— Замечательно!..

— Я промолчала, но заметила, что хочу получить деньги за выполненную работу... что-то в этом роде, не помню точно. Он посмотрел на меня этим своим мертвящим взглядом и заявил, что не платит денег.

Элейн перевела дух.

— И тут я сделала глупость. Вместо того чтобы позволить ему уйти, я решила, что это просто самомнение или что-то в этом роде; я сказала, что речь необязательно идет о деньгах. Может, он сделает мне какой-нибудь подарок?..

— А он в ответ ударил тебя.

— Нет. Он направился ко мне, и я попятилась назад. Он наступал до тех пор, пока не прижал меня к стене, и протянул ко мне руку. На мне была одна рубашка. Он нажал двумя пальцами вот сюда; наверное, здесь расположены какие-то нервные окончания или особые точки; боль была адская, но после нее не осталось никаких следов. Вплоть до сегодняшнего утра.

— Завтра, возможно, станет еще хуже.

— Наверняка. Оно и сейчас болит, но уже не так, а тогда боль была просто невероятной. Я упала на колени; ты не поверишь, но на какое-то время я лишилась зрения. Наверное, просто потеряла сознание.

— И все это — только двумя пальцами?

— Да. Затем он отпустил меня; пришлось держаться за стену, я чуть не падала. Он мерзко улыбнулся и заявил:

«Теперь мы будем видеться очень часто. Ты будешь делать все, что я прикажу». И ушел.

— Ты позвонила Конни?

— Никак не могу найти ее.

— Если этот подонок позвонит еще раз...

— Я пошлю его ко всем чертям! Будь уверен, Мэтт, эта сволочь больше не переступит порог моего дома.

— Ты запомнила, как его зовут?

— Мотли. Джеймс Лео Мотли.

— Он сказал тебе свое полное имя?

Элейн кивнула.

— Да. И он даже не предложил мне называть его просто Джимми — нет, Джеймс Лео Мотли. Что ты делаешь?

— Записываю. Может, мне удастся узнать, где он живет. Кроме того, надо выяснить, не значится ли он в нашей картотеке. Судя по твоему описанию, именно там ему и место.

— Да, Джеймс Лео Мотли, — еще раз повторила Элейн. — Если ты вдруг потеряешь свой блокнот, не отчаивайся — сразу же позвони мне. Я это имя не забуду.

* * *

Адрес его установить я не смог, но зато раздобыл заведенную на него желтую папку. За ним тянулась цепочка из шести-семи арестов, в основном за нападения на женщин. В каждом случае жертвы забирали свои заявления назад, и обвинение рассыпалось. Один раз он попал в легкую аварию на шоссе Ван Вик и жестоко избил водителя другой машины. Этот инцидент дошел до суда, Мотли обвинялся в разбойном нападении, однако очевидцы под присягой заявили, что водитель напал на него первым, с монтировкой, и Мотли пришлось защищаться голыми руками. Если это было действительно так, то боец Мотли был отменный — его противник в итоге попал в госпиталь.

Итак шесть или семь арестов, но ни одного приговора. Во всех случаях он обвинялся в насилии. Это очень не понравилось мне; я позвонил Элейн, но не застал ее дома.

Примерно через неделю она сама мне позвонила. Я как раз был на месте, так что ей не пришлось представляться кузиной Фрэнсис.

— Он приходил еще раз, — сразу сказала она. — Избил меня.

— Жди. Немедленно выезжаю!..

* * *

Элейн все-таки разыскала Конни, та не хотела говорить на эту тему, но в конце концов призналась, что за последние несколько недель она виделась с Джеймсом Лео Мотли. От кого он получил ее номер, она точно не знала, а его первый визит к ней прошел так же, как и тот, о котором рассказала Элейн. Он тоже заявил, что не будет платить, что ей еще не раз предстоит встретиться с ним. И он тоже избил ее — не сильно, но достаточно, чтобы она это запомнила.

С тех пор он навещал ее по нескольку раз в неделю. Вскоре он начал требовать денег, продолжал угрожать и всячески издевался над ней как во время, так и после полового акта. Он постоянно повторял ей, что знает, чего ей надо, что она просто дешевая проститутка и с ней так и нужно обращаться.

