Как я уже говорил, черные крылья были сложены на спине, но под ними проглядывало что-то посветлее. Я предположил, что, как у некоторых жуков, у этой ламии двойные крылья. Всего их четыре, и легкие нижние защищены тяжелыми верхними.

Маб трижды громко принюхалась.

— Мертвая на вид. Высохшая и мертвая. Но пахнет иначе. Что-то странное. Загадка. Может, она просто в глубоком сне?

— Если так, на то должна быть серьезная причина, — сказал я, отчаянно стараясь выиграть время. — Я тоже в растерянности. Не сомневаюсь, ответ мы найдем в книгах из первого сундука. Мне кажется, что вторая точно такая же, и обе они — приживалы. Только представь, как полезно иметь в своем распоряжении подобное существо, готовое исполнить все твои приказания! И всего за пару капель крови.

— Такой твари пары капель не хватит. Мне все это не нравится, — сказала Маб.

Юная ведьма с сомнением взглянула на меня и слегка отодвинула фонарь, чтобы лицо ламии снова скрыла тень.

— Положите их обратно в сундуки, — приказала она сестрам. — Бет, пошевеливайся! Дженнет, помоги сестре! Жуткие, неприятно смотреть на них. Будет гораздо спокойнее, когда они снова окажутся под замком.

Бет послушно ухватилась за край парусины, собираясь обернуть существо. Однако в этот момент луна наконец появилась, и внезапно глаз ламии широко распахнулся.

Казалось, она поглядела прямо на меня, содрогнулась всем телом и медленно поднялась на четвереньки. Близнецы взвизгнули и бросились к люку. Маб отошла в сторону и вытащила из-за пояса нож.

Ламия посмотрела на меня, громко принюхалась и снова повернулась к сестрам. К этому моменту Бет уже пролезала в отверстие, Дженнет лишь немного отставала от нее. Чудовище встряхнулось, как собака, вылезшая из воды, и вперила свирепый взгляд в Маб.

— Ты не видела этого в своем зеркале? Ведь не видела! — воскликнул я.

— Ты знал, да? — обиженно спросила она. — Прочел, что в сундуках, но не сказал! Как ты мог, Том? Как ты мог предать меня?

— Я открыл сундуки. Я сдержал слово. И, надеюсь, ты в восторге от увиденного, — ответил я, изо всех сил сдерживая гнев.

Как она может говорить о предательстве, когда сама заставила меня исполнять свои приказы? При воспоминании о том, как она приставила нож к горлу Мэри, меня пробила дрожь. Я больше не мог сдерживаться, и слова хлынули потоком.

— Все три сундука принадлежат мне, и ты знаешь это! А теперь ты потеряла их! И эту крепость тоже! Недолго же ты правила Пендлом!

Внезапно я смолк, услышав в собственном голосе издевку. И тут же пожалел о том, что сыпал соль на рану. Не стоило говорить все это. Папа бы огорчился.

Ламия шагнула к Маб, и та поспешно попятилась.

— Ты пожалеешь об этом! — прошипела ведьма. — Ты и впрямь мне нравился, но теперь осталось лишь разочарование! У меня больше нет выбора. Мы присоединимся к другим кланам и сделаем то, чего так жаждет Вюрмальд. Она хочет твоей смерти. Хочет причинить боль твоей матери, расстроить ее планы. Хочет, чтобы ты не стал ведьмаком. И теперь я готова помочь ей! Посмотрим, как ты запоешь в лапах Старого Ника. Посмотрим, что ты почувствуешь, когда мы натравим на тебя самого дьявола!

Между тем ламия продвигалась вперед медленно и целеустремленно; лицо Маб исказил панический страх. Вскрикнув, она выронила нож, фонарь и вслед за сестрами бросилась к люку.

Не тратя времени даром, я подобрал кинжал, перерезал веревку на втором свертке и расправил парусину. Лунный свет упал на создание. Спустя несколько мгновений обе ламии были в состоянии полной боевой готовности. Они устремили на меня испытующие взгляды, однако я не понимал выражения их глаз. Внезапно во рту пересохло, я сильно занервничал. Что, если они не узнали меня? Что, если мама ошибалась?

Неужели это и впрямь мамины сестры? Я вспомнил Марту, тетю со стороны отца, добродушную старую женщину с румяными щеками и всегдашней улыбкой. Она умерла, но я сохранил о ней самые теплые воспоминания. А эти существа полностью, совершенно отличались от нее! И да, следовало признать: все это означало, что мама тоже ламия.

