. А ты в этом уверен? Что именно Далик — убийца? — он легко поднялся на ноги и подошел к двери, прислушиваясь. — Кстати, за тобой уже идут.

— Что ты имеешь в виду? Как же это! А кто ещё? — я вскочил на ноги, желая ударить наглеца.

— Подумай, ведь его не было в том отряде. Да, он отдал приказ сжечь деревню, да, его солдаты убивали людей, но вдруг это не они разучили тебя с дочерью? Хочешь, я скажу тебе имя настоящего убийцы? Ну же… будет интересно услышать это.

— Говори, — властно приказал я, с волнением чувствуя, как время утекает, словно вода из трещины на боку графина. И никак нельзя её удержать даже на несколько мгновений.

— А как же "пожалуйста"?

— Эрик, пожалуйста, только быстрее.

— Ну что ж, твою дочь…

— Эй, с кем этот ты разговариваешь, парень?! — дверь противно заскрипела, и на секунду я потерял мастера из вида, оглянувшись на надсмотрщиков. А когда снова повернулся, моего личного кошмара в камере уже не было.

— Оставь его, — Микель бросил сочувствующий взгляд, как бросают тощему псу обглоданную кость. — Видишь же, он давно не с нами.

— Только что слюни не пускает! — загоготал плотный краснолицый мужчина. — Пошли, падаль, Бездна заждалась! И не смотри своими глазенками, нас этим не напугаешь!

Я позволил надеть на себя цепи и, хромая, медленно вышел из камеры вслед за Микелем.

Отделившаяся от стены тень приобрела очертания молодого красивого мужчины с синими глазами и змеиной усмешкой, исказившей тонкую линию губ.

— Ошибаешься, Сергей, я вовсе не собираюсь тебя отпускать. Свобода подождет.

От него осталась

жажда быть собой,

медленная старость,

замкнутая боль.

Неживая сила.

Блики на воде…

А еще — могила.

(Он не знает, где).

Роберт Рождественский

Сейчас:

— Шарисс? — мужчина повертел в руках пустой бокал и, посмотрев на изящный столик, который был заставлен хрустальными графинами, налил из крайнего. Изучил густую жидкость черного цвета и, наконец, отпил. Прикрыл глаза, наслаждаясь дивным вкусом, после чего сообщил:

— Вот нечего вам, старшим лордам, больше делать, как издеваться над благородными напитками! У нас, людей, как? Белое — красное, молодое — выдержанное. Ну, из разных ягод делаем, травы используем… Но вот это что? Магией несёт — только травиться! Вкусно…

Мужчина звучно захохотал — уж действительно Адриан был последним человеком, который бы стал заботиться о своём здоровье. Пускай лекари над ним трясутся, стыдно мужчине, подобно девице, о себе переживать. Однако его речь и смех были оставлены без должного внимания. Несколько минут, пока он допивал вино, не стесняясь наполнить бокал до краёв, в небольшой комнате царила тишина. Наконец, Король — Всех — Людей снова не выдержал.

— Да сколько же можно? Уснул, что ли?

Ответом ему стал тихий вздох. Сидящий в соседнем кресле князь вздрогнул и схватился руками за голову. Тонкие пальцы помассировали виски и привычно коснулись черной повязки, которая закрывала его глаза. Потом Шарисс осторожно повернулся на голос Адриана. Чуть ошибся, остановившись слепым взглядом на уровне двери.

— Ты знаешь, что нужно время. Иногда меня поражает смертное нетерпение. Ты не мог бы налить вина и мне? Не хочется звать слуг, — губы седого, как лунь, молодого мужчины тронула рассеянная улыбка, — нужно придти в себя, а после я расскажу, что видел.

Адриан пожал плечами, наполнив второй бокал всё тем же черным вином, и бережно вложил тонкую ножку в протянутую руку князя. Тот поднёс к губам и сделал крошечный глоток. Красивое лицо расслабилось, недавняя боль медленно стиралась, оставляя после себя серебристое свечение — магия всегда окружала Шарисса облаком света, чтобы никто не мог усомниться, что перед ним Видящий.

Они рождались крайне редко. Седому младенцу сразу же прочно закрывали глаза черной лентой, чтобы он ни на секунду не успел увидеть окружающий мир. Иначе дар мог обратиться в проклятье — тогда новорожденного убивали, проводя круг ритуалов во имя слепой пряхи. Как только появлялся новый Видящий, старый князь спускался в чертоги госпожи Судьбы. Ни любви, ни родной крови, ни надежды оставить детей. Только боль — плата за взгляд. За возможность пользоваться слепыми глазами пряхи, чтобы видеть тонкие нити чужих судеб.

Только одиночество, а ещё фанатичное поклонение.

Шарисс наклонил голову, словно прислушиваясь к чему‑то. Но нет, всё, что госпожа хотела, уже показала своему сыну. Он отпил ещё и попытался поставить бокал на столик. Адриан в последний момент перехватил тонкую руку, чтобы напиток не расплескался по белоснежному длинноворсному ковру.

— Извини, кажется, я никогда к этому не привыкну, — и снова рассеянная улыбка, так не подходящая древнему существу.

Король — Всех — Людей молчал, понимая: князю нужно сосредоточиться, чтобы объяснить то, что он увидел. Но в тот раз молчание не затянулось.

— Знаешь, мой друг… это так странно — увидеть свою смерть.

— Что? Но это невозможно — Видящий зрит все, кроме своей смерти.

— Да, ты, конечно же, знаешь о возможностях Видящих куда больше меня, — ирония была тёплой, — Но ты прав, не могу. Только вот то, что я видел — абсолютный конец, и глупо думать, что я смогу это пережить, — князь покачал головой.

— Мастер?

— О, нет! — смех: — Эрик бесспорно опасен, иначе мы бы не послали за мальчиком, но в тоже время он, даже если продаст всего себя безумной госпоже, не будет способен на такое. Не знаю, как описать. Я видел Бездну, обладающую холодным расчетливым разумом Зверя, — он странно улыбнулся. — Сохрани нас тихая госпожа…

Когда‑то:

…Девять шагов на шесть. Маленькое зарешеченное окошко под самым потолком и ведро для нужд в углу. Таков каждый мой день, моя жизнь.

Девять шагов — не много, не мало. Моя камера… девять на шесть шагов. Но я не мечусь по ней. Нет сил, нет желания. Я сижу в углу, обхватив руками голову, сдавливая пальцами виски, пытаюсь прогнать голоса… вкрадчивый шепот, истеричные крики, мольбы, угрозы. Голоса перебивают друг друга, перемешиваются, и дурнота подкатывает к горлу плотным комком, перекрывая доступ в легкие затхлому воздуху.

Холодно.

Они умирают снова и снова в моей памяти.

Внутри головы пусто, только большой экран, на котором кто‑то раз за разом прокручивает черно — белый фильм, до краев наполненный моими кошмарами. Тихо шуршит и потрескивает старая пленка, то и дело пробегают по выцветшей действительности темные полосы, зигзаги. Я, не отрываясь, смотрю в их глаза и спокойные, застывшие восковыми масками лица. Их нет. Никого. Тела давно съели черви, и жизнь смерила боль… для других, не для меня.