Признание Джоан Апни из Дагенхема, графство Эссекс, приведенной к сэру Генри Грею, рыцарю, третьего мая 1589 года.
Эта обвиняемая говорит, что некая Фастиан Кертл, по прозвищу Белый Плащ, ведьма из Баркинга, пришла лет семь или восемь тому к ней в дом и принесла зверушку наподобие крота. Она сказала, что если у нее есть обида на кого-нибудь, то стоит сказать этой зверушке, как она пойдет и обидчика накажет. Она говорит, что крот прожил с ней не больше года, а потом сдох, и тогда Кертл дала ей еще крота и жабу, которые прожили с ней долго. Она говорит, что никогда не выходила из дому без жабы и только в последний раз выскочила, забыв про нее, потому что услыхала, как Джон Харролд и Ричард Фостер ругают ее ведьмой и всякими дурными словами. Она говорит, что оставила однажды жабу под порогом дома Харролдов, и она укусила жену Харролда и пила ее кровь, пока та не умерла, но и после этого жаба не вернулась к ней, Джоан Апни. Говорит, что еще одна жаба перелезла через порог ее дома, когда жена Ричарда Фостера входила к ней, и укусила последнюю, но к ней опять не вернулась. Еще двух жаб она, убегая, оставила дома, но они издохли. Говорит, что ее старшая дочь терпеть ее жаб не могла и никогда их не трогала, а младшая брала их в руки и пользовалась ими также, как и она сама.
Допрос Джоан Прентис, проживающей в приюте для бедных Хиннингам-Сиббл в упомянутом графстве, снят 29 марта, в тридцать первый год правления нашей суверенной владычицы Елизаветы.
Во-первых, упомянутая подозреваемая сообщает и признает, что около шести лет тому назад, между постом Дня Всех Святых и Рождественским, дьявол явился к ней в упомянутом приюте для бедных Около десяти часов вечера он пришел в облике хоря темного цвета с пылающими глазами, когда упомянутая подозреваемая сидела на низком стуле и готовилась ко сну, в комнате никого больше не было Хорь встал на задние лапы, передними уперся ей в колени, уставил свои пылающие глаза в ее глаза и произнес такие слова: «Джоан Прентис, отдай мне свою душу». Подозреваемая очень удивилась и ответила так: «Кто ты, во имя Бога?» Хорь сказал: «Я сатана, не бойся меня, я пришел не затем, чтобы причинить тебе зло, а затем, чтобы взять твою душу, и никуда не уйду, пока она не станет моей». На эти речи упомянутая подозреваемая ответила, что он просит у нее то, чем она не владеет, ибо ее душа принадлежит Иисусу Христу, Чьей драгоценной кровью она куплена. Тогда упомянутый хорь сказал: «Дай мне немного твоей крови». Подозреваемая согласилась и протянула ему указательный палец левой руки, а хорек ухватился за него передними лапами и стал сосать кровь с такой жадностью, что она почувствовала сильную боль. Подозреваемая снова спросила у хоря, как его имя. Он сказал: «Бидд» — и в ту же секунду сгинул, как не бывало.
Следующий пункт: подозреваемая далее сообщила, что около месяца спустя, в тот же ночной час, когда она сидела на низком стуле, готовясь ко сну, тот же самый хорь явился к ней снова и спросил: «Что, Джоан, спать собираешься?» Она ответила: «Да, если будет на то воля Господня, собираюсь». В ту же секунду хорек прыгнул ей на колени, оттуда на грудь, уперся передними лапами ей в плечо и стал сосать кровь из ее левой щеки. Потом он сказал ей: «Джоан, я готов и всегда буду готов сделать для тебя что угодно, только попроси». А она как раз накануне поспорила немного с Уильямом Адамсом, чья жена была из упомянутого Хиннингам-Сиббла: «Не мог бы он пойти сейчас к ней и испортить ей пиво, которое она варит». Он сделал, как она просила. Следующий пункт: упомянутая подозреваемая сообщает и подтверждает, что упомянутый хорь еще несколько раз приходил к ней, и всегда в то время, когда она собиралась ложиться спать; в последний раз он навещал ее около семи недель тому назад, когда она тоже собиралась лечь спать. Он прыгнул ей на плечо, пососал кровь из левой щеки и спросил, что надо сделать на этот раз. Она ответила: «Ступай в дом мастера Гласкока и пощипли его дочь по имени Сара, да не сильно». Наутро он пришел к ней и сказал, что сделал, как она просила, а именно ущипнул Сару, так что скоро она сама увидит его работу. Тогда она ответила: «Ах ты, разбойник, ты что наделал, я ведь велела тебе пощипать немного, а ты убил ребенка». Но стоило ей произнести эти слова, как хорек исчез из виду и больше не появлялся. Пункт следующий: она сообщила и подтвердила, что каждый раз, когда ей хотелось призвать своего хоря и дать ему какую-нибудь работу, она произносила такие слова: «Бидд, Бидд, Бидд, ко мне, Бидд, ко мне, Бидд, иди сосать, иди сосать, иди сосать», и он вскоре появлялся таким манером, как описано выше, сосал кровь из ее левой щеки, а потом делал ее соседям всякие пакости, которые она приказывала или велела ему делать. Наконец подозреваемая сообщила и признала, что некая Элизабет Уэйл, жена Майкла Уэйла, работника из упомянутого Хеннингам-Сиббла, и Элизабет Мотт, жена Джона Мотта, сапожника из того же города, также хорошо знакомы с ее Биддом, как и она сама, но какой вред при его помощи причинили они своим соседям, сказать не может.
