Он поехал в Авонмор-Мэншн и снова одолел 96 ступеней. Тельма сидела в гостиной и шила. Удивленная и обрадованная, она спросила, что привело его из Уитеринга. Бадер все рассказал, едва сдерживая свой гнев. Она слушала молча, а потом спросила:

«Ну и что теперь?»

«Совершенно не представляю. Я полагаю, мне предложат работу на земле», — мрачно ответил он.

«Хорошо. Это значит, что ты продолжишь службу в Королевских ВВС», — попыталась утешить его Тельма, но Бадер взорвался:

«Будь я проклят, если соглашусь на такую работу. Лучше я уйду в отставку».

Они разговаривали два часа, и Бадер все-таки пообещал спокойно дождаться, что будет дальше. Через неделю — на дворе уже стоял ноябрь — он был вызван в Даксфорд, базу истребителей, находящуюся в 40 милях от Лондона в графстве Кембридж. Там он увидел 19-ю эскадрилью, которая летала на «Бульдогах». Часть инструкторов тренировала пилотов эскадрильи Кембриджского университета. Невозмутимый подполковник, командовавший базой, сказал:

«Рад снова видеть вас, Бадер. Вы возглавите отдел наземного транспорта».

Работа была достаточно простой: сидеть в маленьком кабинете целый день, гонять чаи, подписывать накладные и распределять грузовики. Бадер знал нескольких летчиков эскадрильи и решил, что с ними можно будет договориться о полетах. Официально он все еще числился в разряде «строевой состав», который был допущен к полетам. Бадер упрямо цеплялся за малейший шанс летать, хотя совершенно не представлял, как этого можно добиться. Его спросили, не желает ли он перевода в «административный» или «технический состав», однако Бадер категорически отказался. К несчастью, довольно быстро выяснилось, что он не сможет остаться в КВВС даже в наземном персонале, так как его продолжали преследовать несчастья.

Он подружился с Джо Коксом, одним из инструкторов, обучавших студентов Кембриджа. В один из декабрьских дней, когда комендант отсутствовал, Кокс взял его в полет на армейском биплане Армстронг-Уитворт «Атлас». Кокс позволил пассажиру какое-то время вести самолет, и действия Бадера произвели на него большое впечатление. Несколько раз после этого они летали вместе. Наслушавшись рассказов Кокса, остальные пилоты начали возмущаться бюрократическими проволочками, мешавшими Бадеру снова начать летать.

Однажды вечером в офицерском клубе они обсуждали это, и Кокс в запале сказал:

«Давайте посмотрим завтра, как Дуглас сумеет посадить самолет на площадку». (Такие посадки совершались на самой малой скорости. Самолет должен был сесть на узкую асфальтовую площадку и при этом не выкатиться на траву, что требовало исключительно точного расчета. Подобные посадки были официально запрещены, и потому пользовались особой популярностью.)

На следующее утро в 11.00 пилоты собрались у ангара. Они видели, как «Атлас» идет вниз, причем Кокс демонстративно высунул руки из кабины, чтобы показать, что не он управляет самолетом. Но в самый критический момент, когда самолет мягко коснулся колесами площадки, появился подполковник. Он незаметно вышел из-за ангара и видел весь спектакль. Поднятые руки инструктора сразу показали, что посадку на площадку совершает ученик. Когда Кокс выбрался из кабины, его румяное лицо вмиг побелело, так как перед ним стоял разъяренный комендант авиабазы. Подполковник уже открыл рот, чтобы разразиться гневной тирадой, но тут из передней кабины с трудом выбрался Бадер. Подполковник холодно поинтересовался:

«Это вы пилотировали самолет, Бадер?»

«Да, сэр».

«Но вам запрещено летать!»

«Нет, сэр».

Подполковник повернулся к Коксу.

«Кокс, вы что, не знаете, что Бадеру запрещено летать?

Бадер вмешался и соврал:

«Нет, сэр. Старший лейтенант Кокс этого не знал. Я об этом ему не говорил».

Подполковник мрачно заявил:

«Хорошо, Кокс. Если раньше вы этого не знали, то знаете теперь. Бадеру запрещено летать. — Он повернулся к Бадеру. — А сейчас я подумаю, что делать с вами».

