— Я помогу тебе, — поклонился надзиратель.

— Спасибо. Только не говори ему. Я ещё смогу какое‑то время играть, а потом… — девочка шагнула вперёд, дотронулась до щеки мужчины и скрылась в комнате, теперь уже плотно прикрыв дверь.

Спуская по лестнице, Девеан продолжал слышать высокий срывающийся голос.

Лед в глазах обожжет, мрамор кожи пленит…

Сердце верит и ждет, и принять не велит:

Что ты можешь убить, что друг может предать.

Я умею любить, научись же прощать.

Эрик оправил ворот рубашки. На белоснежных манжетах появились заломы и разводы пыли. Даже если ты одно из сильнейших существ этого мира и владеешь силой безумной госпожи, это не значит, что грязь хоть сколько‑нибудь проникнется твоим величием и не тронет одежду. Проследив мой взгляд, мастер поморщился и создал импульс. Чистюля. Всегда был. Единственное исключение — кровь. Пожалуй, он был бы счастлив, испачкавшись в ней полностью. Эрик, удостоверившись, что теперь его облик идеален, ответил мне многозначной ухмылкой и наклонился за кинжалом, чтобы передать мне.

Бездна ошиблась. Откат произошел. Слабый, не лишивший меня воли, а от того еще более изумительный. Пустота натянулась внутри

— Знаешь, — я протянул руку, ожидая, когда мастер вложит в неё оружие, — всегда мечтал… отрезать тебе палец.

И резко дернул на себя лезвие, чтобы Эрик не успел отвести руку. Получилось некрасиво — красные брызги попали мне на рубашку.

— Бездна! — мастер переместился в сторону, зажимая здоровой ладонью, обезображенную руку: — Ты хоть представляешь, сколько времени уйдёт на регенерацию?

Я растянул губы в кривой улыбке.

— Да, Эрик, прекрасно представляю. А кроме всего прочего я знаю, как ты дорожишь своими руками. Ведь без четких движений пальцами твоя сила уменьшиться… на треть, верно? Я знаю о тебе очень и очень многое. Хочешь, расскажу? Теперь мы можем спокойно поговорить. У нас в запасе осталось достаточно времени. Твоя мать была фанатичкой — поклонялась безумной госпоже. Она убила твоего отца, который пытался помешать, ей принести в жертву недавно рождённого сына. А потом ты сам отправил ее к Паромщику: сестра Жизнь защитила тебя. Избрала своим представителем, одарила силой и знанием. Нового мастера воспитывал старый слуга, который дал тебе это имя — Эрик. А ведь этот старик — единственное существо, жизнью которого ты дорожишь. Но он смертен… и очень далеко от тебя. Легкий импульс, и усталая душа отправится в чертоги тихой госпожи. Ты боишься узнать, что тот, кто воспитал тебя, мертв — это твой страх. Ты просыпаешься в плену липких от пота простыней из‑за ужаса. Боишься — если узнаешь о смерти старика, ничто тебя не остановит от падения в Бездну. А ещё ты боишься темноты… Своего города: огромного, пустого. Боишься одиночества, потому что в нем прячется безумие. Оно подбирается, уже протянуло свои щупальца к твоему сердцу, к твоей душе. У тебя есть душа, Эрик? У меня нет. И знаешь, только теперь я понимаю, как это прекрасно. Ты боишься, тебе больно. И это тот, кто наводит ужас на целый мир?

Я впивался взглядом в потемневшие глаза мастера, жадно глотая вместе с воздухом его страх. Расширившиеся на всю радужку зрачки выдавали Эрика. Теперь он чувствовал… Ощущал обжигающий холод Бездны, который окружал меня. Холод, которого он боялся до безумия — который ждал его… Участь, уготованная каждому мастеру. Неизбежная и отвратительная. Этот страх он впитал в себя с первыми крохами новой силы, что бережно вливала в новую игрушку безумный творец.

— Боишься, — повторил я, — даже не представляешь, как долго я мечтал об этом дне. Представлял, что ты будешь умирать долго и мучительно, каждой секундой агонии расплачиваясь за то, что ты сделал.

Провёл кончиком лезвия на его щеке тонкую царапину.

— Кто ты? — мастер отступил, словно надеясь, что тени помогут ему. Нет, они лишь лишили его последнего выхода, отрезав все пути.

