В том году он жаловался Киту Олтему в интервью NME: «По популярности концертов и продаже альбомов мы сравнимы с группами вроде Led Zeppelin и The Who, но очень редко получаем за это признание». Еще он сказал, что он не просто гитарист тяжелого рока. Его музыкальные вкусы на самом деле шире. «У меня в машине есть несколько кассет Deep Purple, но я предпочитаю слушать вещи вроде Peter, Paul & Mary, Синатру, The Moody Blues и The Carpenters». Он артист, и относиться к нему нужно соответствующе. «Я хочу переехать в дом побольше, — сказал он. — Подальше от людей, чтобы работать и творить. Нет, у меня уже сейчас большой дом с бассейном, но я хочу себе дом с теннисным кортом и студией, чтобы у меня все было прямо дома и выходить вообще не приходилось…»
Его личная жизнь тоже пошла по похожей траектории. Ранее в том году он познакомился со Сьюзен Сноудон, «аристократичной» подругой Патрика Миэна, и влюбился в нее. Сьюзен говорила, что хочет стать певицей; Тони предложил написать для нее песни. Но когда они впервые встретились, стало ясно, что Сьюзен не умеет петь — и Тони ничего для нее не написал. Вместо этого они поужинали, и Тони оказался покорен ее самоуверенностью и чарами. Они были совершенно не похожи друг на друга, противоположности, которые притягиваются. Но с того самого дня, когда они в ноябре 1973 года поженились, было ясно, что они останутся друг для друга чужими все восемь лет, которые в результате проведут вместе. Отец Сьюзен пригласил новобрачных переехать в свой 200-комнатный особняк с 700-акровым участком на полпути между Бирмингемом и Лондоном, и Тони получил свой дом, где «все есть, и выходить вообще не придется». Впрочем, Сьюзен оказалась несколько шокирована, когда поняла, что он говорил буквально. Между гастролями, когда остальные музыканты возили жен и подруг в длительные отпуска, Тони оставался и работал один в новой студии, нюхая кокаин и засиживаясь до поздней ночи. Возможно, Сьюзен должна была понять, что́ ее ждет, еще когда Тони выбрал шафером на свадьбу известного своим буйным нравом Джона Бонэма, и ужин едва не пошел прахом, когда оказалось, что после тоста с шампанским пить просто нечего, кроме яблочного сока. Тони уже представлял, как «антиквариат будет лететь в стены», но его мама спасла ситуацию, пригласив Бонэма и Оззи, столь же сильно страдавшего от жажды, к себе домой выпить.
Впрочем, больше всего Тони Айомми хотел того, чего нельзя купить ни за какие деньги: уважения. И ради него он был готов практически на все — даже отменить гастроли, затащить группу обратно в студию и не вылезать из нее неделями. На все, что угодно, лишь бы Black Sabbath заняли то место, где должны быть: на самой вершине. Они собирались выпустить концертный альбом а-ля Deep Purple, чей двойной концертник Made In Japan, вышедший в декабре 1972-го, стал колоссальным международным хитом — причем практически без затрат на производство; эта идея весьма взволновала их всех, особенно Патрика Миэна. Но когда Тони после окончания гастролей послушал записи концертов в Лондоне и Манчестере, он пришел в ужас. Это был олдскульный Sabbath, тяжелый, словно кованый сапог, наступающий в сугроб, невероятно громкий и настойчивый. Для зрителей, которые были на концертах, такое, может быть, звучало круто, но вот на записи это казалось изнурительным, лишающим сил, словно кокаиновый отходняк, и совершенно не соответствующим тому направлению, куда Тони собирался вести Sabbath сейчас. Он отказался от этой идеи. Теперь в ужас пришел уже Миэн, поняв, что после этого телефонного звонка растворились в воздухе возможные миллионные прибыли. В конце концов, он отомстил, и это оказалось сильнейшим ударом для группы, но тогда по музыкальной части все решал Тони Айомми, так что летом 1973 года Black Sabbath снова оказались в Лос-Анджелесе и начали работу над пятым альбомом.
