И тут появился он и сказал, что «сильно нервничает, и ему нужна сигаретка». Он как раз завершил очередной сеанс с терапевтом, и «и моя гребаная голова все еще болит». Палата Оззи состояла из большой спальни (она же гостиная), ванной, туалета и небольшой отдельной комнатки. Неплохо обставлено, но как-то уныло. Я заметил, что в большой комнате стоят телефон и факс. Телевизора, правда, не было.

— Они не хотят, чтобы ты слишком долго сидел один в комнате, — объяснил он.

— Похоже на гостиницу, — заметил я, пытаясь разрядить обстановку.

— Ага, только нельзя спуститься на первый этаж в бар…

Мы говорили несколько часов, и Оззи рассказал, что «где-то год назад начал напиваться до беспамятства». Он, конечно, уже раньше сидел в тюрьме, но две ночи, проведенных в Амершемском полицейском участке, были «худшими в моей жизни. Я поверить не мог, когда мне сказали, что я сделал». К счастью, полиция обращалась с ним хорошо.

— Я сидел в отдельной камере, мне давали сигареты и иногда подходили поболтать. Условия, правда, были отвратительные. Я понимаю, что там и не должно быть все как в лагере Батлина, но это просто ужасно. Даже для крыс такие условия хреновые…

Впрочем, больше всего, как он сказал, его беспокоило то, как историю раздули в прессе: от неподтвержденных слухов, что у Шэрон появился любовник и что именно из-за этого в ту ночь супруги поссорились, до пересудов, что Оззи собирается отказаться от менеджерских услуг Шэрон, вернуться к ее отцу Дону Ардену и возродить Black Sabbath. Он устало покачал головой.

— Они делают из мухи слона. Я неразвожусь с Шэрон. Я невозрождаю Black Sabbath. Я невозвращаюсь к Дону. Я просто хочу, чтобы все отвалили и оставили мою семью в покое, понимаешь? Оставьте нас в покое!

Я спросил, какие лекарства он принимает.

— В основном антидепрессанты. У кортизона сильная побочка — он вызывает депрессию, и тебе кажется, словно весь мир взвалили тебе на плечи. А еще я пью всякие противосудорожные средства, потому что у меня от алкоголя начались спазмы.

Он объяснил, что однажды, когда пытался бросить пить, у него были спазмы, потому что «не провел медицинскую детоксикацию», потом продолжил:

— Это было шесть месяцев назад. Все не так плохо, как может показаться, но если у тебя были такие приступы, то тебе дают это лекарство. Я на куче лекарств сижу.

«Приоритет номер один, — по словам Оззи, — это протрезветь и остаться трезвым. Я понимаю, что мне придется ходить на всяческую терапию всю оставшуюся жизнь. Мне нужно ходить на встречи „Анонимных алкоголиков“… Встречаться с другими выздоравливающими алкоголиками. Два алкоголика, которые хотят протрезветь, могут помочь друг другу больше, чем любой психиатр или терапия. В конце концов, у меня есть два варианта: либо в этот раз все будет хорошо, либо я опять все испорчу. А если все не будет хорошо, я или умру, или сойду с ума…»

Я спросил его, есть ли хоть какая-то крупица правды в газетных публикациях, утверждающих, что Дон снова с ним общается, и, к моему удивлению, он ответил, что и Дон, и Дэвид, брат Шэрон, пытались выйти с ним на связь — вплоть до того, что присылали факсы прямо в его номер в «Хантеркомбе». Он встал и показал мне один из них, в котором Дон называет Шэрон «эта ведьма» и предлагает стать его менеджером в случае, если Шэрон решит исполнить свою угрозу и разведется с ним или продолжит судебные разбирательства.

— Они даже попытались позвонить мне в тюрьму, — сказал Оззи. — Я получал телеграммы… Ценю их внимание, но, как мне кажется, им стоит заняться своими делами и оставить меня в покое. Я и моя семья и так нормально живем. Мне не нужна их помощь. Я уже большой мальчик. А не овощ, как они меня когда-то называли.

Я всегда был параноиком. Всегда. Суперпараноиком. А еще я очень нервный и робкий. Когда я выступаю, я совсем другой человек. Оззи на сцене — совсем не такой, каким ты его видишь сейчас. По крайней мере, я на это надеюсь…

Прежде чем мы выключили диктофон, он упомянул, что Тони Айомми тоже звонил ему в реабилитационную клинику.