— Очень своевременный вопрос, — ассоциация с ироний далась мне легко. Я знал, что, даже испытывая первородный страх, Эрик не уйдет и не отступится. Ему любопытно. Ему хочется повторить все, что было, и попробовать новое. Сила, разлитая по его венам тянется к пустоте в моей груди. Он никогда не променяет новое запретное знание на минутную слабость. Но он тянет время, повышая ставку. Изучая и анализируя.

— Ты не слуга Бездны…

— Почему же?

— Она в тебе… внутри, — восхищенно шептал мастер, — ты сам — Бездна. Что может быть нужно такому, как ты?

— Всего лишь отомстить.

— Мне? Спасти этот мир?

Я расхохотался.

— Причём тут мир? Если будет необходимо — я отдам его Бездне. Преподнесу, как драгоценный дар, со всеми жителями. Нет, только моё прошлое. Ведь за все нужно платить. Просто иногда приходится долго ждать возможности забрать то, что принадлежит тебе по праву. Да… Эрик, я действительно мечтал о том дне, когда тебя убью. И он уже давно прошёл. Возможно, это не достаточная плата, но у тебя ещё будет шанс отдать свой долг. Скажи, тёмный мастер, что ты хочешь? О чём мечтаешь? Только попроси…

Эрик сглотнул.

— Если скажу да — подарю свою душу Бездне…

— Но она останется с тобой. Хотя, поверь, без неё было бы куда проще. Так что ты ответишь?

— Я согласен служить тебе просто так, без оплаты. Не хочу заключать сделку с Бездной, в которой буду иметь выгоду. Боюсь, подобная глупость по стоимости окажется куда больше того, что я могу попросить взамен. Только не забывай хоть изредка утолять мое любопытство.

Тёмный мастер опустился на колени и склонил голову. Нет… уже не тёмный мастер, не кошмар моей прошлой жизни — всего лишь покорный чужой воле слуга.

Моей воле…

Эрик улыбнулся.

— Но я повторю вопрос — кто ты? И почему я должен тебя знать?

Сам рассказ не занял много времени — от него и так остались жалкие крохи, чтобы отвлекаться на пояснения и детали. Зачем? Мастер спросил меня: встречались ли мы раньше. Я ответил ему — да, в прошлой жизни. И да, я вернулся потому, что мне ещё не отдали все долги. Сказать это оказалось просто. Даже слишком. После чего я добавил немного подробностей.

Мастер не мог причинить какой‑либо вред, лазеек не было. А мне как воздух необходим надежный слуга: свежий взгляд на старые проблемы, которые было бы неплохо не просто решить, но и сделать это изящно. Девеан, кого бы он ни играл, оставался псом Алевтины, и я подозревал, что каждый мой шаг, решение, вывод — тут же доводились до её сведенья. Возможно, надзиратель должен был направлять меня. Я во многом уступаю творцу, и уверен, если она захочет манипулировать мной — я не смогу сразу осознать этого.

Вопрос в том — захочет ли? То, что я успел узнать о ней, говорило в пользу, что Пресветлой матери куда интереснее играть с куклами, когда те знают о своем настоящем положении.

— Теперь ты мстишь, господин?

Эрик уже поднялся с колен, смотря на меня совсем по — другому. Новое слово далось ему с заметным трудом, заставляя запинаться и упрямо хмуриться.

Иногда смерть не становится достойной наградой врагу. Ведь не зря говорят: каждому своё. Если человек не боится смерти, его наказывают жизнью. Если он привык повелевать — ставят на колени. Мастер гордился своим положением, не признавая над собой никого, кроме безумной госпожи. Ему пришлось пересмотреть свои взгляды. Ведь теперь он знал, что существует сила страшнее смерти — Бездна, которая может в любую секунду вырваться на свободу, стоит чуть ослабить контроль.

— Мне не остаётся ничего другого, Эрик. Если перестану ставить перед собой цели и двигаться к ним — все потеряет смысл. Остановлюсь и не смогу сделать ни единого шага — не захочу. Но я заключил договор и больше не принадлежу себе. А значит, пока есть время, могу успеть сделать хоть что‑то, что в моём сознании будет ассоциироваться с удовольствием. Одно дело родиться без души — тогда мир воспринимается иначе и никаких альтернатив не остается. И совсем другое, когда её отбирают насильно. Человек, ослепший в результате глупой случайности, всё равно продолжает видеть яркие картинки: солнце, дом, лица любимых людей. Так и я помню, что значит слово — "чувствовать"… — сознание продолжает работать на ассоциациях, анализируя происходящее.