— Теперь я твой мужчина, — заявил он ей. — Ты теперь принадлежишь мне полностью, вся — и душой, и телом.

Беседа с Конни, как и следовало ожидать, вывела Элейн из себя. Она решила обо всем мне рассказать, как и я собирался поведать ей о прошлом Мотли, которое мне удалось узнать из полицейских архивов. Элейн не очень-то спешила, ожидая случая увидеться со мной, так как была твердо уверена, что больше не позволит этому сукину сыну проникнуть в ее квартиру. Когда на следующий день после их беседы с Конни он позвонил вновь, она ответила ему, что занята.

— Найди время и для меня, — возразил он.

— Нет! — отрезала Элейн. — Я не хочу больше видеть вас, мистер Мотли.

— С чего это ты возомнила, что можешь сама решать?

— Идиот!.. — ответила она ему. — Не звони сюда больше, так будет лучше для нас обоих. Забудь мой номер.

Через пару дней он позвонил вновь.

— Полагаю, что я смогу заставить тебя переменить свое решение, — сказал он на этот раз.

Элейн попросила его исчезнуть с глаз долой и бросила трубку. Все трое привратников были специально предупреждены не пускать никого, предварительно не позвонив ей. В принципе это было обычной практикой, но на этот раз Элейн объяснила им, что требуется особая осторожность. На пару дней она прекратила прием новых клиентов, опасаясь, что среди них могут оказаться сообщники Мотли. На улице в эти дни она не могла избавиться от ощущения, что за ней непрерывно следят, чувствовала себя неуютно и не выходила из дому без особой нужды.

Прошло несколько дней. Все было спокойно, и тревога Элейн понемногу начала проходить. Она собиралась позвонить и мне, и Конни, но так и не выбрала времени.

В тот день неожиданно зазвонил телефон. Это был знакомый администратор студии, который жил на побережье, но регулярно посещал ее каждые несколько месяцев. Элейн взяла такси и провела часа полтора в его апартаментах в Шерри-Нидерланд. За это время он пересказал ей все связанные с кино сплетни, пару раз побывал с ней в постели и под конец вручил одну или две сотни долларов — на такси более чем достаточно.

Когда она вернулась к себе домой и зашла в квартиру, Мотли уже сидел на кожаном диване. Элейн бросилась бежать, но дверь была заперта — она сама заперла ее на замок, как только вошла. Элейн мгновенно оценила ситуацию — бежать было поздно.

— Даже если бы я умудрилась быстро отпереть дверь, он все равно бы схватил меня у лифта, — объяснила мне она. — Он не позволил бы мне уйти.

* * *

Мотли силой втащил Элейн в спальню и разорвал на ней одежду. Оставшийся после первого его визита синяк все еще побаливал, но он вновь с силой вонзил пальцы в ту же точку; Элейн пронзила острая боль, как от удара ножом. Затем он надавил на другую точку на внутренней поверхности бедра, и боль стала такой невыносимой, что Элейн подумала, что может умереть от нее.

Вся ее воля куда-то улетучилась; сопротивляться не было сил. И тогда он швырнул ее на кровать лицом вниз, расстегнул брюки... Элейн почувствовала ужасную боль и стыд.

— Я никогда не соглашаюсь на такую мерзость, — объяснила мне Элейн. — Это ужасно больно и отвратительно; не помню уж, когда мне довелось испытать это прежде. Но на этот раз боль, которую причинял его член, не шла ни в какое сравнение с той, которую он мог вызвать простым нажатием пальца. Как будто все это происходило не со мной — я была уверена, что он убьет меня, и мне уже было все равно.

После этого Мотли заговорил. Он сказал, что она слабое, тупое и грязное животное, что он лишь удовлетворил ее страстное тайное желание. Он говорил, что в душе ей нравится делать это.

Он сказал, что его женщины всегда получали то, что они хотели. Некоторые хотят побоев, некоторых надо убить.

— Еще он добавил, что ему не нужно убивать меня. Говорил, что когда-то давно убил очень похожую на меня девушку — сначала убил, а затем изнасиловал таким же отвратительным способом. Сказал, что так ему даже больше нравится — лишь бы тело было еще теплым и неокоченевшим.