– А вот эти предметы были изъяты из вашего рабочего стола. – В руке Пацюка появилась еще одна кюветка, в которой лежало как минимум десять подобных предметов. – Техническая экспертиза, разумеется, установит, что это такое.

У Кульчицкого задергалась щека.

– Это передатчик новейшего поколения. Прошу занести в протокол, что я добровольно… Прием в радиусе до ста пятидесяти километров… Можно использовать, в частности, ультразвук…

– Ну что ж, – Пацюк отодвинул от себя протокол. – Подпишите, и будем звонить.

– Кому?!

– Подельникам вашим.

– Я не знаю… – едва не заплакал Кульчицкий.

– Чего не знаете? Номеров телефонов? Сейчас вы наберете номер телефона человека, с которым связаны…

Кульчицкий, подтирая жижицу под носом, вцепился в телефон мертвой хваткой и принялся судорожно накручивать диск.

– Мицуко, – истошным голосом завопил он, когда последняя цифра была набрана.

– Не пойдет, – Пацюк тотчас же положил ладонь на кнопку. – Боюсь, что с этим номером у вас будут проблемы. Давайте другой.

– Да-да, сейчас, конечно… Но я не знаю главного… Я только пешка… Меня запугали… Меня заставили… Я с красным дипломом окончил второй медицинский… Меня запутали, клянусь вам… Я клянусь вам… Я не знаю…

– Набирайте.

Упитанные пальцы Кульчицкого снова заскребли по диску.

– Возьмите себя в руки, Виктор Афанасьевич.

– Да-да, конечно… Я возьму.

Он действительно притих. И даже умудрился провести коротенький разговор достойно.

– Это я, Витек. Срочно приезжай, у нас неприятности… Нет, не по этому поводу. Немедленно. Жду.

– Ну, – спросил Пацюк, когда Кульчицкий положил трубку. – Он подъедет?

– Вы же слышали…

– Через сколько он будет?

– Если это срочно, то минут через двадцать… Не позже.

– Хорошо. Пусть ваша медсестра…

– Она ни при чем… Она хорошая девушка, – запричитал Кульчицкий.

– Пусть она его встретит. Или вы сами встречаете его?

– Нет… Обычно я жду в кабинете.

– И без глупостей. – Предупреждение Пацюка, топором повисшее в спертом евростандарте кабинета, выглядело излишним.

…Ровно через двадцать одну минуту кто-то подергал ручку снаружи.

– Витек, это я.

– Входи. – Если голос Кульчицкого и дрожал, то лишь совсем чуть-чуть.

Забелин напрягся. Насторожились и все остальные. Дверь кабинета приоткрылась, и на пороге показался ничем не примечательный молодой человек лет тридцати с чисто выбритым черепом. Внешность его можно было бы назвать абсолютно ординарной, если бы на самом конце подбородка не курчавилась крошечная, заплетенная в косицу борода.

– Привет, Витек, – мельком осмотрев кабинет, произнес молодой человек. Совершенно спокойным голосом. То ли по инерции, то ли потому, что вообще привык никому и ничему не удивляться. – Это твое срочное дело? Так я и знал…

За его спиной уже мелькали тени. А парень смотрел на Кульчицкого в упор, не выказывая ни малейшего признака волнения.

– Дурак ты, Витя, – ласково произнес парень, когда ему завели руки за спину. – А дуракам везет. И тебе повезло… Не успел я до тебя добраться.

Но Забелин как будто не видел ни парня, ни покрывшегося испариной Кульчицкого. Егор Пацюк – вот кто занимал его сейчас больше всего.

А на Пацюка…

На Пацюка страшно было смотреть. Рот его приоткрылся, глаза выпрыгнули из орбит, а и без того непокорные волосы встали дыбом.

– Борода, – пролепетал Пацюк. – Ты что здесь делаешь?

– Это он, – услужливо вякнул Кульчицкий. – Это я ему звонил.

– Ты что здесь делаешь, Борода?!

– А ты? – совершенно спокойно спросил Борода. – Что ты здесь делаешь? Мог хотя бы сообщить, что не придешь ночевать…

– Это ты, Борода?! Как же… Борода!..

Бритый череп дернулся, и человек, которого Пацюк назвал Бородой, тихо рассмеялся.

– Увэй, друг мой… Увэй. Но учти, в этой истории я не самый главный…

…Это была старая, ничем не примечательная двухэтажная дача. Они дошли до нее в полной тишине, только раз Кирилла № 2 потревожил телефон.

