Полковник КГБ протянул Холлису паспорт, который Сэм открыл на страничке с фотографией. Он долго рассматривал цветное изображение загорелого симпатичного лица, затем передал документ Лизе. Она взглянула сначала на снимок, затем на труп и кивнула. Потом положила паспорт в сумочку.

Полковник с щелчком захлопнул крышку морозильной камеры и жестом указал им на небольшую каморку с обшарпанным деревянным столом и тремя разными стульями. Он сел за стол и включил настольную лампу с абажуром. Затем произнес по-английски:

– Вы, разумеется, полковник Холлис, а вы, должно быть, Лиза Родз.

– Совершенно верно, – ответил Холлис. – А вы – полковник КГБ. Я не знаю вашей фамилии.

– Буров, – представился тот и продолжал: – Вам, конечно, известно, что ввиду гибели иностранного подданного КГБ по советским законам обязан проделать ряд соответствующих канцелярских процедур. И вам не стоит придавать большое значение моему присутствию.

– Как скажете.

Буров наклонился вперед и пристально посмотрел на Холлиса.

– Я именно это и говорю! Ведь я не придаю особого значения вашему присутствию, полковник Холлис?

Конечно, Холлис понимал, что они оба лгут. Как только в советском МИДе узнали, что за пропуском обратился Холлис и еще один человек, не относящийся к консульскому отделу, они уведомили об этом КГБ, а КГБ, в свою очередь, заинтересовавшись, что нужно полковнику Холлису, приказал МИДу выписать пропуск. И рядовая процедура по транспортировке останков переросла в некое подобие операции контрразведки. Холлис раздумывал о том, могло ли что-нибудь спровоцировать КГБ расправиться с ним и Лизой где-нибудь поблизости. Возможно, их путешествие в район Бородина, если бы о нем стало известно. По этой причине Фишер и угодил в ящик со льдом.

– Вы прибыли на несколько часов позже, чем я ожидал, – проговорил Буров. – Вы заставили меня ждать.

– Я даже не подозревал, что вы нас ждали, полковник.

– О, пожалуйста... вы прекрасно знали... тем не менее чем вызвано ваше опоздание?

Холлис пристально разглядывал Бурова в тусклом свете настольной лампы. Он бы дал ему лет сорок пять. Буров был высокий, хорошо сложенный мужчина с пухлыми губами. Светлая кожа, голубые глаза, льняные волосы усиливали впечатление Холлиса, что Буров относился скорее к нордическому типу, чем к славянскому. Действительно, подумал Холлис, если бы «Мосфильм» подыскивал для какого-нибудь фильма о войне типичного крутого нациста, то Буров подошел бы к этой роли как нельзя лучше.

– Итак, полковник Холлис, что стало причиной вашей задержки?

– Ваш МИД задержал с пропусками, – ответил Холлис. Затем он наклонился к Бурову и резко добавил: – Почему в этой стране все делается дважды, не как в цивилизованном мире?

Лицо Бурова побагровело.

– Что вы хотите этим сказать, черт возьми?

– Ваш английский превосходен. Поэтому вы отлично поняли, что я хочу сказать.

Лизу отчасти удивлял суровый тон Холлиса, однако она догадалась, что он защищается, вынуждая Бурова отвлечься от всего, что касалось их опоздания.

Буров сидел на стуле и курил сигарету «Тройка».

– Это невежливо с вашей стороны, полковник. Я полагал, что дипломаты охотнее прикусили бы язык, нежели высказали что-либо оскорбительное хозяевам страны, в которой находятся.

Холлис нетерпеливо посмотрел на часы и ответил:

– Наверное, это относится к разговору дипломата с дипломатом. Однако вам известно, кто я такой, а мне известно – кто вы. Итак, нам необходимо что-то подписать.

Буров уставился на свою сигарету, и Холлис мог только предположить, что происходило сейчас в голове этого человека. Раздавив окурок на полу. Буров наконец проговорил:

– Вам придется подписывать очень многое.

– Я в этом не сомневаюсь.

Из зеленой папки Буров вынул целую кипу бумаг. Лиза сказала ему:

– Думаю, что с телом могли бы обойтись более бережно.

– Что вы говорите? Стоит ли верующему так беспокоиться о бренных останках? Его душа сейчас вознеслась в рай. Верно?