Однако он, похоже, был незлым человеком, потому что больше к этой теме не возвращался. Прошло несколько недель, но никаких репрессий не последовало. Кокс предложил снова полетать, однако Бадер отказался, не желая подставлять его. Единственный инцидент произошел, когда на мокрой дороге столкнулись 4 грузовика — головной затормозил слишком резко. В своем рапорте Бадер оправдывал шоферов и обвинял командование в том, что на грузовиках стоят слишком жесткие шины, которые легко начинают проскальзывать. Подполковник терпеливо разъяснил, что в его обязанности не входит учить командование Королевских ВВС, что ему делать со своими грузовиками. Бадер козырнул и вышел, про себя подумав, что при первом же удобном случае он обязательно доложит свое мнение вышестоящему начальству.

Однажды во время увольнения на выходные Адриан Стоп пригласил его и Тельму посетить игру «Арлекинов» с командой Ричмонда в Твикенхэме. Бадер очень волновался, пока не начался матч, но уже после первых минут, когда «Арлекинам» удался быстрый фланговый проход, он успокоился и больше не открыл рта до конца матча. Стоп понял, что совершил крупную ошибку. В этот момент Бадер острее, чем когда-либо, ощутил потерю ног. Все его старые друзья находились на поле, и это больно ранило сердце. На обратном пути они болтали о чем угодно, только не о матче. А вечером Бадер сказал Тельме, что больше никогда не придет на матч по регби.

В конце апреля его вызвал майор Сандерсон, командир 19-й эскадрильи и временный комендант авиабазы в отсутствие подполковника. Сандерсон служил адъютантом в Кенли до того, как Бадер попал в аварию. Когда молодой человек вошел в кабинет и козырнул, добряк Сандерсон сказал:

«Дуглас, мне выпало самое неприятное поручение за все время моей службы. Пришло письмо из министерства авиации. Вот, возьми, прочитай сам».

Он протянул бланк, и Бадер прочитал:

«Предмет: старший лейтенант Д.Р.С. Бадер.

1). Совет министерства с сожалением отмечает, что по результатам последнего медицинского обследования этот офицер больше не может числиться в категории «строевой состав» Королевских ВВС.

2). Поэтому предлагается уволить означенного офицера в отставку по состоянию здоровья.

3). Позднее будет прислано отношение, определяющее дату увольнения и детали, касающиеся выплат отставнику и пенсии по инвалидности».

Сандерсон сказал:

«Мне ужасно жаль, Дуглас».

«Все нормально, сэр», — сдержанно ответил он, отдал честь и вышел. Больше говорить было не о чем. Разумеется, он ждал этого, и все-таки случившееся стало для него ударом и повергло в полное замешательство. Сначала Бадер осознал, что стал безработным, причем у него нет никакой полезной профессии. Как только он не сможет покупать бензин для своего автомобиля, то сразу потеряет подвижность. Конечно, армия будет платить ему пенсию, однако ее не хватит человеку для нормальной жизни.

Он поехал к Тельме и все ей рассказал.

«Но ведь ты можешь остаться в наземных службах, не так ли?» — спросила она.

Дуглас грубо ответил:

«Могу, но не хочу. Не следует оставаться возле ВВС. А для меня не летать — как раз и значит сидеть возле».

«У тебя есть хоть какие-то идеи насчет того, чем ты будешь заниматься?»

«Разумеется, нет».

Он повез Тельму обедать в индийский ресторан на Своллоу-стрит рядом с Пикадилли. Они сидели рядом и молчали. Спустя какое-то время он мрачно произнес:

«Ты знаешь, у меня нет никаких перспектив. Нет ног. Нет работы. Нет денег».

«Не беспокойся. Мы справимся. Я всегда могу заработать несколько пенсов в Пантилесе».

Ничего лучше она сказать не могла. Никаких грубых слов и упреков. Только деликатное понимание. Он возвращался в Даксфорд почти счастливый, зная, что не останется один.

Спустя некоторое время пришло новое письмо из министерства авиации, строго официальное, но не такое уж плохое. Бадер должен был получить пенсию 100 фунтов в год как инвалид, а также 99 фунтов 10 шиллингов как отставной офицер. Для тех дней это было недурно. На эти деньги даже можно было прожить, хотя и без излишеств. Но Бадер так не мог.