– Нещередов, – бросил он в трубку. – Нет, сегодня меня не будет. Завтра, возможно, тоже. Переговорите с секретарем.

– Нещередов. – Настя сбила прутиком желтый березовый листок. – Это ваша фамилия?

– Уж какая досталась… Отца и отца отца… И моя соответственно.

– А куда мы идем?

– Увидите.

Но Настя уже видела. Мрачный лес, где сосны были небрежно перемешаны с березами и осинами; мрачная дача с мрачной сеткой голландских окошек; узкая, засыпанная хвоей тропинка. И зачем нужно было оставлять машину чуть ли не в километре отсюда?..

– Мне можно начинать бояться? – Она хотела пошутить, но голос дрогнул, и шутки не получилось.

– Нет. Я скажу, когда будет можно. – Интересно, а он шутит или нет?

Настя недоверчиво хихикнула. А лицо Кирилла № 2 осталось неподвижным.

Неожиданно на втором этаже кажущейся безжизненной дачи зажегся свет. Он возник так внезапно, что Настя даже поежилась.

– Там кто-то есть? – спросила она.

– Наверняка. В таких домах всегда водится всякая нечисть. Не обращайте внимания.

Тропинка, угрюмо подбежав к самому крыльцу, закончилась. Кирилл № 2 поднялся по ступенькам и толкнул дверь. И протянул Насте жесткую руку:

– Прошу.

Только теперь она испугалась по-настоящему. Какой же надо быть дурой, чтобы согласиться поехать с малознакомым человеком в совсем незнакомое место. Где обещанное респектабельное заведение? Где каминный зал в хорошем ресторане? Она совсем не настаивала, но… А этот лес, а эта деревянная дача!.. Если с ней что-нибудь случится…

Если с ней что-нибудь случится, то никто не узнает – это во-первых.

И никто не пожалеет – во-вторых. Потому что ей давно пора гореть в аду за свои дела и делишки. И за снятый лифчик тоже…

– Прошу, – повторил Кирилл.

Далеко она все равно не убежит. Да и Кирилл… Она ездила с ним к черту на рога, и он был угрюмо-мил и не делал ничего предосудительного, хотя, наверное, мог бы… А как он трогательно о ней заботился, когда она надралась в “Морском волке”! Даже снял с нее ботинки. А всего остального не трогал. Да и не стоило везти ее сюда, она бы могла и в городе…

Интересно, что такого она могла сделать в городе? Уж не то ли самое, из-за чего был отправлен в отставку лифчик?..

– Вы идете?

– Иду. – сказала Настя и поднялась по скрипучему крыльцу.

… Дом встретил ее затхлой рассохшейся тишиной. Тишина по углам, тишина на старых, никому не нужных стульях, на перилах лестницы, ведущей на второй этаж. Узенькая полоска света лежала на половицах и указывала направление.

– Наверх, – продублировал указание света Кирилл № 2. Голос его странно изменился, стал жестким и сосредоточенным. И не предвещал ничего хорошего.

Настя подчинилась. А что еще оставалось делать?

– Осторожно, пятая половица снизу приподнята, – сказал Кирилл, когда Настя уже споткнулась и больно ударилась коленом о ступеньку, – Я предупреждал.

– Вы очень галантны, – проглотив слезы, она продолжила движение наверх, которое казалось бесконечным.

На последних трех ступенях Кирилл обогнал ее и широко распахнул дверь на второй этаж.

…Комната была небольшая, но довольно уютная, с яблоками-дичками, разбросанными прямо на полу, со старой горкой из мореного дуба, с соломенным креслом-качалкой, с круглым столом посередине. С низко висящей лампой под абажуром. Со странной печью, больше напоминающей топку, с драпировками, наброшенными на ребра старинных ширм…

И… с Дмитрием Быковым.

Быков сидел на оттоманке в позе лотоса. Глаза его были закрыты, а глотка сама по себе высвистывала полузабытый пошленький мотивчик: “Мальбрук в поход собрался”.

– Я привел ее, – бросил Кирилл, прикрывая дверь за собой.

– Очень хорошо, – обрадовался Быков. И тотчас же раскрыл глаза и расплел ноги. – Привет, о муза!.. Я же говорил, что назначаю вас музой… Кстати, вы никогда не были у Эль-Хамади. Я наводил справки.