Вскоре, секунд через десять, раздался более громкий сигнал тревоги, сразу нарушивший иллюзорный покой станции.
Такое уже нельзя было не услышать. Люди были раздражены беспокойством, хотя и стали осознавать опасность.
Кто-то спросил:
– Это пробная тревога? С какой стати в это время... Кто-то тихо ответил:
– Нет. Это не проба.
И через мгновение о крепкий корпус лаборатории ударила волна взрыва. Очевидно, он раздался невдалеке в космосе. Но был настолько сильным, что металл зазвенел, словно гонг. Задрожали генераторы искусственной гравитации. Сотряслась под ногами палуба станции.
Исполняющая обязанности начальника лаборатории Анюта Задор повернулась к внутреннему селектору, чтобы связаться с оптико-электронным мозгом. Обратившись к своей знаменитой гостье, стоявшей с широко раскрытыми глазами, она сказала:
– Рядом взорвался корабль. Боюсь, что это был ваш. Пилот, должно быть, оторвался от станции и отлетел, когда увидел...
Задор запнулась. Леди смотрела на нее, все еще слабо улыбаясь, но не в силах понять, что происходит.
Но ведь и в лаборатории никто не мог понять. Люди, которые ощутили на себе давление со стороны других, не смогли воспринять страшную правду.
А когда, наконец, до них дошло, все, поначалу выдохнув, замерли, потом началась паника. Паника паникой, а надвигалось настоящее нападение, неслыханное здесь, в Иматранской системе. Наступала угроза всем, кто дышит.
И вдруг кто-то выкрикнул одно ужасное слово:
– Берсеркеры!
Нет, всего единственный берсеркер. Это стало явным из сообщения, переданного громкоговорителем системы связи лаборатории. Голос был неколебимым и громким. Создавалось впечатление, что электроника желает успокоить людей.
Но паника все-таки продолжалась: в каком количестве и в какой форме может придти смерть?
Не успела леди Дженевьев отойти от экрана подальше, как на нем снова явилось изображение Ника. Настойчиво глядя в лицо леди, застывшей от страха, Хоксмур сжато, но уверенно предложил себя в пилоты.
– Моя леди, боюсь, что вашего корабля уже нет. Но* мой находится рядом. И совершит стыковку с лабораторией через минуту. Повторяю: я очень хороший пилот.
Леди Дженевьев воскликнула:
– Моего корабля нет? Николас:
– Корабль, который доставил вас сюда, уничтожен. Но мой готов лететь за вами.
Слова, слетавшие с экрана дисплея, где красовался невозмутимый человек, отличавшийся компетентностью и уверенностью в себе, звучали как приказ леди Дженевьев бежать в определенный тамбур. Ей даже давалось четкое направление, куда двигаться.
– Вы находитесь примерно на середине палубы главной лаборатории, не так ли?
Леди оглядывалась в поисках ответа, растерянно посмотрела на Ховелера, который, сам удивляясь своему спокойствию, кивнул ей утвердительно: “Да, примерно на середине”.
Повернувшись к дисплею, леди послушно ответила:
– Да.
Ник продолжал спокойно ее инструктировать. Он собирался произвести стыковку в том месте, где она в это время окажется.
Ей следовало спешить.
Пилот закончил разговор:
– Возьмите всех с собой. У меня есть место на борту. И сотрудников станции заберите. Думаю, будет не так уж много народа.
А Ховелер, хотя и сбитый с толку атакой, вспомнил редкие тренировочные тревоги на борту лаборатории. И в памяти возникали обязанности, которые он должен был выполнять в таких критических ситуациях. Его задача в случае аварии или атаки в основном состояла в том, что он должен контролировать машины, наделенные разумом и выполняющие основную работу на станции. Ховелер нес так же ответственность за своевременное прекращение экспериментов, а так же за хранение инструментов и материалов.
Биоинженер принялся за работу, которая во многом напомнила ему тренировки. И хотя не было необходимости оставаться у дисплея, он все еще не покидал своего места, откуда мог наблюдать за тем, что происходило между супругой премьера и его лучшим пилотом.