– С чего вы взяли, что я – верующая?

– С таким же успехом вы могли бы спросить, почему я предположил, что вы знаете русский, мисс Родз. А может быть, я должен предположить, что вы находитесь здесь, чтобы составить очень милый пресс-релиз об удовольствиях, следующих за автомобильными поездками по Советскому Союзу? Или отчет о том, с какой скоростью и расторопностью тело отправят обратно в Штаты? – Буров впервые за все время улыбнулся, а у Лизы мороз пробежал по коже.

Она глубоко, но осторожно вздохнула, но сказала как можно убедительнее:

– Мне придется потребовать, чтобы труп был более тщательно обмыт и, как подобает, завернут в саван.

– Вас оскорбляет вид обнаженного тела этого молодого человека?

– Меня оскорбляет то, что его швырнули в морозильную камеру, как какую-то падаль, полковник.

– Неужели? Видите ли, состояние останков мистера Фишера не моя забота. Обсуждайте этот вопрос с работником ритуальных услуг. – Буров с презрением перелистывал документы, словно стараясь доказать, что все эти дела ниже его достоинства.

– Как вы предлагаете нам транспортировать тело в аэропорт? – спросила Лиза.

Тот резко ответил:

– Работники морга предоставят вам цинковый гроб с сухим льдом. Как в любой цивилизованной стране. Вы должны подписать вот это. Что вы сделали бы и в Америке. Вы приехали на «Жигулях». Как же вы намереваетесь погрузить в них гроб?

– Мы не собираемся транспортировать его сами, – ответила Лиза. – Вы предоставите нам соответствующий автомобиль и водителя. Как сделали бы и в любой другой стране.

Буров улыбнулся, показывая, что находит Лизу занятной. Он оглядел ее одежду и заметил:

– Похоже, вы оба оделись так, словно собрались сами рыть могилу и нести гроб. Что ж, давайте-ка сразу кое-что решим. Могу я проверить ваши проездные пропуска и удостоверения личности?

Холлис с Лизой отдали ему свои пропуска и дипломатические паспорта. Бурова, казалось, заинтересовала печать на визе Холлиса, и он не стал скрывать, что также заинтересовался датами въезда и выезда в другие страны.

Тем временем Холлис разглядывал полковника Бурова. Этот человек говорил на непривычно хорошем английском и также очень находчиво подбирал английские слова, когда обижался или хотел казаться саркастичным. Русские обычно вежливо держали себя с людьми с запада, редко допуская колкости и резкости, но никогда они не вели себя настолько грубо, как полковник Буров. Судя по всему, он часто имел с ними дело и, вероятно, закончил Московский институт США и Канады, откуда выходят столько же работников КГБ, сколько филологов и дипломатов. Холлису хотелось бы побольше разузнать об этом Бурове, однако он сомневался, что Айлеви или еще кто-нибудь имел о нем информацию. Во всяком случае фамилия могла быть вымышленной, несмотря на то, что форма и ранг, несомненно, соответствовали действительности. Одно дело – использовать псевдоним, но влезть в чужую шкуру – совершенно другое.

– Ну как, закончили изучение наших паспортов? – спросил Холлис.

Сделав еще несколько пометок, Буров вернул паспорта, однако оставил у себя их пропуска. Он положил перед Холлисом листок бумаги и произнес:

– Во-первых, автомобиль погибшего изъят и будет лучше, если вы подпишете этот документ, отказавшись от каких-либо претензий на него.

– Мне хотелось бы осмотреть машину, – возразил Холлис.

– Зачем?

– Чтобы удостовериться, представляет ли какую-либо ценность этот разбитый автомобиль.

– Уверяю вас, в таком виде он ничего не стоит. В любом случае машину отправят в Москву. Если желаете, я уведомлю ваше посольство о ее местонахождении. Так вы подпишете это?

Холлис посмотрел на официальный отказ от претензий, написанный на русском и английском языках. Документ пестрил ссылками на то, что отправка машины из Советского Союза обойдется намного дороже ее настоящей стоимости. В итоге следовало, что «Транс Ам» не стоит отсылать обратно в Штаты, чтобы он там подвергся изучению судебных экспертов ФБР. Холлис вернул Бурову неподписанный документ.