Когда им прочли их обвинительные акты и протоколы допросов, они стояли на своем, чтобы продлить жизнь. Для доказательства их вины были вызваны различные свидетели давать показания против них, но прежде, чем привести их к присяге, окружной судья дальновидно вызвал двух незаконнорожденных сыновей, похвалил их за правдивые ответы, которые они дадут на его вопросы о матерях и бабке, и они говорили правду, так что их ответов вкупе с показаниями других свидетелей хватило для доказательства вины. Присяжные нашли этих дурных женщин виновными в убийстве мужчин, женщин и детей, а также совершении разных других дурных и отвратительных дел, а затем на основании их решения судья огласил смертный приговор, который они заслужили.
Когда правосудие свершилось, осужденных увели из зала суда и вернули в тюрьму, где они оставались два часа, пока офицеры готовились вести их к месту казни. Когда ведьм привели туда, некий мастер Бард, ученый служитель Бога, по желанию судьи стал убеждать этих дурных женщин покаяться, рассказать людям всю правду о своих деяниях и воззвать к Господу о милосердии для их раскаявшихся сердец. А также просить прощения из Его рук за свои грехи. Несколько молитв они повторили за священником, но больше не стали, однако признали, что заслуживают казни за свои ужасные грехи, и спокойно приняли смерть. Заметьте, матушка Апни, которую мучила совесть, воскликнула, что она тяжко согрешила, что дьявол обманул ее, и она дважды отдала ему свою душу, и все же дух Божий пробудился в ней, и она очень жалела, похоже, что мастеру Варду пришлось с ней так помучиться, и умерла, раскаиваясь, прося прощения у Бога и людей, до самого последнего вздоха своей низкой и отвратительной жизни.
Уорбойсские ведьмы
Печально знаменитый заговор против троих ни в чем не повинных людей, самый широко обсуждавшийся из всех ведовских процессов, имевших место в Англии до 1600 г. По сути, суд над семьей из Уорбойса — это история о том, как три маленьких чудовища послали на смерть старых и бедных людей. Что делает всю эту историю особенно печальной, так это безоговорочное доверие облеченных властью и ответственностью людей к поставленному девочками спектаклю. Однако выдвинувшие обвинения дети принадлежали к богатой и влиятельной семье, а потому необходимо было найти какое-то объяснение их подростковому помешательству. «От начала и до конца, — писал Уоллес Ноутстейн, — в этом деле сильный выступал против слабого… все обернулось против бедной, но пользовавшейся уважением семьи».
Роберт Трокмортон был крупным землевладельцем, проживавшим в местечке Уорбойс, графство Хантингдон. Его дочь страдала сильнейшей истерией, сопровождавшейся, вне всякого сомнения, эпилептическими припадками.
Числа десятого ноября 1589 года мистрис Джейн, одна из дочерей упомянутого мастера Трокмортона, которой в ту пору было около десяти лет, впала неожиданно в телесную болезнь, которая проявлялась следующим образом. Иногда она чихала громко и часто на протяжении получаса, а потом столько же лежала тихо и неподвижно, как человек в трансе или обмороке. Потом живот у нее начинал раздуваться так сильно, что никто не мог ни заставить ее согнуться, ни удержать. То вдруг она начинала трясти одной ногой, как будто в ней были судороги; иногда другой. Потом она начинала трясти рукой, потом другой, потом качать головой, как будто заразилась какими-то перемежающимися судорогами.