Быстро завершив свои приготовления, Барни вышел из ванной. От его роскошной бороды, как он и надеялся, даже следа не осталось. Бутцов невольно улыбнулся, посмотрев на него.
— Должен сказать, Ваше Величество, что борода не слишком портила вашу благородную внешность, — заметил он.
— Украшения никогда не портят, старина, — ответил Барни, влез в военную форму, пристегнул шпагу, убрал револьвер в портупею и быстро прошел к маленькой двери с противоположной стороны апартаментов.
Все трое вышли в узкий, редко используемый коридор, спустились на один пролет лестницы и оказались в задней части дворцового двора. Там ждали конюхи, слуги и солдаты. Они отдали честь Бутцову, кивнули лавочнику, а гладко выбритого молодого незнакомца лишь удостоили взглядом. Было совершенно очевидно, что без бороды никто не принимает Барни за короля. На конюшне Бутцов взял трех лошадей, и вскоре три всадника галопом пронеслись по узкой боковой улочке на холмистую окраину Луштадта. Они скакали молча, пока не добрались до старого каменного строения. Окна дома были заколочены досками, да и вообще вид у него был давно заброшенный и нежилой. Некогда роскошный сад густо зарос сорняками, ноябрьский ветер шуршал засохшими листьями. Каменная стена, которая в прежние времена окружала поместье, была почти полностью разрушена, и камни ее пошли на фундамент небольшого домика в дальнем конце участка.
Через пролом в стене трое проследовали в дальний конец сада, где их приближение оставалось незамеченным из домика, и спешились, оставив лошадей на попечение тафельбергского лавочника. Барни и Бутцов быстро прошли к воротам, которые тяжело, со скрипом, распахнулись, держась на одной ржавой петле. Они знали, что времени на меры безопасности и отработку стратегии у них нет. Теперь все зависело от того, насколько смелым и решительным станет их нападение. Они проскочили через дворик и молниеносно ворвались в дом.
Двоим смельчакам повезло: четверо сидевших в старой темной библиотеке не заметили их. Они остановились и прислушались. Говорил Коблич:
— Менк, пойми: всем командует регент. Только это дело может спасти наши шеи. И он говорит, что дело надо сделать тебе, поскольку этот парень сбежал из Бленца по твоей небрежности.
В дальнем углу комнаты скорчилась жалкая, дрожащая от страха фигура. Услышав слова Коблича, она поднялась на ноги. Это был король.
— Сжальтесь! Пощадите меня! — выкрикнул он. — Не убивайте! Я уеду далеко-далеко, где никто не узнает, что я жив, а вы скажите Питеру, что я умер. Скажите ему что угодно, только оставьте меня в живых. О, зачем только я слушал этого проклятого дурака, который соблазнял меня мыслями о возвращении короны! Они принесли мне одно страдание. Корона стала для меня смертным приговором.
— А почему бы нам и вправду его не отпустить? — предложил солдат, молчавший до этого. — Если мы не убьем его, нас не смогут повесить за убийство.
— Не будьте так уверены, — возразил Менк. — Если он уедет и никогда больше не вернется, чем мы докажем, что не убивали его, если нас станут обвинять в убийстве? А если мы его отпустим, а потом он вдруг вернется и взойдет на трон, то обязательно позаботится, чтобы нас повесили за предательство. Самое безопасное — вознести его туда, откуда он не вернется, чтобы угрожать нам. Я сделаю это по приказу Питера, и пусть кровь короля будет на руках Питера — я подчиняюсь приказу господина. Вы двое будете свидетелями, что я сделал это собственными руками.
С этими словами капитан Эрнст Менк обнажил шпагу и шагнул к королю — но так и не прикоснулся к монарху. Душераздирающий крик несчастного короля почти заглушил другой звук, раздавшийся в заброшенной комнате. Этот звук был грохотом выстрела. Менк повалился вперед, неуклюже взмахнув руками, и упал к ногам Леопольда. Король со стоном отпрянул от тела, коснувшегося его башмаков, поскольку этот человек вызывал у него суеверный ужас. В центре комнаты стояли два человека, и события развивались с пугающей быстротой.