Что именно произошло? Может, мамины сестры оставались дикими, в то время как она медленно изменялась в сторону домашней формы, мягкой и доброй? Она выглядела как человек, когда папа впервые повстречал ее. Он был моряком, его корабль зашел в какой-то греческий порт, и там он обнаружил маму, связанную серебряной цепью, с прибитой к скале рукой. Кто это сделал и почему? Может, тут была замешана Вюрмальд?

Позже мама привела папу в свой дом с обнесенным высокой стеной садом. Там они счастливо жили какое-то время, но потом по ночам к ним стали приходить сестры мамы — высокие, «неистовые» на вид женщины, как выразился папа. Казалось, они сердились на него. Он думал, что мама настояла на переселении из Греции в Графство, именно чтобы держаться подальше от сестер. Но он ошибался.

Видимо, без его ведома их положили в эти сундуки. Тогда они были еще домашними, но потом постепенно обрели прежнюю дикую форму; может, из-за отсутствия контакта с людьми, поскольку все эти долгие годы они спали. Да, похоже, в этом есть смысл. Припомнилось и то, что как-то сказала мама:

«Никто из нас не воплощает добро или зло в чистом виде — всего хватает вперемешку, — но в жизни каждого человека наступает момент, когда он делает шаг в сторону либо света, либо тьмы… Иногда под воздействием встречи с кем-то. Благодаря твоему отцу я пошла верном направлении, вот почему сегодня я здесь».

Может, мама не всегда была доброй? И именно папа изменил ее?

Пока мысли вихрем проносились в голове, обе ламии устремились к открытому люку и по очереди спрыгнули в него. Подобрав брошенный Маб фонарь, я медленно последовал за ними. Спустился в комнату с подъемным механизмом и через другой люк заглянул в обширное жилое помещение внизу.

В воздухе звенели крики, они доносились из хранилища, куда кинулись Маулдхиллы. Без сомнения, ведьмы рассчитывали сбежать в туннели. Я тоже начал спускаться по винтовой лестнице.

К тому времени, когда я достиг уровня земли, вопли неслись уже издалека, стихая с каждым мгновением. Из хранилища тянулся кровавый след. Интересно, кто из Маулдхиллов стал жертвой ламий? Я медленно подошел к двери, страшась увидеть то, что она скрывает.

Однако помещение уже опустело. Я пересек его и заглянул в люк. Там было темно, но в отдалении покачивались огни — это Маулдхиллы бежали вниз по винтовой лестнице; эхо их криков металось по всему огромному пространству. Я поднял фонарь. Кровавый след тянулся и здесь. Глаза ламии сверкнули, отражая свет. Она тащила что-то вниз по ступеням — да, тело. Лица я не видел, только голые ноги, стучавшие по плитам.

Маулдхиллы служили тьме, но мне стало жаль погибшую. И еще меня мучили угрызения совести, я ведь предал Маб, пусть и на благо Графства. Но что, если все будет так, как она сказала? Что, если, сбежав от ламий, она назло объединится с другими кланами? И в результате надо мной, моими родными и всей страной нависнет великая угроза?

Я захлопнул люк с досадой и раздражением. Я запер бы его, но мой особый ключ все еще оставался у Алисы. Мне нечего опасаться ламий. Мы с ними родня, в моих жилах течет их кровь. И все же лучше держаться от них подальше. Я не был готов взглянуть в лицо правде и признать, кто я на самом деле такой.

Это была долгая ночь. Я попытался уснуть, надеясь хоть ненадолго забыть обо всем, что произошло. Безрезультатно. В конце концов я вернулся на зубчатую стену и стал ждать восхода.

Похоже, я был в безопасности. Мост поднят, брешь в стене заделана, и ламии не подпустят ни Маулдхиллов, ни Малкинов, если те попытаются проникнуть в башню через туннели. Однако меня очень волновало состояние Джека.

Вот если бы доставить его вместе с семьей сюда, в крепость… Не исключено, что какое-нибудь снадобье из первого маминого сундука поможет ему. Мне хотелось увидеться и с Ведьмаком — предостеречь его насчет Вюрмальд, рассказать обо всем. Однако еще сильнее было желание поговорить с Алисой. Она знает, где я, и, если последние новости достигли ее ушей, вполне может вернуться. И в травах она разбирается — вдруг найдет среди них те, от которых Джеку будет толк. Снаружи опасно, но я понимал: если Алиса не появится в течение дня, придется выйти и отправиться на поиски.