Палата была заставлена множеством всевозможных приборов, повсюду змеились провода и тонкие прозрачные трубочки — все гудело, жужжало, на экранах вспыхивали и гасли какие-то цифры, подергивались стрелки приборов. В середине всего этого кошмара лежала Элейн — мертвенно-неподвижная, с восковым лицом. Неестественный цвет кожи производил ужасное впечатление.

Я снова повторил свой первый вопрос:

— Доктор, она будет жить?

Он не отвечал, и когда я оторвал глаза от Элейн, его уже не было. В палате мы были с Элейн одни. Я хотел приблизиться к ней и коснуться ее руки, но не знал, можно мне это сделать или нет. Когда в палату вошла медсестра, я так и стоял в нерешительности, не зная, что делать.

— Вы можете побыть еще несколько минут, — сказала она. — И поговорить с ней.

— Она может меня услышать?

— Некоторые больные слышат практически все, даже когда находятся в состоянии глубокой комы.

Она вышла, а я провел рядом с Элейн еще минут пять — десять. Все это время я разговаривал с ней, хотя сейчас и не помню о чем.

В палату снова вошла медсестра и попросила меня удалиться: она сказала, что я могу подождать в комнате ожидания — мне сообщат обо всех изменениях в состоянии пациентки.

Я осторожно поинтересовался, каких именно изменений можно ожидать. Медсестра ответила не сразу.

— Пока всякое может случиться, — неопределенно ответила она. — Случай очень тяжелый... Вы знаете, этот наш город...

Конечно, я понимал, что виноват в случившемся не город, — не он истязал мою Элейн. Виноват в этом был конкретный человек, а появиться он мог где угодно.

Джо Деркин уже сидел в комнате ожидания и поднялся, едва завидев меня. Он был небрит и выглядел так, как будто если и спал, то прямо в мундире.

— Ну, как она? — спросил он.

— Знаешь, не очень хорошо, — ответил я.

— Разговаривает?

— Во-первых, она без сознания, а во-вторых — на ней кислородная маска. Так что о разговоре речи нет.

— Врачи предупреждали меня, но я хотел проверить. Здорово будет, конечно, если она даст показания, но мы можем опознать Мотли и без ее помощи. Охранник идентифицировал его.

Затем он вкратце рассказал мне о том, что же именно произошло, — об убийстве Эчвэрри, о том, как Мотли сумел проникнуть в дом на Пятьдесят первой.

— Теперь у нас есть все, что необходимо, — добавил он, — мы развесим его портрет по всему городу. Убит полицейский — что еще нужно?

Полицейские зачастую считают вспомогательную службу чем-то несерьезным — сборищем романтически настроенных юнцов, раз в неделю ошибающихся вокруг полицейских участков только лишь для того, чтобы поиграть во взрослую игру во всамделишней форме; но когда кто-то из них погибает на службе, молва моментально зачисляет его в пантеон героев в синей униформе. Ничто так не сметает все барьеры и не открывает все двери, как смерть.

— Он убил уже девять человек, и это как минимум, — сказал я. — А если считать и Элейн, то десять.

— Она что, умрет?

— Пока еще никто не берется сказать ничего определенного — наверное, откровенность не принадлежит к числу добродетелей наших медиков. Будь мы в Лас-Вегасе, нам бы первым делом сообщили вероятность в процентах.

— Слушай, ты прости меня, Мэтт...

Я уже почти было ответил ему, но сдержался. Джо откашлялся и спросил, есть ли у меня какие-нибудь сведения о том, где может скрываться Мотли.

— Откуда?!

— Ну, может, ты успел разведать что-нибудь... самостоятельно?

Я посмотрел прямо ему в глаза:

— Джо, сам посуди, как бы я мог сделать это? Ты что, забыл, как защищал его от меня? Если бы я просто подошел к его дому, меня мог бы арестовать первый же полицейский!..

— Мэтт...

— Извини, — прервал его я. — Элейн — прекрасный человек и товарищ, я знаю ее не первый год. Увидеть ее в таком состоянии — это слишком для меня.

— Я все понимаю.

— Я полностью опустошен, всю ночь не спал и только собрался лечь в постель, как получил вот это известие.