Все, что он впоследствии смог вспомнить, было искаженное страхом лицо Коблича, промчавшегося мимо него к двери в противоположном конце комнаты, и пустые глаза мертвого солдата, который имел глупость достать револьвер.
Внутри кафедрального собора царило возбуждение. Оставалось две минуты до полудня, и при этом никакого короля, претендующего на корону, пока не было видно. Слухи порождали сумятицу. Кто-то слышал, как камергер короля доложил принцу фон дер Танну, что церемониймейстер, зайдя поторопить монарха на коронацию, обнаружил королевские покои пустыми. Другой видел Бутцова и двух незнакомцев, которые галопом промчались по городу. Третий рассказывал о каком-то старике, который приходил к королю со срочным сообщением.
Питер Бленц и принц Людвиг шепотом разговаривали на ступенях алтаря. Затем Питер поднялся выше, обернулся к собравшейся толпе и поднял руку, требуя тишины.
— Человек, который называл себя Леопольдом Лутским, — провозгласил он, — всего лишь безумный авантюрист. Он мог бы захватить престол Рубинротов, если бы в последний момент ему не изменила храбрость. Но он сбежал. Настоящий же король мертв. Я, принц-регент Луты, заявляю, что трон Луты свободен, и объявляю себя королем!
Раздались отдельные выкрики приветствия и ропот. Группа придворных поднялась, словно в знак протеста, но не успел кто-то из них сделать и шага, как всеобщее внимание привлек очень бледный человек, который торопливо вышел в центральный проход собора.
Это был Коблич. Страшно напуганный, он бросился к Питеру, попытался что-то сказать, но смог лишь прошептать, задыхаясь:
— Менк мертв. Самозванец похитил короля.
Питер Бленц побледнел так же сильно, как и его министр. Фон дер Танн тоже услышал это сообщение и потребовал объяснения.
— Вы говорили, что Леопольд мертв, — обвиняюще сказал он.
— Коблич очень взволнован, — быстро нашелся Питер. — Он имел в виду, что самозванец украл тело короля, которое они с Менком везли в Луштадт.
Фон дер Танн был встревожен. Он не знал, как разобраться во множестве противоречивых слухов, распространившихся за последний час, и уповал на то, что молодой человек, которого он видел в королевских апартаментах, и был настоящим Леопольдом. Он был бы рад служить такому человеку — но в то же время происходило много необъяснимых вещей, которые бросали на него тень сомнения. Но разве он когда-нибудь претендовал на титул короля? Старый принц внезапно вспомнил, что не только не претендовал — наоборот, многократно заявлял принцессе Эмме и лейтенанту Бутцову, что он не Леопольд.
Получалось, что все они настолько хотели считать его королем, что прямо-таки навязали ему мнимый титул. А теперь, если он действительно совершил то ужасное преступление, в котором обвинил его Коблич, — что в этом удивительного? Разве в прошлом не бывало попыток захватить трон более подлыми средствами и при меньшем попустительстве?
В это время снова подал голос Питер Бленц.
— Пусть коронация продолжается! — воскликнул он. — Государство Лута должно иметь настоящего короля, разрушив подлые планы самозванца и предателей, которые были с ним заодно, — при этом Питер бросил многозначительный взгляд на фон дер Танна. — Давайте же покончим с предательством, и пусть на трон Луты сядет тот, кого все знают как лутанца и здравомыслящего человека!
— Долой умалишенного короля! — раздались крики в поддержку Питера. — Долой самозванца!
Питер начал подниматься по ступеням алтаря.
Фон дер Танн все еще колебался. По одну сторону от нефа стояли его приверженцы, по другую — люди регента. Их разделяли две шеренги солдат королевской конницы, выстроившихся от алтаря до высоких врат собора, и они были на стороне самозванца (если он был самозванцем), который привел их к победе против клики Питера Бленца. Фон дер Танн знал, что, если их герой станет претендовать на корону, они будут сражаться за него до последней капли крови. В то же время на чьей стороне они выступят, если он попытается разрушить план регента захватить престол Луты?