В тот вечер Гарт как всегда лег спать, не ожидая никакого подвоха. Внезапно из объятий сна его вырвало ощущение, что кто-то бесцеремонно трогает его, запустив лапку в потаенное местечко, меж его бедер. Это почти мгновенно вырвало его из объятий сна. Он попытался подняться, но не тут-то было — кто-то прижал его к ложу, не давая и пошевелиться. Он попытался оттолкнуть того, кто вдруг оказался на нем сверху, но сон еще не совсем покинул его сознание. Все его движения были какими-то невероятно-скованными и вялыми. И тут над его ухом раздался шепот:

— Успокойтесь, мой господин.

От этих слов сердце его забилось, как испуганный легкокрыл. Казалось, еще немного и оно точно выпрыгнет из его груди. А между тем он снова безуспешно попытался вырваться из объятий неожиданной ночной гостьи, но не смог. Все, что ему оставалось — это лишь беспомощно лежать, глядя на силуэт совершенно обнаженной Тики, подсвеченный призрачным светом звезд, проникающих в комнату через окно. Она же продолжала ласково массировать его плоть, стараясь возбудить его, но все, что она смогла добиться — слабое шевеление его фаллоса, который едва смог налиться жизненными соками и слегка приподняться.

— Ну до чего же вы себя довели своим воздержанием, и чему тут удивляться, что у вас слабое здоровье, — укоризненно прошептала она.

Тут она осторожно погрузила едва отвердевшую плоть Гарта в свое лоно и сдавила его внутренними мышцами тела. От этого енот вдруг издал звук, напомнивший Тики тихий писк детеныша.

— Потерпите, мой господин, ваши соки надо заставить снова течь по телу, так что просто расслабьтесь, — буквально проворковала она, склонившись к его уху.

Откинувшись слегка назад, стала то сжимать, то вновь ослабевать свое лоно. Так продолжалось до тех пор, пока она не почувствовала, как в ее чрево пролилось его семя. Чувство было едва различимое, но все же она отпустила вконец измученного Гарта и легла рядом с ним, сладостно потянувшись. Гарт лежал неподвижно, все никак до конца не в силах прийти в себя. В его паху, казалось, бегала тысяча невидимых существ, при этом он совершенно неожиданно для себя ощущал невероятную легкость во всем теле, чего не испытывал, пожалуй, никогда в своей жизни. Немного придя в себя, он смог повернуться на бок, и тут его нос уткнулся в Тики. Он почувствовал ее пьянящий запах и, сам плохо отдавая отчет в своих действиях, он прижался к ее обнаженной груди, крепко обняв ее, что было сил. Прильнув к ней, словно действительно испуганный и сбитый с толку детеныш, а она стала ласково гладить его, будто стараясь успокоить, так незаметно он и уснул.

Когда он снова открыл глаза, Тики все еще была рядом и крепко спала. Увидев ее, Гарт отпрянул от нее, так что едва не свалился с ложа. Похоже, все произошедшее с ним ночью не было сном. Кое-как одевшись, он поспешил прочь. Он буквально влетел в свою основную рабочую комнату и, закрыв дверь на замок, долго сидел за рабочим столом, обхватив голову руками, стараясь привести мысли в порядок и понять, что и как с ним произошло минувшей ночью. Но все его мысли снова и снова возвращались к Тики, ее соблазнительному телу и запаху, при этом чувствовал такое желание снова оказаться в ее объятиях, что его даже стала бить мелкая дрожь.

Стараясь отвлечься, он погрузился в работу. Постепенно описание нового вида безмолвного, который вылупился накануне в его инкубаторе из одного из привезенных им яиц, привычно овладело им, так что он не заметил, как тихо щёлкнул замок его двери, и в комнату вошла Тики, неся небольшой поднос со стоящей там небольшой чашечкой с едой. Тихо подойдя к Гарту, она опустила его на край стола, и только погруженный в работу енот, почувствовав запах еды, заметил, что уже не один.

— Как ты сюда попала?!

Удивление и неподдельное замешательство Гарта поневоле заставило Тики улыбнуться.

— Просто взяла ключи у Пати, она же сказала, что вы пропустили завтрак, и это после того, как вы едва оправились от болезни.