Группа обосновалась в том же самом особняке в Бель-Эйре, где сочинила Vol. 4, и снова созвала тех же самых наркодилеров и групи, благодаря которым время, проведенное в доме в прошлом году, оказалось таким вдохновляющим. И хотя остальные считали, что просто записывают что-то типа Vol. 5, у Тони были другие, куда более масштабные идеи. В отличие от предыдущих альбомов Sabbath, которые по большому счету записывались на бегу, между гастролями, на этот раз, решил Тони, все будет совсем по-другому. Вместо того чтобы просто создавать настроение, а потом джемовать, они сначала подумают, что у них есть и как это улучшить, потом — смогут они сыграть новый материал вживую или нет и, наконец, создадут что-то, о чем фанаты и критики станут говорить совсем по-другому, изменят свое отношение к Black Sabbath. Они уже не будут громкой, грохочущей тяжелой рок-группой, а превратятся во что-то более интересное и подвижное, в коллектив, где музыка действительно на первом месте, а имидж второстепенен. Они реабилитируют себя и вернутся в один ряд с самыми яркими новыми звездами вроде Yes, на чьем новом смелом двойном альбоме Tales From Topographic Oceans было всего по одному треку на сторону, и Pink Floyd, которые отказались от прежнего имиджа психоделических пророков и превратились в мастеров прогрессивного рока, выпустив в том же году The Dark Side Of The Moon. Концептуальные альбомы стали практически обязательны для любого рок-музыканта, который хотел, чтобы к нему относились серьезно. Тони слушал двойной альбом The Who Quadrophenia, и ему казалось, что Sabbath оказались оттеснены на обочину «новыми ценителями», которые появились в начале семидесятых и считали последним писком моды Дэвида Боуи и Roxy Music, а группы вроде Mott The Hoople и The Sensational Alex Harvey Band — совсем другой, более стильной, заставляющей по-настоящему задуматься и, соответственно, действительно сложной формой тяжелого рока, с которой Sabbath, до сих пор считавшиеся примитивными и грубыми, не шли ни в какое сравнение.
Нужно было задумываться и над коммерческими вопросами. Они, конечно, остались очень довольны тем, каким получился Vol. 4, первый альбом Sabbath, который записывали, не оглядываясь на бюджет, — но по сути своей музыка осталась той же самой, что и раньше, разве что стала более «причесанной». И это было особенно хорошо заметно по сравнительно неуверенному положению в чартах. В Америке альбом, конечно, стал золотым, но поднялся лишь на тринадцатое место, ниже, чем Paranoid и Master Of Reality. Та же картина была и дома, в Великобритании, где он застрял на восьмом месте. Продажи Sabbath остановились в росте. Билеты все еще продавались хорошо, концерты проходили при аншлагах, но фанаты ясно давали понять, что им уже достаточно имеющихся альбомов Black Sabbath, и больше они, наверное, не нужны. А группы, когда-то игравшие у Sabbath на разогреве, например Yes, продавали чуть ли не вдвое больше пластинок. Даже Deep Purple, которые всегда отставали от Sabbath по мировым продажам, тоже их обошли. Всего за четыре года Black Sabbath превратились из «самого громкого нового шума», мгновенно, без особых усилий, сделавшего их звездами чартов по обе стороны Атлантического океана, в середняков. В отличие от Purple и Zeppelin, Sabbath остановились и в музыкальном развитии. Если у вас есть хотя бы два альбома Black Sabbath, у вас есть все. После появления гигантов прогрессивного рока вроде тех же Yes и роста популярности богов глэма, Боуи и Roxy Music, на Sabbath стали смотреть как на заезженную пластинку. Хардкорная жратва для хардкорных фанатов. Оззи, Гизер и Билл, с головой нырнувшие в выпивку и кокаин, возможно, этого и не замечали, но летом 1973 года, пытаясь придумать по-настоящему новую, потрясающую музыку, Тони Айомми отлично понимал, что для Black Sabbath наступил момент «сейчас или никогда».
Проблема в том, что у Тони ничего не получалось, сколько бы кокаина он ни запихивал себе в нос за 36-часовые сеансы записи на «Рекорд-Плант».
— Это превратилось в ритуал, понимаешь — «О, мы в студии, давайте-ка достанем унцию». По сути, это стало частью работы. Каждый раз, записывая альбом, мы сначала накуривались, потом нюхали кокс, а потом начинали работать. Мы сидели, блин, целыми ночами и сочиняли, и я вообще не хотел уходить со студии. Я там сидел каждую ночь.