Ховелер не упускал возможности наблюдать и за исполняющей обязанности начальника станции доктором Задор, которая в минуту тревоги уже отдавала приказ по самообороне. Она волей случая даже оказалась командующей этой обороны. Несомненно, что она не привыкла к таким трудностям, и Ховелер боялся, что она тоже впадет в панику.
И что-то из опасений Ховелера подтверждалось. Анюта отказалась от предложения Хоксмура, который знал, что делать для их спасения.
С экрана послышалось обращение к ответственным лицам на борту лаборатории, которое доктор Ховелер услышал первым. Это было сообщение с корабля-курьера, как правило, с людьми на борту. Курьер как раз находился на подходе к станции. Его пилот вызвался помочь в эвакуации с лаборатории, поскольку сама станция из-за громоздкости и тяжести не могла маневрировать.
Корабль-курьер мог прибыть к месту происшествия в считанные секунды.
– Согласны! — решительно ответила Анюта Задор. Разрешаю стыковку корабля к люку номер три.
Сделав последнюю важную запись на плоской поверхности монитора, что был рядом с Ховелером, метнув на доктора многозначительный взгляд, она как бы сказала: “Это ваша обязанность”.
И побежала за леди Дженевьев.
Ховелер видел, как Анюта схватила маленькую женщину за руку и решительно повела ее не в том направлении, которое рекомендовал Ник, а прямо к тамбуру номер три. В суматохе люди бегали взад-вперед и по лаборатории, и по двум направлениям, вдаль коридора.
Ховелер не успел опомниться, как Задор уже стояла рядом с ним, устремив взгляд на центральный дисплей.
– Хоксмур!
– Доктор Задор? — узнал ее симпатичный пилот.
– Я сейчас отвечаю за самооборону здесь.
– Да, мадам, понимаю.
– Вам не следует приближаться к станции. Другой корабль уже произвел стыковку.
Она бросила быстрый взор на счетчик:
– И может благополучно произвести эвакуацию.
Добавила:
– Без вашей помощи. А вы займитесь противником.
Хоксмур:
– Мой корабль безоружен.
Голос Ника звучал, как никогда, спокойно и уверенно.
Анюта Задор осерчала:
– Не перебивайте! Если корабль не вооружен, вы можете напасть на врага, протаранить его! А?
Не правда ли, странный приказ? Но Хоксмур ответил:
– Да, мадам! — без колебания подчинился воле Задор. И его изображение исчезло с экрана дисплея.
“Аня, какого черта ты творишь?” — хотелось крикнуть Ховелеру, который до крайности удивился, услышав приказ и ответ на него. Ведь это был приказ принять на себя смерть, самоубийство. Ник выразил спокойное согласие. Определенно что-то происходило, что доктор не мог понять.
Но у него не было времени разгадывать такие шарады. У него не было и необходимости понимать и думать, что происходит снаружи лаборатории.
Ховелер и Задор, оставшиеся на посту по долгу службы, да и по совести, обменялись несколькими словами о том, как идет эвакуация. Затем он позволил себе сделать личное замечание Анюте Задор.
– Анюта!
Ее внимание было занято техническими размышлениями, и она, казалось, не слышала Ховелера.
Он обратился к ней еще раз, уже в официальном тоне;
– Доктор Задор!
Она посмотрела на биоинженера.
– Да.
– Вам следует покинуть станцию с остальными. Вы ведь выходите через месяц замуж. Не думаю, что у вас много шансов на то, чтобы... я прекрасно справлюсь один.
– Это моя работа,— в ее голосе заметно раздражение. И она вернулась к дисплеям.
Исполняющая обязанности начальника лаборатории не стала называть по имени своего старого друга и коллегу. Да, только не сейчас.
Ховелер, тщательно убрав свое рабочее место, покинул его. И оказался вскоре в центре палубы, недалеко от поста, на котором находилась Анюта Задор. Согласно инструкции здесь должны стоять два кресла ускорения для них. Но Ховелер смутился, вспомнив, что несколько месяцев назад их убрали по текущей модификации и не вернули обратно. Считали: зачем, если станция вовсе не приспособлена к маневрам?