Последние слова она произнесла слегка сердито, словно говорила с провинившимся детенышем. Это не ускользнуло от внимания Гарта и немало смутило. Похоже, пришла пора поставить дерзкую гостью на место, пока она окончательно не взяла над ним верх. Выпрямившись и нарочито стараясь не смотреть на нее, он постарался придать голосу твердость и отчетливо произнес:

— Послушай, конечно, я ценю твою заботу, но я уже не детеныш, слышишь. Я сам решаю, как поступать и что, и когда мне следует делать.

Он надеялся, что его слова осадят пыл его внезапной благодетельницы, возможно, даже обидят, заставив ту отступить. Но похоже, они лишь снова позабавили ее. Слегка наклонившись к нему, она тихо произнесла:

— Конечно, вы, мой господин, не детёныш. Будь вы им, я вас за подобное поведение отшлепала как следует.

Затем она совершенно неожиданно для Гарта нежно, но весьма ощутимо укусила его за край уха, так что он даже вздрогнул от неожиданности. А Тики, тихо засмеявшись, выпрямилась и не спеша вышла вон, оставив окончательно обескураженного Гарта наедине. Весь тот солнцеход он провел в тревожных раздумьях — теперь он точно знал, как она смогла попасть в его спальню, но что случилось с ним там: почему он не смог сопротивляться ей? Вывод напрашивался лишь один — похоже, она что-то подмешала ему. То, что он выпил или съел. Эта мысль не давала ему покоя, как и та, что если он не сумеет предотвратить повторение подобного, то она окончательно завладеет им. Так что за ужином он так и не притронулся к еде, что конечно, не ускользнуло от внимания Тики.

— Что с вами? Вы совершенно не притронулись к еде и даже не съели то, что я вам принесла ранее. Вы плохо себя чувствуете?

— Нет, просто не хочу, чтобы меня снова одурманили, как предыдущей ночью, — произнес он, угрюмо глядя не нее, но его слова лишь снова заставили юную гиену весело рассмеяться.

— Итак, теперь вы решили объявить голодовку? И как долго она продлится, позвольте узнать? Чисто для того, чтобы не приходилось зазря готовить и переводить продукты.

— Столько, сколько это позволит мне оставаться в здравом рассудке и не оказаться снова в твоих объятиях.

Тики снова усмехнулась:

— Ну-у-у, уверяю вас, что это напрасная трата сил. Вы лишь ослабнете и облегчите мне это, да и кто вам сказал, что я просто не найду другой способ одурманить вас, мой господин? — с этими словами она встала из-за стола и не спеша вышла из обеденного зала, пройдя мимо вновь обескураженного уже в который раз хозяина дома, соблазнительно покачивая бедрами.

— Хоть из дома беги, — почти простонал Гарт, спустя пару минут немного придя в себя после всего услышанного.

Еще несколько минут он просидел неподвижно, с подозрением глядя на свою, к тому времени, окончательно остывшую еду. Наконец голод взял над ним вверх, и он не спеша, стараясь понять, не подмешано ли в нее чего-то, стал поглощать ее. Долго в ту ночь он не мог уснуть, вертясь с боку на бок и не находя себе места. Но при этом он не мог точно сказать даже самому себе, что не давало ему уснуть. Тревога, что едва он уснет, как к нему явится Тики, или же наоборот — что она как раз не придет.

Только перед восходом ему удалось заснуть, и на этот раз никто не прерывал его сон. Так прошло еще несколько ночей, и он уже решил, что Тики решила отстать от него. Но едва он пришел к этому выводу, как она снова оказалась на его ложе и вновь повторилось то, что происходило в первый ее ночной визит. Разве только на этот раз это не было для Гарта совершеннейшей неожиданностью и он воспринял все куда спокойнее, что позволило ему вдруг почувствовать какой-то странный, едва уловимый запах, от которого по его телу разливалась приятная нега, не дававшая ему сопротивляться ласкам Тики.

Так продолжалось ночь за ночью и именно тогда, когда он меньше всего ожидал, в его спальне оказывалась ночная мучительница, не ослаблявшая своего натиска, пока он окончательно не оставался без сил, снова и снова засыпая в ее объятиях. Медленно, очень медленно его тело налилось жизненными соками, и его стало обуревать здоровое желание близости. Вместе с этим его скованность стала проходить, мало того, постепенно исчез и странный запах, который появлялся в его спальне вместе с ночным визитом Тики. Похоже, та перестала применять свой дурман, но даже без него он все так же был покорен ей, полностью принимая ее волю.