— Но я не взял трубку. Я не разговаривал с этим мудаком с самого Live Aid, и то, он тогда даже не попрощался. С чего ему вдруг вести себя как старому другу? Знаешь, я не настолько долбо*б, чтобы такого не понимать. Я, может, и пьяница, но мозги у меня не отвалились! По крайней мере, пока еще, приятель. Пока еще…

В следующий раз я увидел Оззи примерно через полтора года. Он записывал в Лос-Анджелесе новый альбом под названием No More Tears, и, судя по демкам, которые он мне поставил, музыка была лучшей со времен работы с Рэнди Роадсом десять лет назад. Он снова пил, курил травку из новенького кальяна, который только что купил, и нюхал кокаин из огромного полиэтиленового пакета. Он кайфовал от всего: выпивки, наркотиков и крутого нового альбома. И, конечно же, когда No More Tears вышел, он стал самым большим его хитом со времен Blizzard Of Ozz: вышел на седьмое место в Америке и разошелся тиражом почти в пять миллионов. Американский тур, в который он отправился в ноябре 1991 года для рекламы своего нового мультиплатинового хита — как обычно, с самыми модными ребятами последнего времени на разогреве, сначала Ugly Kid Joe, потом Alice In Chains, — продлился двенадцать месяцев подряд и включал в себя шестнадцать концертов в Европе и Великобритании следующей весной. Это были самые большие гастроли в жизни Оззи.

Вернувшись домой в мае 1992 года, во время единственного перерыва, он узнал, что умирает. Шэрон, впрочем, была профессионалом до конца: когда оказалось, что на самом деле рассеянный склероз у Оззи не подтвердился и умирать он вовсе не собирается, Шэрон все равно назвала гастроли прощальными для Оззи. Возможно, Оззи еще и не собирается уходить на покой прямо сейчас, но она сполна воспользовалась возможностью сделать этот тур одним из самых запоминающихся — и успешных — в его карьере. Оззи никто и никогда не забудет. В том числе и Black Sabbath. Парадоксальным образом этот ход навсегда покончил с составом Black Sabbath, в котором пел Дио — навсегда. С точки зрения Шэрон, это было приятным бонусом, которым она позже обязательно воспользуется сполна. Вот увидите.

К лету 1992 года все оформили официально. Оззи Осборн будет и дальше выпускать альбомы, сообщалось в пресс-релизе, но вот гастрольную карьеру завершает. Прощальное турне, получившее название No More Tours, включало 63 шоу в Америке, и кульминацией должны были стать два больших концерта в 18-тысячном «Пасифик-Амфитеатре» в Коста-Месе в Оранж-Каунти (Южная Калифорния) 14 и 15 ноября 1992 года. Как и всегда, американские концерты Оззи проходили при поддержке сильных коллективов, которые и сами спокойно могли играть хедлайнерские шоу: Ugly Kid Joe и Slaughter на первых концертах (обе группы тем летом выпустили альбомы, наделавшие шуму в американских чартах), затем Alice In Chains, новые звезды гранжа из Сиэтла, чей второй альбом Dirt вскоре стал в США четырежды платиновым, а также громкие имена второго эшелона вроде Blind Melon и Motörhead.

Но у Шэрон Осборн были еще более амбициозные планы. К турне должна присоединиться еще более крутая группа, которая отправит Оззи на покой в ореоле славы на последнем концерте в Коста-Месе: Black Sabbath. Вот это была идея, достойная всей ее хитрости и проницательности как музыкальной бизнесвумен, и идеально демонстрирующая, насколько яростно она готова защищать мужа, которого вытащила из карьерной могилы, где Sabbath оставили его десять лет назад. Состав с Дио, Айомми, Батлером и Апписи снова вернулся к делу, и он должен был выступить тем вечером на разогреве; все увидят, насколько хорошо Оззи относится к своей старой группе — старый, добрый Оззи, — и одновременно посмотрят на эпоху Дио с другого ракурса — как на группу, которая всегда была ниже Оззи. А потом, в качестве финального убойного жеста, на бис выйдет оригинальный — то есть самый лучший — состав Sabbath, с Оззи, Тони, Гизером и Биллом, и этот славный момент действительно запомнится навсегда.