— Где же ты был? Небось Мотли выслеживал?

Я отрицательно покачал головой.

— Просидел всю ночь с Микки Баллу. Вспоминали минувшие годы.

— С ума сойти, да почему именно с ним?

— Это мой друг.

— Ну и друзья у тебя!

— Ну, не знаю... Когда я думаю обо всем этом, то становлюсь старым полицейским до мозга костей; а кто я на самом деле? Сомнительная личность без определенных занятий, без состояния.

— Перестань!..

Я ничего не сказал в ответ.

— Я уже извинился, понял? Я играл в игру по правилам — ты же сам работал в полиции, знаешь, небось, как все делается.

— Да, я все понимаю.

— Ну что же, — сказал Джо. — Если узнаешь что-нибудь, поставь меня в известность, ладно?

— Да, если узнаю.

— Кстати, почему бы тебе не поехать домой и не поспать немного? Ей ты ничем помочь не сможешь. Лучше езжай-ка отдохни немного.

— Да, разумеется.

Мы вместе вышли из корпуса: я пытался вспомнить фамилию доктора, с которым беседовал — у всех врачей на халатах висели пластиковые значки, — но не смог, сколько ни старался.

Светало, на улице стало немного теплее; Деркин сказал, что у него есть машина и что он мог бы отвезти меня в Даунтаун. Я вежливо отказался, пояснив, что возьму такси, и он не настаивал.

Возиться с наружным замком двери дома номер 288 на Восточной Двадцать пятой улице мне не пришлось; как только я приблизился к зданию, из него вышла женщина, улыбнулась и придержала дверь, чтобы я мог войти. Я поблагодарил ее и прошел внутрь.

Дверь в конце длинного коридора, замок которой я заблокировал при помощи зубочистки, оставалась в том же положении. Я плотно закрыл ее за собой, вышел во дворик и посмотрел вверх.

По дороге в Даунтаун я сделал две остановки, и теперь у меня появились полицейские наручники и маленький диктофон. Для наручников я нашел место в кармане брюк, а диктофон переложил в карман пиджака, где он разместился по соседству с «Размышлениями» Марка Аврелия, так и не дочитанными мной. В другом кармане лежал «смит» тридцать восьмого калибра. Сняв пальто, я аккуратно сложил его и водрузил на крышку одного из мусорных баков.

Крыс не было и в помине: наверное, они отдыхали после бурной ночи. Так же, как и Мотли.

Стараясь производить как можно меньше шума, я передвинул бак под пожарную лестницу и взобрался на него; теперь я вполне мог до нее дотянуться. Подтянувшись, немного повисел, но ничего особенного не случилось. Я потянул сильнее, и она скрипнула, послышался металлический скрежет.

Я подождал немного, но окна наверху по-прежнему были пусты. Шума я наделал немного, к тому же большинство жильцов в это время наверняка находились на работе, а те, кто пришел с ночной работы, уже спали.

Где-то на Второй авеню послышался резкий звук автомобильного клаксона, которому ответил пронзительным стаккато другой водитель. Я осторожно полез наверх — сначала подтягиваясь на руках, пока мои ноги не нащупали нижние кольца. «Смит» в моем кармане слегка лязгал, ударяясь о металл. Забравшись на первый горизонтальный участок, я прислонился к кирпичной стене и постарался восстановить дыхание. Через минуту-другую я уже был готов продолжить свой путь. Добравшись до пятого этажа, я пригнулся, спрятавшись за металлическим парапетом, и посмотрел через окно.

В квартире было темно. На окнах металлические ставни — защита от нежданных гостей, но они не были закрыты на замок, а само окно немного приоткрыто. Я приблизился к нему и заглянул. Передо мной была небольшая спальня со старомодной металлической кроватью с покрывалом, комодом и парой корзин из-под молока, служивших тумбочками. На одной стоял телефон, на другой — небольшой приемнике часами.

Я стоял неподвижно, пока не прошла целая минута; секунды безмолвно сменяли одна другую, в квартире тоже царила абсолютная тишина.

Ну что же, Брайан не обманул меня — я попал именно туда, куда стремился. С первого взгляда я понял, что Мотли успел побывать здесь после визита к Элейн.